Публичный и частный интерес в праве

ЕврАзЮж № 1 (20) 2010 Гражданское право Груздев В.В. Нарушение субъективного права (охраняемого законом интереса) как основание гражданско-правовой защиты В статье описываются случаи нарушения субъективных гражданских прав и охра­няемых законом интересов, включая совершение недействительной сделки и злоу­потребление правом, формулируются предложения по совершенствованию ст. 10 ГК РФ, а также судебной практики применения норм о защите права собственности. Рассматривается проблема утраты субъективного гражданского права.

Распространенным на практике основанием граждан­ско-правовой защиты выступает нарушение субъективных прав (охраняемых законом интересов), которое, в свою очередь, может иметь место лишь в случае нарушения определенных обязанностей. Этим обусловливается необ­ходимость обращения в рамках настоящего исследования к категории «юридическая обязанность».

Прежде всего, как следует из ч. 2 ст. 15 Конституции Российской Федерации, органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конститу­цию Российской Федерации и законы. А поскольку закон­ность и обеспечение прав и интересов личности выступают общеправовыми принципами, государственная власть за­интересована в соблюдении своих велений. По этой при­чине нарушение юридических норм неизбежно умаляет публичный интерес. Исходя из этого, нарушение общей обязанности соблюдать нормы права может служить по­мимо прочего основанием для признания сделки недей­ствительной и применения к ее сторонам предусмотрен­ных гражданским законодательством штрафных санкций, а равно для отказа в предоставлении судебной защиты лицу, допустившему злоупотребление правом.

Что касается юридических обязанностей, существую­щих в рамках конкретных правоотношений, то в правовой литературе отмечается их меньшая исследованность в срав­нении с субъективными правами. В частности, данные обя­занности по характеру принято подразделять на два типа: обязанности пассивного типа (запреты) и обязанности ак­тивного типа.

Обязанности первой группы распространяются на всех лиц одновременно, создавая необходимые и достаточ­ные условия для свободного и самостоятельного осущест­вления управомоченным или заинтересованным лицом соответственно субъективного права или охраняемого зако­ном интереса. При этом сама обязанность сводится к про­стому воздержанию от совершения каких-либо действий, способных создать препятствие в реализации определен­ного субъективного права или охраняемого законом инте­реса, т. е. к соблюдению запрета. Как видно, содержание обязанностей пассивного типа является одинаковым неза­висимо от того, противостоят ли они гражданскому или иному субъективному праву.

Обязанности пассивного типа в первую очередь кор­респондируют предусмотренным законом абсолютным правам, существующим в рамках гражданских правоот­ношений. Вместе с тем обязанности пассивного типа мо­гут соответствовать и иным абсолютным правам, в том числе правам личности (личным правам и свободам). По­следние в силу своей общеправовой значимости не име­ют строгой системной привязки, а поэтому защищаются средствами различной отраслевой принадлежности, вклю­чая гражданско-правовые. К числу прав личности необхо­димо отнести и право на уважение охраняемых законом интересов. Без выделения данного права становится невоз­можным объяснение механизма защиты законного интере­са, ведь обязанность пассивного типа, несоблюдение кото­рой приводит к нарушению интереса, в принципе может противостоять только субъективному праву. Следователь­но, защита охраняемого законом интереса осуществляется путем защиты личного права, т. е. нарушение охраняемого законом интереса связано с одновременным нарушением права на уважение интересов. Именно этому праву и кор­респондирует обязанность воздерживаться от всяких дей­ствий, создающих препятствия в осуществлении законного интереса.

Таким образом, обязанности пассивного типа в за­висимости от их связи с субъективным гражданским пра­вом подразделяются на гражданско-правовые, сущест­вующие в рамках абсолютных гражданских правоотноше­ний, и иные, существующие в рамках других абсолютных правоотношений. Это означает, что несоблюдение граж­данско-правовых обязанностей пассивного типа приводит к нарушению субъективного гражданского права, несоблю­дение иных обязанностей пассивного типа - к нарушению прав личности, включая право на уважение интересов. Со­держание же всех обязанностей пассивного типа одина­ково и сводится к воздержанию от совершения действий, способных создать препятствие в свободном осуществле­нии абсолютных прав, а также законных интересов. Сле­довательно, абсолютное право и охраняемый законом ин­терес следует считать нарушенными в случае совершения любым третьим лицом действия, которое может создать управомоченному (заинтересованному) лицу какое-либо препятствие при осуществлении права (охраняемого за­коном интереса), в том числе исключительного господства над объектом права (интереса).

Другое дело - обязанность активного типа. Ее носи­тель должен совершить определенные положительные действия, без которых осуществление соответствующего субъективного права становится объективно невозможным. Следовательно, оказываемое обязанным лицом (должни­ком) содействие управомоченному лицу (кредитору) со­стоит в совершении активных действий определенного содержания, необходимых для реализации субъективного права. А поскольку содержание обязанностей активного типа сводится к положительному поведению должника, они могут быть только конкретными, возложенными на определенных лиц в установленном законом порядке или принятыми определенными лицами на себя добровольно. Поэтому гражданско-правовая обязанность активного типа всегда корреспондирует относительному праву того или иного субъекта, т. е. нарушение такой обязанности может привести к нарушению только субъективного гражданско­го права, но не права личности или охраняемого законом интереса. При этом нарушение гражданско-правовой обя­занности выражается либо в несовершении должником в пользу кредитора соответствующего положительного дей­ствия, либо в ненадлежащем совершении такого действия. Учитывая же, что право кредитора на присвоение резуль­тата действий должника и корреспондирующая этому праву обязанность должника совершить данные действия составляют содержание обязательства как относительного гражданско-правового отношения, необходимо констати­ровать: относительное гражданское право можно признать нарушенным только в случаях неисполнения или ненадле­жащего исполнения обязательства.

Отдельно следует остановиться на вопросе о наруше­нии так называемых «преимущественных» прав, возникаю­щих в случаях, предусмотренных законом, и дающих сво­им обладателям юридическое превосходство над другими субъектами. Имеются в виду возможности, существующие в рамках гражданско-правовых отношений, а не льготы от­дельных субъектов (в том числе публичных образований), вытекающие из статусного состояния. Иными словами, конкретный субъект гражданского права наделен юриди­ческим превосходством над другими субъектами именно потому, что является участником определенного право­отношения (залогового, общей долевой собственности, корпоративного, арендного и т. п.). Соответственно, пре­доставление такого превосходства является проявлением свойств относительного права или же отдельного правомо­чия последнего. Думается, что, говоря о преимуществен­ном праве, законодатель на самом деле имеет в виду либо обязательственное право, пользующееся старшинством (приоритетом), либо отдельное правомочие, входящее в содержание обязательственного права. Следовательно, «преимущественные» права также признаются нарушен­ными только в случаях нарушения или ненадлежащего ис­полнения обязательств.

Так, субъекты общей долевой собственности связаны между собой сложным обязательством, основное содер­жание которого представлено правом каждого сособствен- ника на совершение в его пользу другим сособственником действий имущественного характера (оказания в случаях и в порядке, предусмотренных законом, иными правовыми актами и соглашениями сособственников, содействия при управлении общим имуществом) и корреспондирующей этому праву обязанностью. Намерение другого сособствен- ника произвести возмездное отчуждение принадлежащей ему доли приводит к появлению в указанном обязатель­ственном праве правомочия преимущественной перед по­сторонним лицом покупки доли по цене, за которую она продается, и на прочих равных условиях, поскольку сособ- ственнику не может быть безразличным факт выбытия из правоотношения другого сособственника, выступающего обязанным (и одновременно управомоченным) лицом. То же самое можно сказать и об акционерах закрытого ак­ционерного общества, а также об участниках общества с ограниченной (дополнительной) ответственностью - каж­дый из них обязан совершать в пользу другого действия имущественного характера, а именно оказывать в случаях и в порядке, предусмотренных законом, иными правовы­ми актами, учредительными документами юридическо­го лица и корпоративными соглашениями, содействие в осуществлении обязательственных прав в отношении со­ответствующего хозяйственного общества. Отсутствие же преимущественного правомочия у акционеров открытого акционерного общества объясняется их юридическим без­различием к своему составу.

Изложенное подтверждает вывод о том, что любое правонарушение выражается в нарушении юридической обязанности - общей обязанности соблюдать нормы права или обязанности, противостоящей субъективному праву. В частности, нарушение первой затрагивает публичные интересы. В случаях же нарушения обязанности, противо­стоящей субъективному праву (в том числе личному праву на уважение интересов), правонарушение сопряжено с на­рушением субъективного права или охраняемого законом интереса.

Например, ничтожная сделка, нарушая требования закона или иных правовых актов (правопорядок), умаляет интересы публичной власти, а поэтому с момента совер­шения считается недействительной независимо от при­знания ее таковой судом (п. 1 ст. 166 ГК РФ). В случаях же, предусмотренных абзацами 2 и 3 ст. 169, п. 2 ст. 179 ГК РФ, недействительная сделка как правонарушение, будучи ис­полнена хотя бы частично, несет повышенную социальную вредность. В связи с этим в указанных случаях государство в лице своих уполномоченных органов наделено также правом требовать применения к правонарушителям кон­фискационных санкций.

Кроме того, факт совершения ничтожной сделки, ис­полнение которой приведет к нарушению права или охра­няемого законом интереса определенного лица, является оспариванием соответственно права или охраняемого за­коном интереса. Поэтому данный факт влечет появление в составе субъективного права охранительного правомочия требовать признания сделки недействительной.

Так, исполнение ничтожной сделки, как правило, при­водит к уменьшению имущественной сферы исполнившего сделку лица, затрагивая, таким образом, его право на пере­данную ценность или связанный с сохранением ценности интерес. Следовательно, принимая исполнение, сторона ничтожной сделки нарушает обязанность, противостоя­щую абсолютному праву (включая право на уважение иму­щественных интересов) другой стороны. Исполнение ни­чтожной сделки может также привести к нарушению права на переданное по сделке имущество лица, не участвующего в сделке, но связанного с исполнившей стороной каким- либо относительным регулятивным правоотношением по поводу данного имущества. В частности, неправомерное отчуждение производным владельцем имущества третье­му лицу обусловливает заинтересованность собственника в признании недействительной сделки об отчуждении и применении последствий ее недействительности, посколь­ку это связано с восстановлением права собственности на имущество.

В связи со сказанным требует ответа вопрос о надлежа­щем способе защиты права собственности на имущество, отчужденное лицом, которое не имело право его отчуждать (неуправомоченным отчуждателем). При решении постав­ленного вопроса необходимо исходить из того, что по смыс­лу п. 1 и 2 ст. 209 ГК РФ отчуждение имущества осуществля­ется собственником или управомоченным собственником лицом. Следовательно, недействительными (ничтожными) на основании ст. 168 ГК РФ должны признаваться договоры неуправомоченных отчуждателей, выступающих произво­дными владельцами имущества, поскольку собственник не предоставил им право отчуждения, хотя и мог это сделать. Что касается неуправомоченных отчуждателей, не являю­щихся производными владельцами имущества, то им, как не связанным с собственником каким-либо регулятивным относительным правоотношением, право отчуждения не может быть предоставлено в принципе. Соответственно, подписанные такими отчуждателями договоры нельзя счи­тать заключенными, поскольку в них a priory невозможно предусмотреть существенное условие о предмете договора, а именно действие по отчуждению, совершение которого способно привести к достижению цели договора - перехо­ду права собственности на отчуждаемое имущество к при­обретателю.

Таким образом, приобретатель имущества от не об­ладающего правом отчуждения производного владельца связан только реституционным правоотношением с ука­занным владельцем, но не виндикационным правоотноше­нием с собственником имущества. Поэтому надлежащими средствами защиты нарушенного права собственника здесь выступают такие охранительные правомочия, как призна­ние сделки недействительной и применение последствий ее недействительности. Указанные правомочия ограничи­ваются сделкой, совершенной производным владельцем, а поэтому не могут касаться последующих сделок об отчуж­дении имущества, на что обращалось внимание учеными- цивилистами и Конституционным судом Российской Федерации. Сделанный вывод имеет вполне разумное объяснение: так как не участвующий в недействительной сделке собственник и отчуждатель связаны между собой по поводу имущества относительным правоотношением, данное имущество подлежит возврату отчуждателю, у ко­торого оно находилось на условиях правоотношения до пе­редачи третьему лицу. Напротив, приобретатель имуще­ства от неуправомоченного отчуждателя, не являющегося производным владельцем имущества, может быть связан только виндикационным обязательством с собственником имущества (при наличии предусмотренных ст. 302 ГК РФ условий), но не реституционным правоотношением с от­чуждателем.

Изложенное позволяет усомниться в наличии доста­точных оснований для признания заинтересованным для целей оспаривания договора лишь лица, участвующего в обязательственном правоотношении, и переключении для договоров презумпции: с ничтожности на оспоримость.

Итак, заинтересованными в применении реституци­онных последствий ничтожной сделки в смысле абзаца 2 п. 2 ст. 166 ГК РФ должны признаваться все лица, имуще­ственная сфера которых затрагивается исполнением сдел­ки (прежде всего, ее стороны). Эти лица управомочены и на предъявление иска о признании недействительной ни­чтожной сделки, даже если она еще не исполнена. Однако при этом необходимо сделать следующие оговорки.

Во-первых, сторона ничтожной сделки, обязанная воз­вратить в порядке реституции деньги или ценные бумаги, вправе, не заявляя требование о применении последствий недействительности сделки, реализовать свой интерес в ис­полнении соответствующего обязательства с учетом поло­жений ст. 327 ГК РФ. В целях же устранения неопределен­ности в спорном правоотношении такая сторона может потребовать судебного признания сделки недействительной.

Во-вторых, по смыслу п. 3 Информационного пись­ма Президиума Высшего Арбитражного суда Российской Федерации «Обзор судебной практики по некоторым во­просам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения», сторона, обратившаяся в суд с тре­бованием о применении последствий недействительности сделки, не должна доказывать своего права на спорное иму­щество, поскольку основания возникновения прав сторон на переданное по сделке имущество не входят в предмет доказывания по делу. Вместе с тем, если из имеющихся в деле материалов достоверно усматривается, что истец, как неуправомоченный отчуждатель, не является производным владельцем имущества, в применении реституции должно быть отказано, поскольку, как указывалось ранее, речь идет о незаключенном договоре. При этом другая сторона впра­ве обратиться к неуправомоченному отчуждателю с само­стоятельным иском о возврате встречного предоставления по нормам о виндикации (в случае, если речь идет о сохра­нившемся в натуре индивидуально-определенном имуще­стве) или о неосновательном обогащении (в иных случаях).

В отличие от ничтожной оспоримая сделка порожда­ет свойственные ей правовые последствия, а именно вле­чет движение регулятивного правоотношения, неизбежно отражаясь, таким образом, на имущественной сфере сто­рон. Поэтому публичный интерес состоит в признании за оспоримой сделкой правового эффекта и в необходимости ограничения круга лиц, по иску которых этот эффект мо­жет быть аннулирован.

К умалению публичных интересов, а также к наруше­нию или оспариванию субъективных прав (охраняемых за­коном интересов) отдельных лиц может привести злоупо­требление правом.

В юриспруденции проблема злоупотребления правом всегда вызывала оживленные дискуссии, не прекратившие­ся и после включения в первую часть ГК РФ норм ст. 10, практика применения которых получила обобщение на уровне судебно-надзорной инстанции страны.

Так, в свое время отстаивался подход, не признающий саму идею злоупотребления правом на том основании, что при осуществлении права субъект может или действовать в пределах принадлежащего ему права, не злоупотребляя им, или выходить за эти пределы, допуская элементарное правонарушение.

Отрицание феномена злоупотребления правом про­тиворечит гражданскому обороту, дающему многочислен­ные примеры совершения носителями прав под видом их осуществления разнообразных недобросовестных действий. Поэтому рассматриваемое понятие глубоко укоренилось в юридическом обиходе, о чем свидетельствуют действую­щее законодательство, судебная практика и господствую­щая доктрина. Более того, получает дальнейшее развитие идея придания принципу недопустимости злоупотребле­ния правом общеправового значения. Вместе с тем крити­куемый подход наводит на мысль о том, что природу злоу­потребления правом не следует связывать с превышением пределов осуществления права. Ведь субъективное право как социальная ценность не может служить средством до­стижения недобросовестных (антисоциальных) целей. Дру­гими словами, право не может осуществляться иначе, как по своему назначению, а следовательно, фраза «осуществле­ние (использование) субъективного права не в соответствии с его социальным назначением» внутренне противоречива. Именно в этом обнаруживается уязвимость предложенной

B.                                            П.Грибановым    и получившей широкое распространение концепции злоупотребления правом как нарушения пре­делов осуществления субъективного права.

Злоупотребление правом представляет собой вполне реальный и вместе с тем «особый тип» правонарушения, имеющий место в случаях, когда носитель определенного субъективного права реализует свои недобросовестные на­мерения под видом осуществления этого права. Поэтому специфику злоупотребления правом следует усматривать в недобросовестности, скрывающейся под внешней обо­лочкой осуществления права. На самом же деле никакого осуществления права, в том числе превышающего установ­ленные пределы, здесь нет. При иных методологических подходах к исследованию рассматриваемой проблемы злоупотребление правом неизбежно превращается в част­ный случай обыкновенного («элементарного») правонару­шения.

Таким образом, можно выделить следующие призна­ки понятия злоупотребления правом как квалифициро­ванного правонарушения:

1)      это недобросовестные действия, вредоносность которых осознается обладателем права или должна им осознаваться при проявлении свойственной каждому раз­умному участнику гражданского оборота заботливости и осмотрительности. Следовательно, злоупотребление правом может быть следствием не только умысла (при так называемой «шикане»), но и грубой неосторожности нару­шителя. Что касается неосторожности простой, то она не может служить основанием для квалификации действий управомоченного в качестве злоупотребления правом, по­скольку недобросовестность предполагает предвидение не любых неблагоприятных последствий своих действий, а только тех, которые может и должен предвидеть любой разумный субъект гражданского оборота (разумно предви­димых последствий);

2)      это действия, только внешне напоминающие осу­ществление имеющегося у нарушителя права, в связи с чем доводы лица, злоупотребившего правом, обосновывающие формальное соответствие указанных действий осуществле­нию права, подлежат отклонению судом. Как видно, при злоупотреблении правом создается видимость осущест­вления нарушителем принадлежащего ему права, в чем собственно и выражается «употребление» права. Причем термин «право» является здесь собирательным, охватывая собственно субъективное право, отдельное правомочие субъективного права, а также именуемую секундарным правом возможность реализации правоспособности в кон­кретной жизненной ситуации;

3)     это действия, которыми нарушаются или оспари­ваются публичные интересы, а также субъективные права и охраняемые законом интересы частных лиц. Сказанное обусловливает специфику санкции, установленной зако­ном на случай злоупотребления правом: отказ в защите права означает, что суд, не признавая соответствующие действия осуществлением права, констатирует тем самым отсутствие оснований для возникновения и (или) сохране­ния тех правовых и фактических последствий, которые свя­зываются с таким осуществлением. Для предотвращения же наступления указанных последствий либо их аннули­рования суд вправе применить один из предусмотренных законом способов защиты нарушенного или оспоренного права (охраняемого интереса), в том числе признать не­действительность ничтожной сделки, совершенной лицом, злоупотребившим правом (в этом случае подлежит при­менению также ст. 168 ГК РФ).

Учитывая сделанные замечания, de lege ferenda абза­ца 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ предлагается изложить в следующей редакции: «Не допускается злоупотребление правом, т. е. проявление под видом осуществления права недобросо­вестности, в том числе совершение гражданами и юриди­ческими лицами действий исключительно с намерением причинить вред другому лицу».

Нарушение субъективного права в ряде случаев при­водит к его утрате обладателем с возможным возникнове­нием (при наличии известных условий) нового обязатель­ства - правоотношения возмещения.

Вещное право прекращается при полном (физиче­ском) уничтожении объекта права или при существенном, приводящем к лишению ценности, повреждении объекта права. В свою очередь обязательственное право прежде всего оказывается утраченным по причине физической или юридической невозможности исполнения соответ­ствующего обязательства, т. е. в случаях прекращения обя­зательства по основаниям, предусмотренным ст. 416 и 417 ГК РФ.

Проблему утраты обязательственного права необхо­димо исследовать также в увязке с принципом реального исполнения обязательства (исполнения обязательства в на­туре), действие которого в современном гражданском пра­ве подвергалось сомнению.

Рассматривая вопрос о влиянии названного принци­па на судьбу обязательственного права (правоотношения), необходимо учитывать различие в характере последствий, наступающих в случаях неисполнения и ненадлежащего исполнения обязательства.

Как указывалось ранее, неисполнение и ненадлежащее исполнение обязательства выступают самостоятельными формами нарушения субъективного права. При наличии же предусмотренных законом условий имеются основания для реализации кредитором (самостоятельно или с помо­щью принудительной силы государства) охранительных прав, существующих в рамках обязательств по возмеще­нию убытков, уплате неустойки и процентов за пользова­ние чужими денежными средствами. Что касается вопроса о прекращении обязательства и, соответственно, об утрате обязательственного права, то его решение напрямую зави­сит от того, какие конкретные потери возмещаются долж­ником кредитору в связи с осуществлением последним гражданско-правовой защиты: мораторные, причиненные ненадлежащим исполнением обязательства, или компен­саторные, причиненные неисполнением обязательства. В частности, в случае, когда должник уплачивает кредитору неустойку, установленную за просрочку или иное ненад­лежащее исполнение обязательства (либо проценты, на­численные за просрочку исполнения денежного обязатель­ства), и возмещает убытки, причиненные ненадлежащим исполнением обязательства, правоотношение не прекра­щается, и кредитор сохраняет право требовать исполне­ния обязательства в натуре. Напротив, если должником по требованию кредитора уплачена неустойка, установлен­ная на случай неисполнения обязательства, и возмещены убытки, вызванные неисполнением обязательства, право­отношение прекращается, а кредитор утрачивает право на реальное исполнение в его пользу обязательства. И в том, и в другом случаях иное может быть предусмотрено законом или соглашением кредитора с должником. Кроме того, обязательство независимо от формы его нарушения пре­кращается уплатой должником неустойки, установленной в качестве отступного (п. 3 ст. 396 ГК РФ).

Нетрудно заметить, что при решении вопроса о пре­кращении обязательства правовое значение имеет не толь­ко форма нарушения должником права кредитора (неис­полнение или ненадлежащее исполнение обязательства), но и характер последствий, устраняемых должником по требованию кредитора (являются они компенсаторными потерями или же только мораторными).

Например, по смыслу п. 3 ст. 487 ГК РФ в случае, когда продавец, получивший сумму предварительной оплаты, не исполняет обязанность по передаче товара в установленный срок, покупатель вправе потребовать пере­дачи оплаченного товара или возврата суммы предвари­тельной оплаты за товар, не переданный продавцом, т. е. отказаться от договора в неисполненной части. Следова­тельно, покупатель, не потребовавший возврата суммы предварительной оплаты за товар, не переданный про­давцом, не лишен права на предъявление требования об уплате неустойки и возмещения убытков, вызванных про­срочкой передачи товара (ненадлежащим исполнением обязательства). Поэтому в случае осуществления такого требования соответствующее договорное обязательство при отсутствии физической или юридической невозмож­ности его исполнения не прекращается, поскольку речь идет о возмещении должником только мораторных потерь кредитора.