Основные научные направления теории международных отношений

В настоящее время наблюдается «взрыв» дискуссий по концептуальным основам международных отношений. Этот «взрыв» оправдан, ибо преж­няя система отношений опрокинулась, а другая так пока и не сложилась. Остро встал вопрос о выработке иных парадигм теории международных отношений. Почему? Во-первых, исчезла прежняя структура безопасно­сти, а новая находится еще в стадии обсуждения. Во-вторых, появилась анархия и непредсказуемость поведения субъектов. В-третьих, в между­народные отношения ворвался терроризм и стало ясно, что ни одна стра­на мира не может чувствовать себя защищенной.

Поэтому в современной науке о международных отношениях все ча­ще обнаруживается стремление к переходу от теоретического к методо­логическому и нормативному модусу рассмотрения этих отношений, в границах которых она нередко воспринимается как форма делегитимизации в общественном сознании решений в этой области, с одной стороны, и как своего рода методологическая основа формирования стратегии и идеологии - с другой. На это обращают внимание все исследователи тео­рии международных отношений.

Как нам представляется, целесообразно в современных условиях ид­ти не по пути критики тех или иных концепций. Это, как говорится, мы уже проходили. Дистанцируясь от «идеологических» дискуссий между всеми парадигмами, можно применить к теории международных отноше­ний полезные идеи, содержащиеся во всех концепциях. Такой «эклек­тизм» не является необычным для нашей дисциплины. Рациональное все­гда есть казалось бы в совершенно противоположных школах и направ­лениях. Все они в большей или меньшей степени отражают основные об­ласти изучения международных отношений: методологическую часть, определяющую основные принципы научного подхода к анализу внешней политики, систему категорий и понятий теории, результаты целостного исследования проблем, конкретных внешнеполитических процессов и ситуаций, структуру безопасности и внешней политики, комплекс уста­новок в области принятия решений. Эти концептуальные подходы не ис­ключают борьбы школ и направлений в области международных отноше­ний, поскольку каждая из них отражает определенный уровень общест­венного развития страны и расстановку политических сил.

4.1. Политический реализм

Среди авторов теории, объяснявшей поведение государств в отноше­нии друг друга, долго преобладало направление, сторонники которого уже в XX в. без ложной скромности присвоили себе звание «реалистов». По их мнению, воплощение в жизнь постулатов Н. Макиавелли, борьба Британии за роль мирового арбитра, создание участниками Венского кон­гресса довольно устойчивого механизма многополюсного баланса сил в Европе, поведение ведущих держав перед Первой и Второй мировыми войнами, свидетельствуют о том, что движущей силой международных отношений является стремление любого государства к усилению своей безопасности путём распространения влияния и наращивания мощи.

Библией «реалистов» являются воззрения английского философа XVII в. Т. Гоббса, который считал сутью политики борьбу за безопас­ность во враждебном окружении. В границах отдельных государств, по Гоббсу, люди укрываются под защитой государства, заключая договор друг с другом, чтобы избежать «войны против всех». Качественным от­личием международных отношений от процессов внутри государств яв­ляется отсутствие высшего арбитра, и как результат — состояние анархии, аналогичной ситуации в природе. Естественное же состояние природы - состояние войны. Современные последователи Гоббса довольно поэтично развивают эту мысль следующим образом: «В политике люди плывут в безбрежном и бездонном море. Здесь нет ни границ, ни убежища, ни дна, ни якорной стоянки, ни начала пути, ни конечного пункта назначения. Задача состоит в том, чтобы держаться на плаву и на ровном киле: море им и друг, и враг».

В подтверждение центрального тезиса о первичности закона джунг­лей «реалисты» приводят классическую притчу другого философа - француза Ж. Жака Руссо. Она рассказывает об охоте пяти первобытных жителей на оленя. Голод каждого можно было бы утолить пятой частью туши оленя. Но в тот момент, когда охотники почти окружили животное, один из них заметил зайца и бросился за ним. Он насытился, но олень убежал, а четыре других охотника остались ни с чем. Мораль: охотники больше не доверяют друг другу, и каждый реализует свои интересы, не заботясь об интересах других.

Наиболее крупной фигурой, классиком реализма считается Г. Моргентау, немецкий эмигрант, вынужденный покинуть свою родину из-за преследований со стороны нацистов. Его книга «Politics Among Nations. The Struggle for Power and Peace (Политические отношения между нация­ми. Стратегия для силы и мира)», изданная в 1948 г., выдержала более 20 изданий. Когда в 1980 г. Моргентау ушел из жизни, государственный секретарь США Г. Киссинджер произнес слова, под которыми подписа­лись бы многие: «Ганс Моргентау был моим учителем». Можно ли ска­зать еще лучше. Моргентау заложил основы направления в концепции, которую продолжили Р. Найбюр, Дж. Кеннан, Р. Штраус-Хупе, Д. Херц, К. Гольдман. Реализм обогатил дисциплину международных отношений несколькими важными понятиями: «геополитика», «супердержава», «сдержива­ние», «безопасность», «национальные интересы» и др. Белорусские исследовате­ли Н. Антонович и Е. Достанко обращают внимание на то обстоятельство, что Моргентау и его последователи разработали четкую систему принци­пов, в которых обосновали невозможность постижения гармонии в меж­дународных отношениях. Они указывают на немецкое происхождение этого термина (Real Politik), восходящего ко временам О. Бисмарка. Реа­листы сформулировали 6 пунктов международного детерминизма:

1. политики имеют свободу действий и стремятся к достижению наиболее рациональных решений;

2. политики думают и действуют согласно интересам государства;

3. сущностью мировой политики является борьба суверенных госу­дарств за свои национальные интересы;

4. моральные принципы не могут быть применены в отношениях между государствами. Главное - результаты;

5. действия других наций надо оценивать по тем же моральным принципам, что и действия своей нации;

6. политика целиком автономна к экономике и праву. Единственной целью политики является увеличение силы страны на международной арене и ее демонстрация.

Поэтому Моргентау определял сущность международных отношений как анархичное противоборство стран. Стабильность этих отношений возможна только через баланс силы. Его последователи исходят из того, что отсутствие доверия всегда доминирует в международных делах. По­этому каждое государство стремится наращивать свою силу. Но, поступая таким образом, оно ущемляет безопасность других государств, которые пытаются догнать, а позже и превзойти по силе нарушителя спокойствия. Эта гонка за обеспечение безопасности, по существу, с самого начала приобретает форму замкнутого круга, по которому и развиваются госу­дарства в соперничестве друг с другом. «Дилемма безопасности» возни­кает в результате того, что военные приготовления одного государства создают неразрешимую неясность в умах других относительно того, имеют ли эти приготовления только «оборонительные» цели - укрепле­ние собственной безопасности в неопределенном мире - или скрывают наступательные замыслы - изменение «статус-кво в свою пользу». Разу­меется, государственные деятели в такой ситуации, как правило, обязаны

исходить из вероятности худшего для них сценария, что еще больше под­хлестывает гонку вооружений.

Иногда наступают паузы, когда никому не удается нарушить «баланс сил», но затем одно государство или группа государств вырываются впе­ред, и баланс можно восстановить либо войной, либо созданием противо­веса в виде более мощной коалиции. Теорию «баланса сил» часто сравни­вают с движением шаров на бильярде. Они сталкиваются друг с другом, образуя меняющиеся конфигурации и затем движутся снова в бесконеч­ном соревновании за силу и безопасность. Это вечное движение не зави­сит от «цвета» шаров - внутреннего устройства и идеологии того или иного государства. У всех одна цель - обеспечить себе максимальную безопасность и влияние. Разница лишь в их размерах: более мощные легче расталкивают тех, что поменьше, но последние могут противостоять им, присоединяясь к коалициям других гигантов. Существует множество конфигураций «баланса сил» на бильярдном столе истории. Бывают слу­чаи, когда отдельные государства пытались добиться мировой гегемо­нии - создать «однополюсный» мир, но всякий раз возникали противо­стоящие им коалиции, которые срывали эти попытки. По мнению «реали­стов», самое выгодное положение у государства, которому удается занять положение балансира. Ловко и беспринципно перемещаясь между сталкивающимися группировками, оно, помогая то тем, то другим, определя­ет развитие событий и при минимальных затратах обеспечивает себе мак­симум влияния.

«Реалисты» признают, что их теория - «воплощение цинизма», но такова, дескать, жизнь, таковы законы природы, которым подчиняются и международные отношения. Конечно, здесь налицо, казалось бы, нераз­решимое противоречие: во внутренней политике государство требует от подданных соблюдения законов, согласия, ищет компромиссы, а в отно­шениях с другими государствами руководствуется принципами джунглей. Этот разрыв заполняется патриотической абсолютизацией «националь­ных интересов» и признанием, хотя часто неискренним и весьма снисхо­дительным, норм международного права.

Жизнеспособность теории «реализма» объясняется тем, что за ред­кими исключениями она довольно адекватно отражала мотивы поведения государств на протяжении трех с половиной веков функционирования классического механизма отношений между суверенными государствами-нациями – Вестфальской системы международных отношений.

В XVII - XVIII вв. стержнем европейской политики был быстро ме­няющийся калейдоскоп монархических союзов с целью укрепления мо­гущества каждого из суверенов. При этом ключевую роль балансира иг­рала Британия, стремившаяся с позиции «блестящей изоляции» за Ла-Маншем не допустить господства на континенте ни одного из них. В на­чале XIX в. с помощью сложной системы сдержек и противовесов на Венском конгрессе удалось создать такой коллективный баланс сил «кон­церта» ведущих европейских держав, который довольно длительное вре­мя делал невыгодным его нарушение для всех участников. Но соперниче­ство за расширение влияния сначала расшатало, а затем разрушило и эту конструкцию, в конечном счете ввергнув Европу, а затем и некоторые другие регионы, в Первую мировую войну. Соперничество в XX в. Запада с нацизмом, а затем с коммунизмом, казалось бы, переводило междуна­родные отношения из плоскости беспристрастного баланса сил в сферу идеологической борьбы. Это, возражали «реалисты», только на первый взгляд. А под покровом идеологической риторики, по их мнению, работа­ли те же пружины национальных интересов, расширяя сферы влияния и силовых механизмов, перечеркивающих идеологию. Именно законы «реализма» сделали возможным во время Второй мировой войны союз западных демократий с Советским Союзом против нацистской Германии, определили разделение Европы и Восточной Азии на сферы влияния в соответствии с послевоенным балансом сил. Не отбрасывая совсем идео­логическую мотивацию, «реалисты» рассматривали и «холодную войну» главным образом как геостратегическое стремление СССР к мировому господству.

Именно поэтому отец доктрины «сдерживания» Дж. Кеннан в 1947 г. писал о национальных особенностях экспансионистской политики Совет­ского Союза как продолжателя Российской империи. Сторонники этой школы с удовлетворением отмечали методологическое сходство маркси­стского анализа «соотношения сил на мировой арене» в документах съез­дов КПСС с традиционным «реалистическим» учетом состояния баланса сил. Особое ликование по поводу живучести «реализма» вызвало состоя­ние враждебности между Китаем и Советским Союзом в 1970-е гг., кото­рое использовали в своих интересах США. Многие «реалисты» считали китайский коммунизм «редисочным» — красным снаружи, но белым внутри, а в поведении Советского Союза усматривали больше «византийскости», чем марксизма.В США и Европе издано бесчисленное множество монографий, ста­тей, докладов, посвященных исследованию почти всех аспектов между­народных отношений именно с позиции «реализма». Вскоре после окон­чания Второй мировой войны «реализм» стал чуть ли не официальной американской теорией. Со временем он утвердился в этом качестве и в Европе. Например, шведский исследователь К. Голдман благоговейно именовал его «теорией с заглавной буквы». Во времена «холодной вой­ны» критиковать «реализм» на Западе было так же опасно, как и «маркси­стскую методологию» на Востоке. Классики «реализма» отмечали ком­плексность понятия «силы», включавшей, помимо военной составляю­щей, экономический, политический, морально-идеологический и другие компоненты. Но постепенно, по мере наращивания «холодной войны», внимание прикладного «реализма» все больше концентрируется на воен­ном измерении международных отношений. Еще в 50-е гг. XX в. Дж. Херц ввел в обиход понятие «дилемма безопасности». По определе­нию дилемма сложнее, чем проблема. Это обычно ситуация, в которой необходимо сделать выбор не между хорошим и плохим, а между двумя равными, особенно равно нежелательными вариантами. Поскольку обес­печение безопасности в военной области в годы «холодной войны» рас­сматриваетесь как первостепенная задача, основным содержанием «ди­леммы безопасности» стала военная безопасность. До сих пор при упо­минании термина «безопасность» западные специалисты имеют в виду исключительно безопасность военную, а не комплексную - с включением экономических, экологических и прочих аспектов. Академический курс по «безопасности» (читай по «военной безопасности») становится риту­альным в учебных заведениях, заменяя во многих случаях изучение меж­дународных отношений.

Значительное влияние на подходы к анализу военной безопасности оказала школа конфликтологии, основы которой были заложены в моно­графии Т. Шеллинга «Стратегия конфликта». На ее базе развилась другая школа, получившая название «теории игр», основы которой примени­тельно к международным отношениям были адаптированы А. Раппопор­том. Это модернистское направление открыло дорогу применению мате­матических моделей, использованию компьютерной техники. Поскольку дилемма военной безопасности оставалась в центре внимания ученых и политиков, а соотношение вооружений, особенно ракетно-ядерного, боль­ше, чем другие аспекты, поддавалось количественным обобщениям, это течение еще больше сосредоточило внимание международников на военно-стратегических аспектах мировой политики. Теперь очевидно, что моно­полизм и милитаризация «реализма» сыграли злую шутку над специали­стами-международниками. Они просмотрели или проигнорировали глубин­ные и долгосрочные процессы глобального характера, развившиеся в со­циально-политической, экономической, духовной областях жизни миро­вого сообщества, качественное созревание которых в 80-90-х гг. XX в. начало оказывать мощное воздействие и на международные отношения.