4.5. Пульсация социальных перемещений

Мобильность - процесс перманентный и по своему характеру флуктуационный, циклический. Конечно, локальные сообщества и общества (в привычном понимании) не замкнутые системы, и переливы социальной материи между ними далеко не редкость, но все же в пределах системных структур изменение элементов имеет организационные допуски и пределы. Поэтому движение вверх сбалансировано с движением вниз, горизонтальная мобильность также достаточно уравновешена, иначе теряют функциональный смысл контроль и подконтрольность, взаимная эксплуатация, утрачивается гармоничность развития разных сегментов социального пространства, общество оказывается в кризисе.

Стратификационные модели социальных пульсаций относятся в большей степени к описанию достаточно стабильного состояния обществ, точнее, речь идет и о кризисных проявлениях, но имманентного характера - когда социальные проблемы возникают, а социальные ресурсы для их решения изыскиваются изнутри. Такого рода флуктуации мобильности касаются развития элит, основных функциональных классов, средних слоев, социально отвергнутых ("дна"), вертикальных перемещений в целом, распределения социальной нагрузки по каналам мобильности.

Цикл "волны жизни" описывает процесс замещения элит, которые, за редким исключением, не могут быть ликвидированы как социальный институт по функциональным причинам. Стабильность самой социальной позиции, ее защищенность обычаем, ритуалом, традицией, правовыми нормами общества может использоваться субъектами элиты как крепость, как командный пункт контроля над определенным классом необходимых обществу ресурсов, к тому же любые претенденты на вхождение в элиту по определению должны быть лишены соответствующего опыта и навыков. Следствием этого является весьма ограниченная возможность насильственного захвата позиций элиты, который происходит в виде переворотов и революций. Менее травматичной для общества (а главное - для субъектов элиты) и чаще практикуемой является ротация элит, более или менее постепенная, но сохраняющая преемственность культурной традиции, способов контроля и поддержания социальных образцов. В.Парето описывал процесс "выталкивания" на поверхность, в состав элиты, представителей новых активно развивающихся общностей. В процессе российской демократизации это происходит очень явственно при формировании субъектов государственного управления. Г.Моска в качестве индикатора общественных перемен рассматривал развитие борьбы в высших слоях (по этому показателю российское общество достаточно витально) и "привлечение" к власти новой элиты. Поскольку модернизация элиты идет под фактическим контролем уже достаточно сложившегося субъекта социального управления, обеспечивается как формальная преемственность, так и содержательное обновление организации социального взаимодействия и производства. В этом свете "рациональность" бюрократии, в том числе отечественной, выглядит содержательно иначе, чем в теории М.Вебера, но все же раскрывает важную грань функциональной конструктивности этого специфического социального образования.

В политике, бизнесе, производстве большей частью "стихийными" (точнее, неучеными) социологами подмечен цикл "трех поколений". Описывая принципиальную динамику мобильности поколений в разных сферах общественной жизни, он отражает логику переходных периодов развития индустриальных обществ: первоначальное накопление в семейном разрезе, практику социального хозяйствования в управленческом плане, заполнение дефицитных стратификационных позиций в процессе индустриализации экономики. Первое поколение политиков разрушает нормативную базу прежнего порядка, отменяет формальные правила, меняя содержание правового регулирования, а также путем критики предшествующей практики и формулировки привлекательного социального идеала расшатывает сложившиеся общественные стереотипы относительно привычных норм социального взаимодействия. Второе поколение осуществляет организационный слом прежнего "аппарата", разрушая сложившиеся политические, экономические и культурные связи и стандарты отношений; оно же конкретизирует туманный общественный идеал в программе практических действий. Третье поколение - социальные созидатели, которые закрывают период "разброда и шатания" и с большим или меньшим успехом занимаются конструктивной практической деятельностью. Аналогичная смена поколений в бизнесе содержательно прямо противоположна: первое поколение зарабатывает, второе - накапливает и приумножает, третье - разоряет семейный капитал. И , наконец то, что называют "трудящимся классом" в разрезе поколений развивается, накапливая относительно избыточный социальный вес соответственно в крестьянстве, затем в рабочих, и, наконец, в служащих и интеллигенции (понятой в операциональном, "западном" смысле). Несмотря на "обыденные" корни формулировки модели, она представляется довольно адекватной для описания логики многих процессов мобильности в российском обществе.

Цикл "мода" скорее характеризует изменение стратификационных возможностей продвижения в связи с подвижками в общественной системе ценностей. При этом потенциал как достигнутого, так и аскриптивного статуса меняет свое значение. Общественное и корпоративные мнения определяют новые требования к возрасту, наиболее желательным "сферам приложения" социальной активности, профессионализму, образованию и т.п. То, что было наиболее важным на первом этапе формирования отечественного бизнеса - "связи" (пропуск, поддержка, редистрибуция) и во всех рыночных обществах на любых этапах развития ценится дорого, теперь неизбежно дополняется реализацией потребности в профессионализме, и чем менее дефицитными становятся соответствующие рынки, тем больше спрос на специалистов высокой квалификации, потому что конкуренцию "шапками не закидаешь".

Изменение общественных ценностей и стереотипов сдвигает структурные "точки сборки", запуская цикл "лишний". При этом меняется экономическая диспозиция, которая отчасти связана с материальной структурой производства, отчасти вызвана технологическими причинами, отчасти нарушением системы связей, отчасти другими социальными факторами, которые являются результатами внеэкономической логики воздействий. В современной России развиваются абсолютная, скрытая и технологическая безработица, особенно сильно затрагивающая женщин и молодежь. И даже если не касаться рассмотрения этих экстремальных негативных проявлений экономической стратификации, можно отметить деградацию экономических позиций и статуса больших общественных групп.

Специальные исследования (напр. "Доходы работающего населения России". 1994) показали "снижение притязаний россиян к социально приемлемому, или "достаточному", уровню благосостояния" в то время как их содержательные представления о "таких явлениях, как прожиточный минимум и "нормальный" способ жизни, если и изменяются, то очень медленно". При этом отмечается, что представления различных групп населения о значениях "нормального душевого дохода" сглаживаются. Это можно трактовать как психологическую адаптацию к ухудшению жизни, "утрату надежд на ее улучшение и снижение социальных притязаний", что подтверждается результатами других социологических исследований. Специальный анализ ВЦИОМ показал, что "по данным мониторинга, средний душевой доход россиян в 1993 г. составлял лишь 44% называемого ими "прожиточного минимума". Было выявлено отсутствие существенных расхождений между личным и семейным статусами опрошенных. При этом общий вывод исследования зафиксировал сложившуюся экономическую стратификацию следующим образом: "Как видим, шестая часть работников вместе со своими семьями прозябает на уровне нищеты, не имея возможности полностью обеспечить даже свои базовые потребности. Треть живет в бедности, с трудом воспроизводя собственную рабочую силу и обеспечивая детей. От четверти до трети работников (27%) находятся на мягкой ступени бедности, которую мы называем нуждаемостью. Хотя сведение концов с концами стоит им немалых усилий, как правило, оно все-таки удается. Еще одна шестая работников живет в относительном достатке, полностью удовлетворяя свои разумные нужды, но не позволяя себе роскоши и не делая больших накоплений. Наконец, одного из четырнадцати работников можно назвать состоятельным человеком, который имеет достаточно средств для удовлетворения достаточно развитых потребностей, равно как и немалые накопления, инвестиции, а нередко и собственный бизнес".

Помимо макрорегуляторов социальной мобильности действуют и специфические авторегуляторы перемещений на микроуровне. Цикл "предел некомпетентности" связан с механизмами самоограничения и выработки ресурсов социального продвижения по определенным "каналам". Здесь срабатывают стратегические или тактические сбои, связанные с неадекватной оценкой возможного и желательного в реализации осознанной социальной динамики. Исчерпание основного социального ресурса заставляет людей и целые общности менять социальную траекторию, и, как правило, приводит к маргинализации групп со всеми вытекающими последствиями "распада" и нового "встраивания".

Модель стратификационного цикла "переливы капитала" описывает изменения социальной конъюнктуры в разных сферах общественной конкуренции и в разных каналах мобильности. Как правило, функциональная востребованность создает социальные "вихри" или "водовороты", затягивающие значительные массы людей в дефицитные профессиональные или специальные области (армию, производство, политику и др.). Этот процесс обеспечивается как насильственным регулированием, так и созданием системы стимулов для реализации соответствующего социального выбора. Модель действует как в стабильные, так и в переломные социальные эпохи (советизация Российской империи, индустриализация, война, целина, НТР, политический передел "перестройки", рыночная трансформация экономики) - любая ситуация "структурного дефицита" мобилизует механизмы выбора, как детерминированного, так и относительно свободного.

Баланс восходящей и нисходящей "достигательной" мобильности в современном обществе может быть описан как цикл "скользкие подъемники", поскольку динамика требует определенных социальных вложений и риска в каждый момент улучшения позиции. Как правило (конечно, имеющее исключения), статусное продвижение является результатом значительных затрат энергии и виртуозного использования социальных технологий. Даже такой частный микросоциальный акт, как найм на работу требует от претендента целого произведения коммуникативного искусства. Впрочем, результаты социального взаимодействия в нашем опосредованном, деперсонифицированном, символическом мире больше зависят от маркетинговых мероприятий (презентации, имиджа, демонстрации), нежели от конструктивных функциональных возможностей самого контакта. Смещение социальных позиций вверх требует высокой чуткости к изменениям правил и стилистики "игры", поскольку каждая общность и страта имеет свои особые эмерджентные (системные) свойства, свои оборонные механизмы, свои ритуалы приема новых членов. Очень часто соблюдение культурных норм другой страты для вновь прибывших оказывается непосильной нагрузкой к достижению приоритетной социальной цели, и это вызывает такой же личностный кризис, как статусное неприятие по достижению высокой ранговой позиции. Даже в рамках отдельной судьбы это приводит к социальным трагедиям, связанным с понижательной мобильностью. В России, правда, еще в совсем недавние времена легче было спиться и провороваться, чем разориться, тем не менее это стало уделом огромного числа людей с комплексами социальной вины или нереализованности. Как и физический подъем, социальный связан с преодолением сопротивления среды и действием силы "тяготения"; и здесь, и там траектория пути наименьшего сопротивления ведет вниз. Растрата потенциала, потеря энергии, утеря цели, ошибки в освоении социальных правил наряду с внешними метаструктурными изменениями приводят к высокой понижательной мобильности. "Наверх" стремятся все, приближаются к нему немногие, "вниз" не хочет никто, попадают целые массы. Этот социальный маятник напоминает модель вечного двигателя, однако амплитуда его динамических колебаний в ту и в другую сторону не всегда достаточно свободна, в закрытых обществах ограничиваясь пределами слоя, касты, класса. В современном обществе, где основным идентификационным и стратообразующим признаком становится профессиональная принадлежность, траектории понижательной мобильности довольно своеобразны. Это относится и к России. Лишь ограниченное количество специалистов уходило (и уходит) "в рабочие", сами рабочие очень редко переезжают трудиться в села, академики уже в брежневские времена не любили перебирать картошку - в общем, социальная деградация либо выбивает из профессиональной среды совсем (в безработные, в люмпен), либо проявляется в профессиональном же проституировании.

Еще одна актуальная для Российского общества модель флуктуационной мобильности "рядом с лифтом" - подчеркивает корпоративный, свояческий и земляческий принцип групповых социальных перемещений, которые очень характерны и для микроуровня. Уже описанный механизм "лова сетью", а также "гонка за лидером", "паровоз" являются частными случаями формы такого рода социальной мобильности, когда перемещение отдельных членов потенциальной или реально уже сложившейся "команды" зависит от попадания на социальный эскалатор хотя бы одного члена. Он составляет мини-плацдарм в элите или просто в новом горизонте статусных позиций, и приобретает качество "группового капитала", поскольку он символически рассматривается членами группы как ресурс и поскольку его собственное закрепление в незнакомой среде во многом зависит от наличия группы поддержки, которую легче сколотить из своих, чем сагитировать пока еще чужих. То, что описывается как "кадровые перестановки", помогает доминантному носителю статуса повысить степень контроля за занятым социальным пространством, предсказуемость результатов социальных действий, управляемость ситуации в целом. Однако абсолютно все подкрепляющие позиции сделать подконтрольными нельзя уже в силу сложности самого "человеческого материала" - и это порождает скрытый, а иногда и явный, социальный конфликт. Многие из них описаны в классических исследованиях по бюрократии, номенклатуре, государственным аппаратам тоталитарных систем.

Пульсирующий режим социальных перемещений корпоративного толка обусловлен тем, что не только повышательные, но и понижательные групповые мобильности связаны с динамикой перемещений "лидера", занимающего наивысшую в группе статусную (соответственно, властную) позицию. Это не обязательный элемент, но очень характерный для современной российской политической жизни. В других государственных системах такая динамика - легитимизированный и формально закрепленный в демократических законах акт, в нашей же стране с неразвитой демократической культурой он неизбежно приобретает характер насильственности, нежелательности, морально-этической проблематичности. Зависимость огромных политических корпораций от судьбы своих лидеров делает их заложниками определенной политики, социальными временщиками, которые спешат получить дивиденды от властвования. Переходное российское общество в этом смысле оказывается на какой-то период не в самых надежных руках.

- Но вы сказали, что церемония символическая. Разве это не означает, что никого не убьют?

- Вовсе нет, что вы! На Омеге символы и символизируемая вещь практически одно и то же. Когда мы говорим Охота, то мы имеем в виду настоящую охоту. Иначе все выродится в показуху.

Р.Шекли "Цивилизация статуса"