Николай Гаврилович Чернышевский.
Судьба Ч. трагична:1. Личная судьба, 27 лет, вся 2-я пол. жизни - одиночное заключение в Петропал. крепости, затем Сибирь.2.посмертнаф судьба, т.к. он долго представлялся прямолинейным фанатиком-рев-ром, на самом деле - этой живой, меняющийся человек, высокий интеллектуализм, поэзия мысли, тв. отношение к жизни.
Ч. выразил эпоху 60-х гг., ту же эпоху, что и ЛНТ, Достоевский, при этом не менее полно, а может быть, и более полно, его жизнь, личность, публ., филос., лит. тв-во - центр. явление эпохи. Он подвижнически боролся за соц. общ. идеалы и материалистическое мировоззрение, воплотил в себе классический образ рус. мыслителя-рев-ра.
Это человек "эпохи реализма". Ч. Как психологический тип и его концепция личности.
1.Ч. - идеолог разночинского периода осв. движения, принадлежал к среде разночинцев по рождению и воспитанию - родился в 1828 г. в семье саратовского священника. Семье были свойственны трад. черты патр. -дем. уклада, "простой жизни". Им рано были осознаны соц. уроки, вызванные зрелищем скудного существования родных и знакомых - "бесчисленное множество обыденных историй страдания, проходивших вокруг нас". Этим отличается детство Ч. от, например, Герцена (ср. "Автобиографию" и "Былое и думы", где подобные вопросы не тревожили Герцена-ребенка). Эта среда воспитала в Ч. здравый смысл - ранняя привычка видеть вокруг себя людей, "поступающих, говорящих, думающих сообразно с действительной жизнью. Детство помогло мне, когда пришла пора разбирать, что правда и что ложь, что добро и зло". Патриархально-демократическая среда привела к тому, что (хотя его основная теория полемически заострена против догматических основ старой морали) этическая задача преобладала над всеми остальными, он стремился подчинить социальное тв-во руководству морального идеала, ниспровергатель этич. традиций обнаруживал яростную приверженность нрав. ценностям, кровную причастность к "естественно" народному нрав. миропорядку. Показательна в этом плане привязанность к родителям, несмотря на чувство резкой личной независимости, почтительные письма, которые он регулярно писал из Пб.
2.Напряженная мыслительная деятельность. По традиции семьи Ч. должен был унаследовать проф. отца. Но отец, зная мертвенную обстановку бурсы, дал до 14 лет домашнее воспитание - Ч. знал несколько древних и новых языков (позже - персидский и тат.), много читал. Уже семинаристом перерос домашнюю среду, "людей обыкновенной жизни" по осведомленности и умственным запросам. Уже тогда возник просветительский культ знания, свойственный миру, где овладение культурой ценится в меру потраченных на это самоотверженных усилий и трудов и где в приобщении к культуре видится путь соц. возвышения. Потому Ч. не было свойственно толстовское отрицание культуры. Почему же, готовясь к духовной карьере, Ч. пошел по другому пути? Какую-то роль сыграла ссора отца с епархиальным архиереем, но кроме того, еще и осознание больших своих возможностей. Он не докончил курса семинарии и стал в 1846 г. студентом разряда общей словесности филос. ф-та Пб. ун-та, начав т.о. биографию типичную для "уволенного из духовного звания". При поступлении он набрал на 11 экзаменах 49 баллов из 55 возможных
Это не лучшее время в истории ун-та, преподавание не было сильным, матер. нужда, заставляющая отказываться от театра. Лишь несколько курсов были для него полезными, в т.ч. выдающегося история языка Срезневского. Но значение ун-та определялось для Ч. не лекциями: Чем дорог ун-т, чем дорога высшая школа? Люди привыкают там думать. В этом главное значение образованности". Самообразование, пробуждение мысли, свободный ход саморазвившегося мышления - вот значение этого периода жизни. Личное формирование Ч. было чрезвычайно напряженным. Становление Ч.- мыслителя началось в 1848 г., когда в мае этого года начинает вести дневник с анализом внутренней жизни, составляет "Обзор моих понятий" и начинается переосмысление ценностей, понимание того, что республика есть высшая форма государства. Дневник св-ет о решительной ломке взглядов и того, что было вынесено из домашнего воспитания и семинарии. Он приехал в Пб в 46 г. наивным провинциальным юношей, с юнош. Идеализмом и увлечением Шиллером, Жуковским. Это не перепрограммирование, а мучительная выработка новых убеждений благодаря критическому и самостоятельному уму. Как и у др. разночинцев, формирование его шло не в кружке единомышленников (как у дворян), а в одинокой, интенсивной и сосредоточенной умственной работе. У него было мало друзей, и все личные контакты были основаны исключительно на общении ради дела.
Главная и любимая мысль Ч-студента - гармония нрав. дост-ва и худ. таланта или др. качеств человека. Он защищает Гоголя-человека от упреков Белинского Гоголю-писателю и т.п., т.к. вся натура человека полностью выражается в каждом его поступке. Педант всегда педант и т.п. Но под влиянием чтения Фейербаха и пр. рождается сомнение в излюбленной идее, целостность, гармоническое единство сил человека - не правило, а задача воспитания и самовоспитания для себя и остальных людей. На след этапе он приходит к выводу, что нужны условия для формирования единства истины и добра - формирование соц. интересов под влиянием Фурье. Высокая моральная взыскательность и привела его к соц. Убеждениям, т.к. социализм обещал развитие всех сторон жизни человека (в отл. от христианства, которое за 18 вв. ничего не сделало).
3.Проблема слово и дело. Политическое сознание Ч. искало практического выхода (даже дружеские связи в ун-те были продиктованы ид. соображениями). Это стремление проявилось, например, в том, что он стремился изобрести вечный двигатель для соц. целей, который бы позволил уничтожить матер. нужду и обеспечило всех необходимым минимумом. Его фурьеристские мечтания никогда не теряли практ. почвы. Но главный вывод - порядочный человек должен участвовать в общественной практике и проводить свои взгляды в жизнь, иначе он - непорядочный человек, он должен уметь сделать выбор.
Эти новые этич. требования к человеку он прежде всего применил к себе - в связи с историей любви и брака. «Дневник моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье» - автобиогр. черты. Этот новый тип человека чужд внутренней раздвоенности, дуализма мысли и чувства, воли и убеждения, драматично внутр. Жизни, свойственных дворянскому лишнему человеку. Он настолько чужд Ч., что они псих. несовместимы - отсюда статья "Русский человек на рандеву". В этом псих. истоки его просветительства, он готов понять расколотость сознания дворянского интеллигента, дуализм душ. жизни маленького человека (ценил "Двойник" Дост.), но такая разрывность души для него - следствие неразвитости ума, непонимания своего положения, неспособности к анализу. Если он успешно преодолел это в себе, то то же могут сделать и другие через разум. Он не верит в стихию чувства - лень мысли и игра эгоизма, если не удается разбудить в человеке разум, то это или пошлые люди, или ид. Противники, с которыми нужно бороться. Данные самоанализа он перенес на других людей и чел. психику вообще.
Обращение к беллетристической форме и к жанру романа. Утвердилась мысль в л/в. что обращение к роману у Ч. - дело вынужденное, т.к. это наиболее удобная форма выражения рев. идеалов для того, чтобы обойти цензуру. Можно ли считать, что для Ч. - это форма иносказания, полемики, пропаганды идей? На самом деле - логика ид. и тв. развития, обращение к проблематике, которая требует именно осмысления в форме романа.
Поскольку, как уже выяснили, его любимая мысль - о гармонии всех сторон человека, то он должен был показать это и доказать на конкретных примерах. Потому еще в студ. годы задумал повесть о Гете и его отношениях с Лили. Позже - повесть "теория и практика" и о соответствии личных убеждений и реального поведения, о том, как трудно привести теорию в соответствие с практикой, о том, что нужна постоянная работа совести, борьба со своим макиавелизм, эгоизмом. А это возможно прежде всего в беллетристической форме. Ч. волнуют нравственные и душевные вопросы, св-ва характеров и пути их формирования в борьбе мысли и чувства.
Ч. много размышлял о специфике своего таланта. В «Предисловии» к роману его автор заявлял: «У меня нет ни тени художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это все-таки ничего: читай, добрейшая публика! прочтешь не без пользы. Истина — хорошая вещь: она вознаграждает недостатки писателя, который служит ей». Слова эти произнесены не без иронии. Иссл-ли тв-ва Ч. истолковывали их как условную игру с читателем, которая ставит под сомнение художественность романа. Но это скорее декларация тв. принципов особого, нетрадиционного типа. Из письма Чернышевского 1877 года: «Вам известно, я надеюсь, что собственно как писатель, стилист,— я писатель до крайности плохой. Из сотни плохих писателей разве один так плох, как я. Достоинство моей литературной жизни — совсем иное; оно в том, что я сильный мыслитель». Ч. открыто объявляет о неполноте и обедненности худ. и прежде всего образно-стилистических слагаемых своего тв-ва, не испытывая при этом никаких ощущений тв. недостаточности. «У меня нет ни тени художественного таланта» — это не извинение перед читателем и не писательская самокритика, это вызов худ. традиции. В романе получают завершение и практ. Воплощены те лит. принципы, которые складывались в статьях Ч.-критика и предполагали приоритет содержания над формой, мысли над образом, логики над фантазией. На основе идеи, складывался и беллетристический метод Чернышевского: идейность становилась первоначалом и условием нового искусства, рождала новую языковую выразительность. Он приходит к выводу, что главные его достоинства - не поэтические и стилистические красоты, а сила мысли, преобладающая над наблюдением и воображением, способность видеть противоречия, рассмотреть факты с разных сторон. Даже в своих публ. статьях он часто обращался к использованию беллетрист. элементов.
При этом Ч. высоко ценил беллетристическую форму. Считал, что она накладывает огромную ответственность на автора. Писатель должен обладать большим душевным и жизненным опытом, которого не имеет молодой человек - до романа нужно дорасти и созреть. "Легкость формы должна выкупаться солидностью мысли" - лишь арест, мысль о том, что позже опубликовать пр-е не удастся, ускорили его обращение к роману. Такой худ. метод является новаторским, его пр-ия трудно отнести к какому-либо типу рл повествования. Рус. рл. Вообще отличался богатством и разнообразием неканонических форм. Предлагалось: рев-дем рл, но это социологич. Аспект. Главное – утверждение полож ничала, обнаружение в настоящем ростков будущего.
Роман с трудом поддается жанровым определениям – это и соц.-псих. и соц.-филос., и соц.-полит. Роман, роман-утопия, публ. роман (перекличка с филос. пр-ми Вольтера, в которых присутствует пародийная струя), это роман-эксперимент. вносящий структурные изменения в трад. жанры любовно-псих повести и семейно-бытового романа с любовн. Коллизией в центре. Возникает сложный синтез, что связано с эпохой 60-х гг. Г.Фридлендер: рн как никогда становится явлением не только искусства, но и философии, морали, отражением всей совокупности дух. Интересов об-ва. Философия, история, политика, текущие интересы дня свободно входят в роман, не растворяясь без остатка в фабуле.