u_lectures

помогая бедным людям. Чарчикан освобождает людей от злого духа Харги,

который после победы над ним Чарчикана перестал на средней земле появляться и беспокоить людей («Как Чарчикан поймал Харги»). Йомбо и Одёлоко (герои нгасанского и долганского фольклора) предстают маленькими и слабыми человечками, побеждающими своих врагов с помощью плутовства, коварства и шантажа. В результате контакта с

русским населением самодийский культурный герой часто отождествляется с трикстерами русских волшебных сказок (Иванушкой-дурачком, младшим братом). Отдельный небольшой жанр представляют сказки об Ибуле. Это комический герой эвенкийских сказок Ивуль, который делает все наоборот. Однако нганасаны Ибуля считают своим героем.

Вмифах нгасан культурным героем так же выступает Нейминг – женщина, которую небожители - нгуо снабдили иглой и научили шить. Это искусство она передаёт своему народу.

Вкетской мифологии первые культурные герои, с которых начинается шаманская и историческая традиция - Дох и Альбэ. Они синкретизируют в себе функции культурных героев и шаманов. Этими героями в кетском фольклоре представлен солярный миф: возникновение Млечного пути одними кетами связывается с Альбэ («путь Альбэ» как название Млечного пути), другими - с Дохом («след Доха»). Как и Есь, Дох имеет отношение к солнцу (есть миф о браке Доха с ним), грому и молнии. Один и тот же запрет укрываться под деревом (обычно лиственницей) во время грозы связывают то с Есем, то с Дохом, которые убивают громом-молнией нечистую силу, прячущуюся в дереве. В ряде мифов Дох и Альбэ связаны с Хоседэм. Они борются друг с другом. В одних случаях побеждает Хоседэм (когда ей удаётся овладеть душой Доха или его сердцем), в других вариантах – Дох и Альбэ («Богатырь Альба и Хосядам»).

С наибольшей полнотой засвидетельствованы эпические сказания о трёх братьях: о Бальнэ («черёмуховая палица»), богатыре, совершающем воинские подвиги, Белегэне, герое, связанном с природой и наделённом чудодейственными способностями охотника, а также о Торэте.

Жанры фольклора у коренных народов Красноярского края.

У коренных народов Красноярского края существует много различных жанров устного народного творчества: сказки (волшебные, бытовые, о животных), эпические песни (героический эпос), сказания, жертвенные молитвы, заговоры, заклинания, обереги. Есть среди них обращения к Огню,

кВоде, Небу, реке, озеру, к птицам и т. д.. Богата и обрядовая поэзия: свадебные, похоронные, шаманские, игровые, промысловые обряды, встреча Весны, Солнца, Света, Тепла, открытие воды, отела олений и т. д.. Особый пласт — пословицы и поговорки.

Героический эпос у эвенкийского народа представлен улгурами (большие поэмы о героических битвах древних богатырей). Сюжеты улугуров пронизаны фантастикой, но больше в них отражена материальная и духовная культура предков современных эвенков. По композиции и

содержанию эвенкийский героический эпос имеет некоторые общие черты с якутским олонхо. Особое исполнение: он поется или декламируется.

У долган жанру былин соответствуют олонхо - длинные, местами рифмованные повествования, где песня чередуется с рассказом. Их пересказывали особые люди — сказители. Олонхо имеют и особое исполнение. Обычно сказитель поет те места олонхо, где вводится речь героя.

В нгасанском фольклоре произведения героического характера - ситаби. Это очень длинные произведения, их поют иногда в течение суток, язык их очень необычен, сложен и вычурен, что естественно затрудняет перевод на русский язык.

На исполнение некоторых фольклорных произведений у народов Севера существовали обрядовые запреты. Эвенки считали, что нельзя загадывать загадки, когда идет отел оленей. Летом, когда на небе появляется Венера, нельзя рассказывать сказки. У долган было закреплено время для рассказывания олонхо. Запрещалось исполнять олонхо во время прилета птиц: уток, гусей, лебедей. Долганы считали, что если в это время рассказывать былины, то пернатые пролетят мимо. Категорически запрещалось слушать олонхо и накануне охоты на дикого оленя. Долганы были уверены, что сказителю былин во время рассказывания угрожает опасность для жизни. Когда сказитель начинает петь, в это время приходит абаасы и состязается с ним в пении.

Таким образом, картина мира в мифологии и фольклоре коренных народов Красноярского края представлена космогоническим, антропологическим, тотемным, солярным мифами, которые имеют свои компоненты в культуре и фольклоре народов Севера.

Литературу коренных народов Красноярского края представляют такие писатели Эвенкии как А. Немтушкин, Ермаков, Н. К. Оёгир; писатели Таймыра, получившие всероссийскую известность: поэтесса Е. Е. Аксенова, писательница, журналистка и общественный деятель Л. П. Ненянг.

Литература.

1.Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т.М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 2000.

2.Л. Ненянг. Ходячий ум народа.- Красноярск, 1997.

3.М. И. Попова. Основы истории культуры малочисленных народов Таймыра. Хрестоматия: в 2 частях.- Красноярское книжное издательство. 1995.-Ч. 2.

4.Антология фольклора народностей Сибири, Севера и Дальнего Востока.- Красноярск: Кн. Изд-во, 1989.

Большая медведица: Сказки народов Севера.- Красноярск: Кн. Изд-во, 1990.

Тема II. Историческая проза в литературе Красноярского края

1.Тема освоения енисейских земель в исторической прозе писателей Красноярского края

2.Тема гражданской войны и становления Советской власти в произведениях красноярских писателей

«Подлинную историю человека пишет не историк, а художник», - утверждал А. М. Горький. Писатель воссоздает исторические явления в их конкретно – индивидуальном облике, раскрывает исторические события, жизнь людей в прошлом в конкретных картинах и образах. «Задача историка

– сказать, что было; задача поэта – показать, как было, - писал В.Г. Белинский. - Если наука оказывает поэзии услугу, сказывая ей о том, что было, то поэзия, в свою очередь, расширяет пределы науки, показывая, как было».

Влияние исторической науки на писателя, обращающегося к прошлому, само по себе еще не определяет художественного уровня его произведения. Однако история не современность, и писатель не очевидец минувшего. Не каждый писатель исторического жанра глубоко знаком с историческими теориями своего времени, но каждый из них неизбежно вырабатывает свою концепцию, знакомясь с историческими материалами и отбирая их под определенным углом зрения.

Опыт мировой литературы свидетельствуют о том, что главную роль в развитии исторической темы в литературе играет исторический роман – эпическое произведение, в котором повествование сосредоточено на судьбе отдельной личности в процессе ее становления и развития, развернутом в художественном пространстве и времени, достаточном для передачи «организации» личности. Являясь эпосом частной жизни, «изображением чувств, страстей и событий частной и внутренней жизни людей» роман

представляет индивидуальную и общественную жизнь как относительно самостоятельные, не исчерпывающие и не поглощающие друг друга стихии, и в этом состоит определяющая особенность его жанрового содержания. Гибкая и объемная художественная форма – роман предоставил писателю

наиболее широкие возможности для воспроизведения исторического прошлого.

Проблема определения исторического романа как жанра относится к числу самых спорных в истории и теории литературы. В пору его

возникновения и формирования в европейской литературе первых десятилетий XIX века находились критики, видевшие в историческом романе незаконнорожденный плод слияния искусства и науки, ложный род искусства. Однако эта скептическая оценка не помешала бурному развитию исторического романа и его широкой популярности.

Ученые сходятся в определении три обязательных составляющих исторического романа:

1. В романе должно вестись повествование о конкретном историческом событии.

2.В романе должны присутствовать исторические личности.

3.Географические названия и объекты должны иметь вполне конкретные прототипы.

«Исторический роман, - утверждал Н.А. Добролюбов, - является в то время, когда народное сознание обращается к воспоминанию о прошедшей своей жизни». Проникнуть в отдаленную от нас эпоху, понять ее можно через судьбу человека данного периода. Зная характер, взгляды, мировоззрение, обычаи и традиции, поведение отдельного человека, мы можем представить и жизнь общества, к которому принадлежит этот человек, и особенности конкретного исторического периода.

Историзм как принцип изображения исторических событий реализуется через многие детали художественного произведения.

1.Органическое сочетание субъективного и объективного начал. Мера сочетания этих начал, то есть степень лирического наполнения произведения, может быть самой различной. В историческом произведении не должно быть отражения только объективных исторических фактов, в нем должно присутствовать и авторское "Я". При этом историческое произведение не теряет своей достоверности, так как объективное и субъективное не противопоставлены. В философии субъективное "понимается не как внутреннее состояние субъекта, противоположное объекту, а как производное от деятельности субъекта, воспроизводящего в формах этой дея- тельности содержание объекта. Будучи активной силой во взаимодействиях субъекта и объекта, человек действует тем не менее не произвольно, так как объект ставит определенные границы пределы деятельности субъекта». Писатель не искажает материал, он его изучает, анализирует и приходит к выводам, которые уже были сделаны и объяснены наукой, либо открывает новые истины, которые могут быть объяснены и доказаны. Размышления автора произведения не будут выходить за рамки объективной истины.

2.Разнообразное сочетание факта, документа, исторического материала

ихудожественного вымысла, творческой фантазии. Документы оказываются «своеобразным камертоном, определяющим звучание, тональность» всего повествования в целом. Наличие исторических документов не позволяет авторской фантазии уходить далеко от истины.

3.Психологический анализ, то есть «постижение внутреннего мира чело- века в сложном взаимодействии со всем, что его окружает, что определяет его самосознание». Проникая во внутренний мир своего героя, писатель может яснее и глубже освоить отдаленную от него эпоху. Как писали К.Маркс и Ф. Энгельс в «Святом семействе...»: «История не делает ничего, она не обладает никаким необъятным богатством, она не сражается ни в каких битвах! Не история, а именно человек, действительный человек - вот кто делает все это, всем обладает и за все борется... История - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека».

Для глубокого восприятия и понимания со стороны читателей исторический роман должен иметь не только просматриваемую перспективу в развитии судьбы сюжета и судеб героя, но и достоверное окружение,

которое составляют не только географические описания, но и соотнесенность с временным планом описанных событий. Помогают читателю в этом даты,

через которые читатель выстраивает единую канву исторического повествования. Читатель должен понимать последствия датированных событий в повседневной жизни общества – иначе роман будет предоставлять простую беллетризацию истории.

В русской литературе развитие исторического романа – значительное явление. Его возникновение в начале XIX века связано с идейной борьбой в русском обществе эпохи декабристов и, как следствие, необходимости понять ее причины. В произведениях писателей ХIХ века нашли свое

художественное воплощение замечательные страницы исторического прошлого нашей родины, свободолюбивые и патриотические чувства русского народа. Роман, сохраняя приоритет «социальной судьбы» героя, главенство его «сопряжения» с историей общества («изображение частной жизни на фоне исторических событий»), вместе с тем углубил интерес к «нравственным судьбам» личности, к испытанию и проверке ее личностных ценностей.

Современный исторический роман отличает большое разнообразие жанровых разновидностей: историко-биографический, национально - исторический, роман-эпопея, проникнутый историзмом и масштабностью, раскрывающий перепутье истории и «частного человека», народа и личности, драматическую горечь их противоборства и радость их встречи и единения. Во второй половине XX века наиболее заметными историческими романами были признаны сочинения Д. Балашова, В. Пикуля, Б. Акунина. Исторические сказания о сибирской земле принесли мировую славу сибирскому писателю А.Т. Черкасову. Его традиции плодотворно были продолжены писателями-красноярцами А.И. Чмыхало, Ж.П. Трошевым, А.М. Бондаренко и др.

В исторической прозе литературы Красноярья ярко представлены три исторических эпохи: первая – освоение енисейских земель русскими служилыми и вольнопоселенцами; вторая – пребывание декабристов в Сибири как особое культурно-экономическое и социальное событие в истории Сибири; третья – гражданская война и становление советской власти на огромной территории бывшей Енисейской губернии. В предлагаемых

материалах предпринята попытка выявления авторского восприятия исторических событий и форм его выражения. Безусловно, не все произведения, относимые к исторической прозе и содержащие раскрытие

литературы Красноярского края, а характеризует ее идейно-художественное содержание, в частности, историческую прозу в отдельных ее проявлениях.

Итак, рассмотрение заявленной темы начинается с романа А.М. Бондаренко «Государева вотчина». Это самое позднее произведение из рассматриваемых в лекционном курсе (роман написан в 1999-2005 гг), но в

нем изображаются самые отдаленные от современности исторические события. Для введения в содержание романа необходимо обратиться к небольшой исторической справке об этом историческом процессе.

Заселение Сибири русскими началось сразу же после похода Ермака. В ХVII в. они освоили главным образом таежные районы Сибири. Заселялась Сибирь тремя способами. Первый способ – это государственный, или административный перевод, при котором правительство «по указу» переводило на вечное житье определенные группы населения. Но этот способ оказался молоэффективным. Гораздо большее значение государственный перевод имел в деле комплектования служилых людей Сибири. Вплоть до второй половины ХVII века их численность росла по преимуществу за счет посылки «по государеву указу» в Сибирь ратных людей из европейской части страны.

Вторым способом колонизации Сибири была ссылка преступников, к которым, кроме уголовников. Относили и участников казачьих, крестьянских и городских восстаний, коими был так богат «бунташный» век. Ссылали как «в службу», так и «в посад» и «в пашню» Роль ссылки была велика: население русских быстро росло. Третий способ – это вольное переселение. Уже в предшествующем ХVI веке появились первые русские переселенцы, пришедшие в Сибирь на постоянное место жительства на свой страх и риск.

С течением времени поток вольных переселенцев нарастал и постепенно превысил число лиц, направленных в Сибирь по указу. Во второй половине ХVII века государство уже начало выставлять заставы, чтобы не пропускать в свободные сибирские земли вольных людей, не «селить и в службу и в посад … не приверстывать». Но эти меры в целом были безрезультатны. Поскольку правительство не проявляло настойчивости, то местные власти, не желая терять рабочие руки, эти указы не исполняли.

Принципиальным рубежом в заселении Сибири стали 1660-1670-е гг.,

поскольку именно с этого времени численность русского населения стала возрастать не столько за счет притока извне, сколько за счет естественного прироста.

Особо следует отметить, что все возникшие сибирские города представляли собой «искусственные образования», поскольку они появились

не в ходе экономического развития сельских поселений и их естественного перерастания в города, а были результатом колонизации, образовавшись из опорных пунктов, являвшихся одновременно и укрепленными военно- административными центрами и торгово-промысловыми факториями.

В условиях окружения «немирными», а зачастую и открыто враждебными племенами, в Сибири остро ощущалась нехватка ратных людей. В южных пограничных со степью районах русское население было

поголовно вооружено и постоянно находилось в состоянии боевой готовности. Сибирские служилые люди неоднократно в своих челобитных заявляли: «А служим мы, государь, всякие приключающиеся службы». Круг их обязанностей вообще не регламентировался. Они защищали остроги, покоряли инородцев, охраняли границы. Собирали ясак,

выполняли дипломатические миссии, конвоировали ссыльных, сторожили башни, сопровождали казенные грузы, выполняли полицейские службы. Так, являясь главной опорой правительства, служилые одновременно были и одной из наиболее эксплуатируемых социальных групп. За свою службу они получали три жалования: деньги, хлеб, соль. Чем мотивировано такое бескорыстное служение русских людей в столь суровых условиях – на этот вопрос и пытается дать ответ писатель-историк А.М. Бондаренко в романе «Государева вотчина».

А.М. Бондаренко относится к числу современных авторов, которых интересует человек с точки зрения того, какой он внутри самого себя и как он воспринимает окружающий мир. Он живет в Красноярском крае и пишет о природе и о людях Сибири. Три книги под названием «Государева вотчина» автор посвятил далекому прошлому Сибири – времени прихода на ее земли русских служилых людей. Замысел исторического повествования он объясняет так: «Я родом из села Маковского, где казаки в 1618 году поставили первый острог в Восточной Сибири. Потомки их до сих пор там живут, так что, наверное, сама судьба повернула меня к этой теме.<…> Подумать только, 70 человек шли по Енисею под руководством Рукина и Албычева – песчинка среди массы инородцев! <…> Голодали они, мерзли, теряли друзей, но дошли и основали острог, выполнили свою задачу. Героические это были люди, как же о них не писать?» В размышлениях другого сибирского писателя - В. Г. Распутина – звучит та же мысль: «Они выходили в пути крепкими и телом и духом казаками, …людьми какой-то особой, сверхъестественной силы и выдержки <…>. После них подобных людей, кажется, уже и не случалось, они были тем, что можно назвать «самострелами» русского духа». Так, по мнению писателей, освоение Сибири осуществили люди особой породы.

Откуда берут свои корни героические сибирские казаки – вопрос научных споров. В современном исследовании «Русь и Рим» авторы утверждают, что уже в Древней Руси появились «профессиональные военные

– казачье войско (Орда)», и они положили начало роду особых людей, призванных для войны и обороны государственных земель.

А.М. Бондаренко обращает внимание читателей на характер сознания служилых людей перед походом в Сибирь. «Наше дело государю бить челом и ясак справно собирать с нехристей», - говорит герой Петр Албычев. «Наше дело государево, и поступать нам надобно, как повелел государь наш», - вторит ему другой - Черкасс Рукин. «Степанко, казалось, и рожден для того, чтобы всю жизнь исправно трафить государево дело», - рассуждает уже автор. Поход в Восточную Сибирь казаки и «гулящие» осознают как свою судьбу, как добровольную невольность. Автор убеждает читателей в том, что

именно высокая гражданская позиция государевых служилых людей стала основой успешного исполнения порученного дела. По мнению автора, им была присуща и романтика подвигов - «первым идти в места дальние тунгусские, места, никем не знаемые, первыми ступить на эту неведомую

самому государю землю», и «тайные думки обогатиться в суровом неведомом краю».

На начальном этапе похода служилые осознают Тунгусию как чужую сторону: «Глухомань беспросветная на многие версты. Одному Господу известно, куды приведет Большая звезда». Она представляется им «гиблым местом», «глушью кромешной», «землей необетованной», но все-таки «государевой инородной вотчиной». Песни казаков очень точно отражают их отношение к сибирской земле: «Да со милой-то я в разлуке // Разлучила нас беда: // Неволя чужа, дальня сторона, // Да чужа дальня сторона». Заметим, что «чужая сторона» воспринимается каждым как судьба, и поэтому в песнях называется «своей стороной»: «Сторона ль ты моя, сторонушка, // Сторона моя незнакомая!». Таким образом, Сибирь осознается «первоприборцами» как причина разлуки с милой стороной, как источник бед и лишений, как земля, в которую они идут всего лишь на год.

С первых страниц повествования автор подводит читателей к пониманию того, что вся природа неласково принимала пришедших: то солнце «не хотело жалиться над людьми-скитальцами. Оно жарило сверху во всю силу, вдосталь, как могло», то «хмарь несусветная» окутывала тайгу»; даже «вода в реке точно обезумела – волны поднимались выше бортов кочей, потоками катились сверху», а «от кровососов-гнуса лица служилых людей, как подушки, пухлые стали, глаза дымокурами выедает».

А. М. Бондаренко начинает историческое повествование с трагического события: «Ваську Ворожея заломал медведь». В одной из своих повестей («Шатун») он создал образ медведя, который как бы защищал тайгу от варварского отношения к ней человека. В мифологическом сознании многих народов медведь понимается как «хозяин» леса, или земли. Так, можно предположить, что Ваську Ворожея «заломал» хозяин территории, законами которой казак пренебрег: он отделился от товарищей и ушел вглубь тайги по нужде. В определенном смысле, Васька стал первой жертвой сибирской тайги. С другой стороны, медведь, как божество, получил жертву от служилых людей и заставил жить их по своим законам. Автор акцентирует внимание на том, что казаки в дальнейшем не могли следовать некоторым указам царя. Так, государь приказал им поставить острог в определенном месте, но случилась лютая зима, и поэтому первый острог они вынуждены были поставить в другом. Намереваясь на новом месте сначала построить избы – «уж шибко хотелось погреть измерзшие косточки в теплой рубленой избе» - , они вынуждены были строить амбар для съестных припасов, чтобы «мыши не точили провизию, дождь не мочил, не сырела от земли». Чужая сторона диктовала им свои законы – и «первоприборцы» научились соотносить свою волю с окружающими обстоятельствами.

Народы, живущие в Сибири, воспринимались пришедшими как чужеродные: «злынь несусветная», «нехристи», «самоядь нечистая». Служилые осознавали, что «какая-то непреодолимая пропасть отделяла их от инородцев. Будто далекое замшелое и совсем позабытое прошлое столкнулось вдруг с современным, прогрессивным и реальным настоящим. И

было трудно преодолеть ту грань, разделяющую прошлое и настоящее». Так, автор показывает, что два встретившихся мира противостоят друг другу, но в то же время являются мирами единой «государевой вотчины».

Конечно, попав в новые для себя природные условия, оказавшись среди аборигенов Сибири, казаки объективно должны были адаптироваться, то есть усваивать нормы и ценности новой среды, а также изменять, преобразовывать ее в соответствии с условиями и целями деятельности. Автор-повествователь называет тайгу «землей-дикушей». Коренной житель Сибири кынч Намак говорит о ней так: «Тайга жестокими нас делает». Не каждый человек способен выжить в диких условиях. Как утверждал Л.Н. Гумилев, «географический ландшафт воздействует на организм принудительно, заставляя все особи варьировать в определенном направлении, насколько это допускает организация вида. <…>Те виды, которые не в состоянии приспособиться, должны переселиться в другой географический ландшафт или вымереть».

А.М. Бондаренко ходом повествования убеждает читателей: все пережитые несчастья, пройденные испытания меняют отношение «первоприборцев» к тайге. Они поняли, что не погибнуть, выполнить волю государя они смогут в том случае, если будут соотносить свои действия с окружающим миром. Помогли им достичь цели и личные волевые качества, которые в ситуации похода проявились особенно ярко. С течением времени природа стала открываться для них с другой стороны, становиться даже привлекательной: «С удивлением смотрят служилые на берега, дивятся. Создала же матушка-природа экое чудо! Помягчали их ретивые сердца, дух захватило от красоты и неимоверной силищи тайги». Многие из служилых потом свыклись с этой землей, им захотелось в ней жить. «Не поверстаться ли мне на другой год? Утешение великое приносит земля необетованная. Прирастаю телом к чудной землице», - говорит один их них.

Заметим, что «первоприборцы» стали защищать аборигенов, как своих родных, от молодых казаков второго и следующих приборов: «Налетели, коршуны, на готовый острог, распоряжаются всем, как своим<…> То и знают, что самоядь нещадно тормошат». Автор рассуждает: «Русский народ благочестивый: кто сухари мимоходом сунет, а кто и краюшкой хлеба угостит – вспомянет курень, своих ребятишек босоногих, вздохнут: може, тоже нагишом ходят?» Казак Ондрюшко верит, что они (служилые и аборигены) обязательно разберутся в словах, поймут «друг друга». Служилые начинают отмечать, как водится на Руси, праздники, петь и танцевать: «Я тебе построю // Сени новые, // Я тебе построю // С переходами; // Я тебе солью // Чару золотую… // Я тебя стану // Поутру будить, //Поутру будить, //Рано веселить». В свою очередь, нацкий воин Тыней понял, что только «на вид строг чужой человек, да глаза его выдают, излучая тепло.<…> Он почувствовал себя во власти рыжеволосого – в нем угадывалась неимоверная сила», и «не скрывая страданий за нового брата, работал за двоих». Таким образом, служилые начинают чувствовать себя в Сибири как дома, она уже не кажется им только опасной и суровой: «Служилые,

оживающие дикие места, повеселели, как муравьи, работали скопом, от темна до темна». Герои замечают: «Вовсе -то не гиблый край с погаными инородцами. <…> Это наша землица, русская»; «какое богатство», «чудна сторона», «землица тут твердая, примет нас», «красотишша какая!»

А. М. Бондаренко обусловливает факт быстрого и успешного продвижения русских по сибирской земле, во-первых, осознанным исполнением служилыми своего долга: «Никто из них не бранит судьбину; устремленные вперед, они смело идут навстречу немалой опасности, прибирая вольные туземные землицы под государеву руку»; во-вторых, видит в этом проявление высших сил, так как путь их лежал «встречь солнцу», и его указывала «Большая звезда». Таким образом, автор, повествуя о долгом историческом пути, развивает тему служилых людей в двух планах: с точки зрения службы и служения. Предпринятое «первоприборцами» служилыми дело, в его понимании, - не просто выполнение государевой службы, а служение – выполнение святого долга по родовой памяти, которое потребовало от них напряжения не только умственных, физических, но и духовных сил. Значимым в этом смысле оказывается название повествования

– «Государева вотчина». Слово «вотчина» имеет значение «родина, место рождения», «отчая земля», то есть «родовая земля», что позволяет смотреть на Сибирь как на прародину пришедших в нее служилых людей. Думается,

что ключевыми в выявлении такого смысла повествования являются два события, связанные со строительством Енисейского острога. Первое – молитва Треньки Евдокимова: «Окстись, дикуша, мать-земля. Прими яко сынов своих, благостная.<…> Блаженная обитель, прими сердцем своих страдальцев». И другое: когда служилые отмеряли землю для острога, наткнулись на медвежью яму; они начали «шуровальной жердью» «поднимать идольца». Но медведя в берлоге не оказалось. «Верно, драпанул мохнатый увалень, не чуя под собой ног», - предположил один из служилых. Получается, что медведь уступил место русским казакам, иначе - принял их с миром в свои владения, так как они пришли на его землю с миром. Само строительство Енисейского острога автор предваряет глубоко пафосным монологом: «Огромная страна Тунгусия, и им выпала великая честь прочувствовать сердцем ширь ее.<…> Об истории они не думали. Но люди и через многие столетия вспомнят их…».

Современной исторической науке известна родившаяся в древней Греции «гиперборейская теория», которая связывает историю Урала и Сибири с историей Гипербореи, «поскольку они являются континентальным продолжением погибшего арктического материка (или архипелага)». Ученые рассчитали, что еще «тринадцать тысяч лет назад на территории Сибири существовала теплая зона, благоприятная для процветания сложившихся здесь уникальных культур. Именно здесь жила основная часть населения планеты и закладывались основы современной цивилизации. Когда климат изменился в худшую сторону, часть прежних обитателей этих краев вынуждена была искать новые земли для лучшей жизни, а часть, оставаясь на