2.4. Почему меняется социальная диспозиция: критерии расслоения

Социальное положение может быть определено только в определенных общественных координатах. Так как социологическая компаративистика пока (скорее, уже - по методологическим соображениям) не заходит столь далеко, чтобы сравнивать позиции в историческом и геокультурном разрезе, они соотносятся друг с другом внутри единого для них социального пространства, или "общества" в его традиционном понимании (территория - самовоспроизводство - культура - "политическая" независимость. Смелзер Н. Социология 1988). Взаиморасположение общностей и групп определяет географию социального пространства, а его топология выявляется применением различных градуированных критериев. Социальная диспозиция в зависимости от изучаемых характеристик общества предстает каждый раз качественно иной, налагающиеся друг на друга социограммы создают размытый контур его истинных очертаний, многие точки фиксации альтернативно отражают положение выбранного субъекта. Это происходит потому, что люди одновременно являются членами многих качественно разных сообществ внутри единого социума, а характер общностей и формы их социального проявления приводят к различиям в их соотнесении между собой по различным основаниям.

В культуре любых человеческих ассоциаций можно найти доминирующие и производные, явные и латентные, актуальные и потенциальные основания социального неравенства. Интенсивность их проявления, сочетание и взаимозависимость определяются общественно-историческими условиями, генетическими процессами и вторжениями со стороны. Общая причина расслоения и вертикального структурирования социума коренится в универсальных законах организации. Социальный прогресс, понятый как становление негэнтропийной, гомеостатической системы, воспроизводящей собственные социальные связи, которые поддерживают разнообразие своих частей и не дают им рассыпаться на однородные независимые элементы (превратиться в неиерархическую, деаристократизированную "горсть песка", по выражению Н.Бердяева), проявляется в и посредством углубляющегося неравенства всех родов. Неравенство отражает распределение преимуществ, которое выступает основой функционального деления и повышения общей эффективности. Активность человеческого волеизъявления, направленная на достижение преимуществ и закрепление их (фундаментальные ценности удовлетворения потребностей и стабильности), приобретающая институциональные формы, создает заинтересованные ассоциации, устанавливает барьеры монополии, побуждает к корпоративной конкурентной борьбе. В генетическом процессе социации и усложнения человеческого общежития исходная причина расслоения многократно модифицируется и специфизируется культурными обстоятельствами. Система общественных ценностей, отношения собственности, власти и влияния, установившиеся социальные нормы, писаные и неписаные законы выступают регуляторами общественной диспозиции, предопределяя ее частные и более масштабные изменения.

Следовательно, говоря о критериях расслоения, мы имеем в виду теоретическое отражение реальных оснований социальной стратификации, специфизированных в процессе социогенеза. Понятно, что они приобрели имманентную обществу форму социальных отношений, воспроизводящихся в рамках конкретных институтов (власти, собственности, номинации и права). Представляется, что именно такой методологический подход, опирающийся на институциональный конструкт стратификации, может оказаться наиболее плодотворным в изучении диалектики социальной диспозиции. Среди огромного числа выявленных в процессе исследований критериев стратификации, большую долю которых составляют "демографические" (подчинение в андрогенных цивилизациях женщин мужчинам, детей - взрослым, села - городу, провинции - столице, этнического меньшинства - как правило, большинству, неграмотных - ученым, больных - здоровым и т.п.), давно выделены наиболее значимые, определяющие и интенсивные факторы распределения общественных позиций. Поскольку социология есть ментальное порождение индустриальной (экономической) цивилизации западного типа, алгоритм профессионального мышления долгое время был нацелен на наиболее выраженные показатели общественного деления в массовом социуме. Он не только порождает артефакты масс-культуры (Х.Ортега-и-Гассет), массовое товарное производство (К.Маркс), но и типологические сетки определения статуса (М.Вебер), политической, идеологической и религиозной принадлежности. "Массы внезапно стали видны, они расположились в местах, излюбленных "обществом". Они существовали и раньше, но оставались незаметными, занимая задний план социальной сцены; теперь они вышли на авансцену, к самой рампе, на места главных действующих лиц..." (Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс). Поскольку вследствие этого обыденный жизненный мир человека приобретает все более стандартные социальные формы, анализ и построение аналоговых моделей общественной структуры как бы становится возможным и появляются доминантные и многофакторные структурно-функциональные, конфликтологические и синтетические подходы к интерпретации социального устройства.

Первый бросающийся в глаза признак расслоения и поддержания социальной диспозиции в сословном обществе - это происхождение, родовое положение, "наследуемая харизма"(М.Вебер), аскриптивная основа общественной традиции пополнения и взаимодействия включенных в него групп. Это основание социальной структуры довольно консервативно, поскольку поддерживает почти исключительно биологические подвижки в социальной диспозиции.

Более динамично и критически настроенные исследователи "достигающего" западного общества с самого начала обращали внимание на иные, селективные и рациональные причины социального деления. Часть такого рода монофакторных моделей строится на дифференцирующей роли общественного разделения труда. В соответствии с необходимыми функциями (производства, управления и контроля, культуросбережения и их более частными задачами) формируются группы людей, организованные "в соответствии с особой природой социальной деятельности, которой они себя посвящают". Ограничения частных функций исходят из центрального координирующего органа, который "также находится в особом и, если угодно, привилегированном положении; но оно порождено сущностью исполняемой им роли, а не какой-нибудь внешней по отношению к его функциям причиной..." (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии).

Разделение социальных функций как стратификационное основание современного общества признавали такие мощные социальные мыслители, как К.Маркс, М.Вебер, Т.Парсонс, П.Сорокин, П.Бурдье. Несмотря на глубокие методологические различия исследовательских стилей, этот критерий вписывается в систему выделяемых ими стратообразующих доминант. Интересно, что даже экономдетерминистская интерпретация этого процесса логически приводит к выявлению тесной взаимообусловленной связи между расслоением по критериям власти и собственности, структурными переливами групп имущественного и политического неравенства.

Функционалистский взгляд на критерии социального расслоения в марксистской конфликтологической перспективе приобретает уточненную трактовку, центрально место в которой занимают распределение собственности и доходов. Маркс анализирует вопрос о расхождении технологических и нормативно-правовых отношений в процессе социации, которые проявляются в противоречиях социальной организации индустриального общества. Действительно, массовое использование кооперированного частичного труда для создания тиражируемых материальных продуктов придало средствам производства обобществленный экономический характер, в то время как создаваемый полезный эффект перераспределялся адресно, в пользу частных владельцев вещественных условий производства. Держатели организационных, информационных и навыковых условий оделялись полученными доходами последовательно в геометрически ущемляющей степени. Старая социальная монополия породила диссонанс между переросшими рамки индивидуального использования средствами производства и сохранившимися способами присвоения собственности, в первую очередь денежных доходов. Поскольку экономически эта проблема не могла быть сразу решена (лишь в следующем веке распространились системы участия в доходах, развились акционерные формы капитала, сформировалась активная социальная политика со стороны государства правящей элиты), поскольку она была связана с созреванием монополии в наименее дефицитном социальном подпространстве наемного труда невысокой квалификации, ее приемлемое логическое решение виделось в политическом переустройстве общества. Перераспределение власти в пользу экономически отчужденных слоев должно было дать им доступ к установлению новой, "справедливой" социальной монополии, где бы им воздавалось не просто по усилиям или продуктивности, но и по потребностям. Характер присвоения, по Марксу, тем самым стал самым наглядным критерием социального положения человека, а уровень и способ получения доходов - той шкалой, которой может быть измерено общественное расслоение. Этот критерий, как мы увидим, социологи с успехом применяют и теперь.

Тем не менее, перекачка и эксплуатация социальной энергии между уровнями и стратами общества происходит не исключительно на экономической основе. Сам характер "вертикального" слоения, где "выше" значит лучше, защищеннее, эффективнее, благополучнее, где держатели дефицитных социальных ресурсов занимают ранжированную позицию над остальными, а элита парит надо всеми, указывает на особый структуроподдерживающий механизм, делающий социальные уровни последовательно подконтрольными. Это означает распространение влияния, направленной реализации воли высших социальных слоев в пространстве низших: монопольное владение ресурсами (или ценностями) общества создает "магнитные ловушки" для спонтанной энергии несамоорганизованных общностей.

Монополисты реальных и мнимых, материальных и идеальных, натуральных и артефактных, получаемых и приобретаемых факторов поддержания общественной витальности заинтересованы в сохранении своего исключительного положения, и в этом смысле они являются консервативной силой структуровоспроизводства. Создавая особую систему поощрительных социальных санкций, они закрепляют возможность реализовать свою волю в формальных законах и подпитывают своей перераспределительной деятельностью функциональные группы, занятые социальным контролем и принуждением. Однако закрепление элементов социальной структуры в результате их собственных усилий не только снижает маневренность верхних слоев, но часто оказывается организационным и нормативным препятствием для более эффективного использования контроля за нижними слоями. Поэтому не только тиранические тоталитарные, но и авторитарные, а также все демократические режимы стимулируют перманентную или дискретную маргинализацию нижних слоев общества. Такая "предписанная" маргинализация происходит не только в переломные периоды ("огораживание" в Англии, пролетаризация и урбанизация в советской России как подготовка промышленных революций). Поскольку функциональная монополия производящих групп достаточно слаба с точки зрения заменяемости на рынке, они могут сбалансировать силу давления "власти" управления только организационной монополией (как правило, властью забастовки и бойкота). Этот путь формирования контрмонополии в радикальном его варианте разрабатывал теоретик экономической дифференциации К.Маркс, тот же путь для сырьевых придатков мировых центров капитализма предлагает критик Маркса, придающий особое значение роли этнорассовых форм эксплуатации глобалист И.Валерштайн ( Development: lodestar or illusion? 1988).

"...Проявление экономической власти может быть всего лишь следствием власти, возникшей из иных источников", - считает М.Вебер (Основные понятия стратификации // Weber M. On charisma and institutional building, 1968). Считая социальные группы следствием распределения власти, он, тем не менее, не рассматривает ее как самостоятельный доминантный критерий социального расслоения. Более того, перечисляя "наиболее важные источники развития тех или иных страт", он называет их в следующем порядке: "а) наиболее важный - развитие специфического стиля жизни, включающего тип занятия, профессии; б) второе основание - наследуемая харизма, источником которой служит успех в достижении престижного положения благодаря рождению; в) третье - это присвоение политической или иерократической власти, такой как монополии, социально различающимися группами". Здесь на первый план выходит значимая роль социального признания, традиции и норм, стандартных описаний и объяснений общественного поведения. Стиль жизни, харизма, иерократическое влияние не формируются вне привычных установок и оценок. Именно статусные группы, в противоположность классам, которые "не конституируют сообщество", Вебер считает "нормальными" сообществами несмотря на их аморфность. Интерпретируя статус как "совместное действие закрытого типа", он акцентирует проблему узурпации, этого "естественного источника почти всех статусных почестей". Статусные привилегии, основанные на дистанции и исключительности, проявляются в "монополизации идеальных и материальных товаров и возможностей". Привилегии материальной монополии приводят к множеству социокультурных и социоструктурных следствий. Таким образом, социальный статус понимается Вебером как реальные притязания на привилегии престижа. Последний и служит критерием выделения групп в общественной структуре: "Социальная "страта" - это множество людей внутри большой группы, обладающих определенным видом и уровнем престижа, полученного благодаря своей позиции, а также возможности достичь особого рода монополии". Престиж - оценка и признание других членов социума - в современном обществе является тем источником и индикатором, который порождает и маркирует пласты социальной структуры.