- •Марина Александровна Бессонова Избранные труды (сборник)
- •Аннотация
- •Марина Александровна Бессонова Избранные труды
- •От составителей
- •I. Открытие примитива Проблема «наивной» живописи. Искусство официальное и неофициальное1
- •Открытие примитива в искусстве начала хх века. От Уде к Вальдену
- •Истоки творчества Руссо и Пиросмани. Вотивная картина
- •Поэт и Муза Анри Руссо
- •«Рисованные поэмы» Анри Руссо и традиция французского лубка (Руссо и картинки из Эпиналя)
- •Соприкосновение «наивной» живописи Таможенника Руссо с профессиональным искусством его эпохи
- •Анри Руссо и проблема примитивизма в европейском и американском искусстве рубежа XIX и хх столетий99 План диссертации Введение
- •I глава. Анри Руссо перед художниками, публикой и критиками своей эпохи
- •II глава. Мир и реальность в творчестве а. Руссо
- •III глава. Руссо и Пиросмани
- •IV глава. Руссо и искусство европейского авангарда первой трети хх века
- •Заключение
- •II. От импрессионистов до Шагала [о выставке «От Делакруа до Матисса» из музеев сша]
- •Предисловие к книге Дж. Ревалда «История импрессионизма»
- •Наследие Гогена и современный художественный процесс
- •От клуазонизма к скрытому смыслу в картине (к истории создания натюрморта Гогена Фрукты )
- •Полет над Эйфелевой башней
- •III. Авангард и хх век Можно ли обойтись без термина «авангард»?
- •К вопросу о «сдвигологии» смыслов в кубизме Пикассо и Брака и творчестве русских кубофутуристов
- •О способах совмещения бытийственной и трансцендентной сфер в искусстве XX века
- •Ситуация с традиционной картиной внутри авангарда
- •Восток и Запад вокруг Черного квадрата к. Малевича
- •Мифы русского авангарда в полемике поколений (от Малевича до Кабакова)
- •Об Александре Николаевне Корсаковой113
- •«Пара‑формы» Юрлова в контексте международного авангардного творческого процесса114
- •Пространства и персонажи Светланы Богатырь
- •Все – только ли «по поводу camel»? о последней живописной серии Александра Простакова115
- •Персональный жест Марселя Шетри116
- •Тяготение к беспредметности117
- •[О «неоакадемизме» 1990‑х годов в России]118
- •[О коллекции е. Нутовича]119
- •К вопросу о судьбе «русских авангардов» и об одной коллекции120
- •Фотонатюрморт и эстетика поставангарда
- •IV. Классический музей и современное искусство Классический музей и современное искусство
- •Выставки современного искусства. Хроника прошедших событий122
- •С.И. Кусков, м.А. Бессонова Разработка концепции показа в музее новейшего искусства Принципы выставочной политики и комплектования123
- •V. Памяти Марины Бессоновой Марина Бессонова
- •Памяти Марины Бессоновой
- •Марина в музее
- •Мое знакомство с Мариной
- •Письмо к Марине Бессоновой
- •Приложения Краткая биографическая справка
- •Кураторские проекты выставок
- •Основная библиография работ м.А. Бессоновой
IV. Классический музей и современное искусство Классический музей и современное искусство
Выставка «Классический музей и современное искусство», прошедшая летом 1992 года в ГМИИ им. А.С. Пушкина, вошла в число юбилейных мероприятий, приуроченных к 80‑летию центрального московского музея. Однако специфический состав, характер и атмосфера этой выставки настраивают не столько на торжественно‑праздничный лад, но скорее на размышления об отечественном музейном уровне репрезентации современного искусства.
Единичные и в общем случайные работы лидеров мирового авангарда (Энди Уорхола и Йозефа Бойса) лишь подчеркивали вопиющее отсутствие на выставке крупнейших авангардных имен из Западной Европы и США, давно ставших музейной классикой и объективно репрезентирующих историю искусства последних десятилетий. Очевидно, что «догнать» в этом смысле ведущие европейские и американские собрания, в которые уже начали в последние годы проникать и русские имена; дорасти до уровня экспозиций, где последовательно представлены беспредметные направления, поп‑арт, минимализм, концептуализм, – будет чрезвычайно сложно любому из московских музеев. Шестидесятилетний разрыв с традицией европейского комплектования произведений участников живого художественного процесса невозможно преодолеть за несколько лет, оставаясь к тому же в финансовом отношении по‑старому неплатежеспособными. Однако это не предмет для серьезного разговора.
Попытаемся все же прочитать историко‑художественный контекст данной выставки, основная зрительная ось которой была обозначена цветными подвесными объектами Хасиора и Садлея и замыкалась огромной композицией Космос Юзефа Шайны, составленной из десятков графических листов с микроскопическими силуэтами человеческих голов. Итак, ведущая композиционная роль на выставке принадлежала мастерам из Польши.
Современное искусство стран Восточной Европы, среди которых самым жизнеспособным и независимым было авангардное искусство Польши, было обособлено от постоянно действующего на протяжении сорока лет мирового художественного процесса. Эта изоляция не прошла бесследно, наложив отпечаток на отношение даже к ведущим художникам, за которыми отрицалось право на самостоятельность и радикальность эстетического кредо, подчас просто из‑за отсутствия своевременной информации. Так было и в случае с рождением первого концептуального театра Тадеуша Кантора в Кракове, еще в условиях оккупации в сороковых годах; однако известность и признание пришли к Кантору лишь в семидесятых, когда уже были составлены западноевропейские и американские коды для расшифровки его персональных, объективированных в сценографии жестов.
Такая же судьба постигла и абсолютно оригинальные, появившиеся на рубеже шестидесятых годов, зачастую перекодированные в фольклор, реди‑мейды Владислава Хасиора. Его творчество изолированно, но абсолютно органично развивалось внутри контекста европейской эстетики объектов. Тогда, на рубеже шестидесятых, ни Пьер Рестани, ни Хасиор и не подозревали о существовании друг друга; хотя один в своей философии искусства, а другой в непосредственной практике отталкивались от одних и тех же артефактов – реди‑мейд Марселя Дюшана, мини‑инвайронментов Эдварда Кинхольда и «всеобъемлющих» коллажей Макса Эрнста. Однако Хасиор долго оставался вне родственных ему творческих контактов с европейской художественной средой его генерации, и ему пришлось прокладывать путь в европейские столицы через сотрудничество с мастером старшего поколения – Осипом Цадкиным и лишь благодаря ему получить признание и в Польше, в тех же семидесятых годах, обретя наконец право на создание своих знаменитых пространственных мобилей‑антимонументов.
Ведущие польские авангардисты первого послевоенного поколения, к числу которых относится и Юзеф Шайна, в силу обстоятельств становились аутсайдерами, не имея возможности быть замеченными текущей художественной критикой, и тем самым были лишены права на участие в формировании эстетической практики текущего момента. То, что при этом творчество крупнейших авангардистов Польши (разумеется, все это относится и к Чехии, и к Венгрии, и к отдельным представителям других восточноевропейских регионов) развивалось в русле общеевропейских передовых направлений и многие восточноевропейские мастера являлись абсолютными новаторами, творцами этих направлений вместе со своими коллегами из Западной Европы и США, – еще предстоит доказать критикам и музейщикам разных стран сегодня. Мне это представляется одной из главных задач, стоящих перед профессионалами артмира на рубеже столетий.
Что касается русского ядра выставки, то и оно могло бы быть более представительным. Пока что его современный раздел ограничивается дарами Целкова и спонсоров из общества «Меценат», кстати, субсидировавших и всю выставку. Работы Ивана Чуйкова (дар Бориса Орлова и Олега Целкова) восьмидесятых годов безупречны с точки зрения «музейности» и уже вошли в историю современного искусства. Однако, как и в случае с произведениями Уорхола и Бойса, они не в состоянии заменить полное отсутствие комплектования отечественного материала общеевропейской ориентации в музее.
Тем не менее «камерная» сердцевина выставки из рисунков и акварелей Яковлева, Зверева, Янкилевского, Евгения Кропивницкого, Соостера, Злотникова, гравюр Кабакова и других не только исторически точно воспроизводила технику и атмосферу первого творческого всплеска московских авангардистов периода «оттепели», но и неожиданно для всех выдержала, казалось бы, непосильную нагрузку: скромные листы бумаги и коллажи рубежа 1950–1960‑х годов сумели стать опорным костяком выставки, не потеряться между смысловым натиском чуть велеречивых поляков и гиперреализмом восточноевропейских восьмидесятников. По существу послевоенный русский авангард, подобно своим предшественникам начала столетия, продемонстрировал радикальный, но сугубо пластический жест, и он оказался уместным, не «сфальшивил» в большом хоре голосов жаждущих объективной репрезентации художников из Восточной Европы.