Всеобщая История Искусств, том 5, книга 1 – 1964

искусство своего друга: «Я знал лишь одного художника, и это — Том Икинс, который мог противостоять искушению видеть то, что считалось должным, а не то, что есть». Эти слова Уитмена можно было бы поставить эпиграфом к творческой биографии Икинса.

Третьим большим реалистическим живописцем Америки второй половины 19 в. был Джеймс Эббот Мак-Нейл Уистлер (1834—1903), отличавшийся острым ясным умом и безраздельным преклонением перед красотой реального мира. Он создал живопись и графику, исполненную тонкого вкуса, изобретательную и красивую, хотя и увлекавшую его иногда на пути прихотливой выдумки, доходившей до экстравагантности. Но вся наиболее значительная часть его творчества ставит его рядом с Хомером и Икинсом, объединяя в своего рода «триумвират», выразивший в совершенной художественной форме принципы американского реализма 19 в.

Уистлер родился в Лоуэлле в штате Массачусетс. В 1842 г. его отец, видный военный инженер, был приглашен в Россию — строить железную дорогу из Петербурга в Москву; когда через семь лет он умер, его жена с сыном вернулась на родину. Есть данные, что мальчиком Уистлер посещал классы Петербургской Академии художеств. Жизнь в Петербурге как раз в такие годы, когда складываются все человеческие чувства, представления и склонности, не могла пройти бесследно в памяти художника. В ясной, гармонически строгой ранней живописи Уистлера есть действительно нечто родственное и близкое прозрачной и чистой красоте Петербурга.

После неудачных попыток получить военное образование по примеру отца, в 1855 г. Уистлер снова уехал в чужие края, и на этот раз навсегда, Двухлетнее обучение у Глейра в Париже ничего не дало ему, кроме отвращения к салонному академическому искусству. Зато он сблизился с Курбе, а затем с Эдуардом Мане и другими молодыми художниками его круга. В «Салоне отверженных» 1863 г. рядом с «Завтраком на траве» Э. Мане была выставлена его первая серьезная работа—«Девушка в белом» (1862; Вашингтон, Национальная галлерея). Расхождение с господствующими академическими и салонными представлениями сохранилось у Уистлера на всю жизнь.

С конца 50-х гг. художник обосновался на постоянную жизнь в Лондоне, приезжая время от времени в Париж. Английская официальная критика, как и французская, fie признавала Уистлера. В начале 70-х гг. выставка его картин в Лондоне вызвала настолько грубую брань Рёскина, законодателя вкусов викторианской Англии, что это дало Уистлеру благодарный повод привлечь знаменитого критика к суду за диффамацию и оскорбление.

Джеймс Мак-Нейл Уистлер. Портрет матери. 1871 г. Париж, Лувр.

илл. 376

А ведь именно в эти годы Уистлер писал свои самые совершенные портреты, проникнутые глубоким уважением к нравственной и интеллектуальной жизни человека и суровой требовательностью к продуманной простоте и строгости реалистической художественной формы. В 1864 г. он написал свою вторую «маленькую» «Девушку в белом» (Лондон, галлерея Тейт), стоящую на фоне каминного зеркала с японским веером в руке, полную задумчивого поэтического чувства. В 1871 г. был создан замечательный портрет матери (Париж, Лувр) — одна из драгоценнейших жемчужин американского искусства. Выдержанный в благородном созвучии серебристых, серых и черных оттенков,

осязательно конкретный в передаче объемов и фактуры предметов, ясно уравновешенный в своей

простой и естественной композиции, этот портрет был наглядным воплощением лучших качеств национальной американской реалистической традиции. Откуда ее мог узнать художник, с ранних лет живший вдали от родины? Видимо, шести лет, проведенных в Америке — с 1849 по 1855 г.,— было достаточно, чтобы впитать в себя остроту реалистического развития живописи этих лет — живописи Одюбона, Маунта или Хида. В пуританской строгости, демократической простоте и осязательно достоверной правдивости образа немолодой американской женщины воплощен дух Джефферсона и Линкольна, а не Парижа и, уж конечно, не лицемерной викторианской Англии. Ничего нет общего между последовательно принципиальным реализмом Уистлера тех лет и сочиненной, изощренно неврастенической стилизацией прерафаэлитов или самодовольной, бесплодной косностью английского академизма второй половины 19 в.

За портретом матери последовали не менее замечательные своей реалистической силой и колористической тонкостью портрет Карлейля («Композиция серого с черным», 1872; Глазго, Галлерея) и портрет мисс Сайсли Александер («Гармония серого с зеленым», 1872—1874; Лондон, Национальная галлерея). Нежная гармония холодного светлозеленого цвета с дымчато-серым и розовым в портрете мисс Александер лишь оттеняет тонкую прелесть открытого умного лица и изящной фигурки девочки.

Джеймс Мак-Нейл Уистлер. Томас Карлейль. Композиция серого с черным. Фрагмент. 1872 г. Глазго, Галлерея.

илл. 378

Джеймс Мак-Нейл Уистлер. Портрет мисс Сайсли Александер. Гармония серого с зеленым. 1872—1874 гг. Лондон, Национальная галлерея

цв. илл. стр. 408-409

Хотя Уистлер рано привык в названиях своих картин отмечать их колористический ключ («Симфония в синем» или «Аранжировка в сером и черном» и т. п.), а в дальнейшем стал просто именовать картины «ноктюрнами», «симфониями» и «гармониями», в этом выражались первоначально лишь его прирожденная музыкальность и желание обратить внимание на продуманную тонкость и сложное созвучие цветовых построений. Безнадежная, глубоко реакционная обстановка художественной жизни Англии 70—80-х гг. неизменно вызывала в Уистлере упорное противодействие. Но оно постепенно стало

приобретать характер экстравагантной бравады и демонстративного эстетства. Это выразилось не только в его литературных выступлениях, но и в усилении интереса к самодовлеющим формальным исканиям. Среди работ Уистлера 80—90-х гг. много таких, где изощренные тональные построения и импрессионистическая расплывчатость формы стали самоцелью. В позднем творчестве художника сказались, наконец, его оторванность от родной страны и отсутствие органических и крепких связей с английской действительностью.

Джеймс Мак-Нейл Уистлер. Старый мост в Бэттерси. Ок. 1865 г. Лондон, галлерея Тейт.

илл. 379

Но этот человек не растерял все же своих лучших качеств и в последние десятилетия жизни. Впрочем, под конец к нему пришли и признание и всякие почести, хотя старому художнику было уже поздно менять сложившееся отношение к жизни и свои взгляды. Да и хвалили его теперь совсем не за сильнейшие стороны его искусства. Невзирая на это, Уистлер оставался прекрасным реалистическим портретистом. Он не переставал быть и тончайшим поэтом природы. Всю жизнь он занимался пейзажем, создавая такие смелые обобщенные работы, как «Старый мост в Бэттерси» (ок. 1865; Лондон, галлерея Тейт) или «Темза у Бэттерси» (1863; Чикаго, Институт искусств), такие верные и нежные серебристые или лазорево-синие этюды моря, как те, например, что хранятся в московском Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и в ленинградском Эрмитаже.

Джеймс Мак-Нейл Уистлер. Венеция. Офорт. 1880 г.

илл. 377

Уистлер был выдающимся акварелистом и офортистом, В конце 90-х гг. в его парижской студии училась А. П. Остроумова-Лебедева. Этот нелюдимый чудак со всей сердечностью принял молодую русскую художницу, напомнившую ему о его собственной юности в Петербурге. Он помог ей найти тот чеканно-строгий и полный ясной простоты язык, который с такой поэтической силой сказался в ее гравюрах 900-х гг.

В творчестве наиболее одаренных американских художников выразились лучшие стороны американской художественной культуры этого времени. Достоинства их произведений особенно наглядно выступают на фоне бездарности и безвкусицы «официального» буржуазного искусства. Как, однако, сильно было воздействие реакционных буржуазных вкусов, можно видеть по тем нередко очень резким противоречиям, какими окрашено творчество многих выдающихся художников этих лет.

Особенно характерен пример творчества такого блестящего живописца, как Джон Сингер Сарджент (1856—1925), одного из самых молодых портретистов мира в 80—90-е гг., ученика Каролюс-Дюрана в Париже. Он приезжал время от времени в Америку, подолгу жил в Англии, странствовал по другим странам Европы, и поток заказных портретов самых «избранных» представителей международного «высшего общества» был вполне способен затопить все лучшие стороны большого творческого дара этого художника. Сарджент без конца писал эффектные и нарядные «великосветские» портреты, обычно в рост, выполненные с необыкновенной быстротой и уверенностью. Правда, весь этот декоративный блеск, небрежность изящества поз, изысканная элегантность костюмов, заменявшие отсутствующую психологическую глубину, чаще всего появлялись в его парадных женских портретах; именно из-за них легла на творчество Сарджента печать салонной красивости и бессодержательной космополитической моды.

Но Сарджент не всегда был таким внешним и поверхностным художником. По сравнению с его бравурными импрессионистическими этюдами разных парижских концертов или испанских танцев, сделанными во время скитаний по Европе, кажутся особенно сосредоточенно-тонкими и реалистически конкретными его жанровые картины раннего периода, написанные в Америке,— словно он боялся упустить или потерять что-то из самых характерных и важных черт своей родной страны.

Вся мера поэтического восприятия мира и утверждения настоящих человеческих ценностей раскрывается в тех произведениях Сарджента, где он со всей непосредственностью, искренне и серьезно изображает детей — «Китайские фонарики» (1887; Лондон, галлерея Тейт) — или людей умственного творческого труда, далеких или даже враждебных буржуазным взглядам и вкусам. Таковы портреты художника Робертсона (там же), Сюзанны Пуарсон (1884; Париж, собрание Крюз) и особенно два портрета 1880-х гг. знаменитого английского писателя Стивенсона (Цинциннати, музей Тафта), которые позволяют отвести Сардженту почетное место в истории американского искусства.

Джон Сингер Сарджент. Сюзанна Пуарсон. 1884 г. Париж, собрание Крюз.

илл. 380

С творческим путем Сарджента был сходен путь творческого развития Уильяма Меррита Чейза (1849—1916). Он работал в разных жанрах, писал многочисленные портреты (среди них — изящный, островыразительный портрет Уистлера), пейзажи, натюрморты и пр., с течением времени став, подобно Сардженту, модным и достаточно поверхностным художником. Но в лучший свой период Чейз, особенно под воздействием Икинса в Филадельфии, создал ряд живых человеческих образов, окрашенных внутренней напряженностью, тревогой и печалью,— «Женщина в белой шали» (1893; Филадельфия, Пенсильванская Академия художеств), «Мужская голова» (из галлереи в Буффало),

«Автопортрет» (Цинциннати, частное собрание). Хотя Чейз и не удержался на этой дороге до конца своих дней, он сыграл важную роль как прекрасный педагог, пропагандировавший реалистические принципы и ставший связующим звеном между Икинсом и реалистами 20 в.

Подобно Сардженту и Чейзу, с Европой в большой мере было связано творчество Мэри Кэссет (1844—1926). После обучения в Пенсильванской Академии художеств она завершила художественное образование в европейских музеях, в частности на изучении работ Энгра и Гольбейна. Рисунок навсегда остался основой ее живописных. произведений, и высшей похвалой для нее был отзыв Э. Дега, сказавшего, что он «не думал, чтобы женщина могла так рисовать». В кругу Э. Мане и Дега окончательно сложилось ее искусство, целиком посвященное изображению современной городской жизни, но ей не хватало внутренней значительности и той трезвой оценки жизни, которая отличала ее французских друзей,— в ее бесчисленных женских и детских фигурах есть несколько монотонное ощущение безмятежного покоя, далекого от каких-либо глубоких переживаний. Если Мэри Кэссет и не вкладывала особой душевной сложности в свои крупнофигурные жанровые сцены, она все же хорошо умела улавливать естественность повадок и движений, живую характерность повседневной жизни («Утренний туалет», 1886; Вашингтон, Национальная галлерея, и др.).

Первым, кто завез в США приемы и манеру импрессионистической живописи, был Т. Робинсон, сменивший обучение у Каролюс-Дюрана и Жерома на увлечение ранними работами Клода Моне, с которым он вместе писал в Живерни. Принципы импрессионизма разрабатывали в пейзажах Джон Генри Туоктмен (1853—1902) и Чайльд Хэссем (1859— 1935), создавшие на основе изучения живописи Моне, Сислея и Писсарро свой самобытный мир художественных образов. Пейзажи Туоктмена крепко построены, ясно пространственны, несут в своем нежном серебристом колорите непосредственное чувство природы, не заслоненное формальными исканиями.

На вторую половину 19 в. приходится — впервые в США — широкое развитие графики, высший уровень которой был определен рисунками и акварелями Хомера, так же как акварелями и офортами Уистлера. На этот же период приходится деятельность Томаса Наста (1840—1902), занимавшегося политической карикатурой. Уже в конце 50-х гг. он начал свою работу в иллюстрированных еженедельниках, делая рисунки на злободневные темы, нередко сатирического характера, но в то же время откликаясь и на такие важнейшие историко-политические события, как восстание Гарибальди или похороны Джона Брауна.

В 70-е гг. его политические карикатуры, грубоватые и бесцеремонные, приобрели особенную популярность и влияние, помогая борьбе против всякого рода злоупотреблений. Между прочим, именно Наст «изобрел» в 1874 г. дожившие до наших дней олицетворения демократической и республиканской партии в виде осла и слона. В своей склонности к языку аллегорических обобщений, к гротескной резкости преувеличений, так же как и в демократической направленности своей сатиры, Наст явился подлинным предшественником демократической и революционной американской политической графики 20 в.

Во второй половине 19 в. начинается подъем скульптуры в США. На смену робким подражателям Кановы и другим далеко не лучшим образцам европейской классицистической скульптуры приходят мастера, обретающие свое творческое лицо.