- 45 -



Этика

Раздел 2

НРАВСТВЕННОСТЬ В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ

Евпатория 2004



Вводные замечания

Историзм как метод научного познания общественных явлений, в том числе и морали, возникает в эпоху Возрождения и увлечения гуманистическими идеями. Историческая наука, превосходящая простую хронологию событий, начинается с «Истории Флоренции» Н. Макиавелли. Грандиозный проект обновленной системы зна­ний, опирающейся на фундамент естественной истории, задумал и запечатлел в «Новом органоне» Ф. Бэкон. Исторические воззрения на общество получили свое дальнейшее развитие во французской исторической школе и немецкой философии (XVIII-XIX вв.). Благодаря таким воззрениям в XIX в. возникла история философии, более или менее целостное и систематическое представление о развитии философии, преемственности в этом развитии. Философия получила возможность критически рассматривать и оценивать самое себя. Исторический подход сблизил философию и естествознание, уменьшил пропасть между позитивной наукой, имеющей дело с фактами и эмпирической действительностью, и «наукой о духе», имеющей дело с явлениями, открывающимися только в мышлении, сознании, с такими явлениями, которые принято считать невидимыми, скрытыми под эмпирической наружностью. Историзм привел к радикальной секуляризации философии, избавлению ее от религиозной зависимости. Обращение к истории религии, в свою очередь, поставило религиозные представления и самое веру в один ряд с иными манифестациями конкретно-исторического общественного сознания и лишило религиозное миропонимание его специфического ореола. Историческое чувство в философии вылилось в идею прогресса, которая оказала огромное воздействие на все сферы общественной жизни и вызвала или санкционировала значительные преобразования, изменила лицо мира. Историческое прочтение общественных форм жизнедеятельности и сознания индивидов породило науку политической экономии, эволюционные концепции в естествознании и обществоведении, современную социологию, марксистскую социальную философию, монолитную универсальную гегелевскую систему философии, утверждающую величие человеческого духа, одухотворенность истории, ее внутреннюю цельность и осмысленность, ее мощь. Исторический подход послужил обоснованием единства мира и поставил задачу познания объективных законов общественного развития, а также предвидения социального будущего. Тем самым упразднился чудовищный разрыв между идеалами, ценностями, должным, с одной стороны, и собственно человеческими историческими, необходимыми и при определенных условиях осуществимыми целями. Впервые представился случай рассматривать историю как именно человеческую историю, которая имеет своим содержанием жизнедеятельность людей, о которых можно было бы сказать словами Ф. Ницше: «Условия существования некоего существа, поскольку они выражают себя в плане «долженствования», суть его мораль»¹ . (¹ Ницше Ф. Злая мудрость Соч.: В 2 т. Т. I. С. 735). Принцип историзма обновляет философию сознания. В аналитике сознания используется генетический подход, бессознательно историческое, понятие экзистенциального выбора, архетипа и т.п. Историзм снимает противопоставление субъекта и объекта, внутреннего и внешнего, убирает из социальной философии и этики чисто физическую картину мира с механической трактовкой причинности и взаимообусловленности явлений. В историческом процессе субъект не является сторонним наблюдателем, как, например, в ньютоновской вселенной или в декартовской философии, когда человек смотрит на мир через узенькое окошко индивидуального сознания. Для не исторически мыслящей философии непостижимо, каким образом должное переходит в сущее, а сущее — в должное, как объединить условия существования и идеальные ценности, каким образом разрешается противоречие между идеалом и действительностью, каким образом, какой ценой, при каких условиях и с какими результатами общество все-таки осуществляет свои нравственные задачи. Историю прекратили понимать как случайное столкновение индивидуальных воль и борьбу ничтожных самих по себе эгоистических интересов. В человеческой истории сталкиваются как бы надиндивидуальные силы. Человеческая история требует особого к себе отношения. Неисторическое понимание оказывается механическим, суждением без достаточного знания и понимания предмета. Такое «понимание» закрывает проблему, еще и не приступив к ее изучению. Научная спекуляция, витающая над историей, за редким исключением, когда ее окрыляет гениальная интуиция и мужество мышления, вряд ли способна на объективное знание и суждение, не предотвращает субъективных ошибок, предвзятости, некритичности, недобросовестности и пустых измышлений. Историческое исследование вопросов морали дает право выдвигать новые ценности, альтернативную нравственность. Этого права не дает личная мораль, убеждения личности как итог ее собственного и единичного жизненного опыта. В таком случае этика навсегда была бы обречена оставаться рубрикой гномической литературы — собранием авторизованных мудрых мыслей, изречений, наставлений, персональным учением наподобие буддизма или пифагореиз­ма, т.е. доктриной с ничтожно малым теоретическим содержанием, экзотичным и в то же время тривиальным. Исторические вопросы к морали еще нужно учиться ставить. Моральные принципы и тео­рии не самоочевидны. К ним ведут крутые ступени обобщений. Этика, как никакая другая наука, имеет дело с необозримым числом многоразличных фактов, казусов, отношений, противоречий, сто­рон и значений любого, незначительного на первый взгляд эпизода, жеста, намека. Она должна поэтому использовать промежуточные обобщения и классификацию явлений, полученные другими наука­ми — историографией, этнографией, психологией, социологией, логикой, правоведением, политологией, языкознанием и т.д.

Историзмом вначале называли теорию исторического кругово­рота Дж. Вико (1668-1744), итальянского философа и социолога. Термин «историзм» в конце XIX — начале XX в. имел уничижитель­ный смысл по аналогии с терминами «психологизм» и «натурализм». Под этими терминами подразумевались попытки распространить методы и результаты отдельной научной дисциплины на такие об­ласти, где их применение только запутывает вопрос, подменяет предмет изучения, не дает ответа. Отношение к историзму измени­лось после Первой мировой войны, подведения ее итогов. В Гер­мании историзм как мировоззрение и научный метод защищали и развивали В. Дильтей, В. Виндельбандт, Г. Риккерт, Э. Трельч, К. Маннгейм. В англоязычной философии термин «историзм» был воспринят в 1930-1940 гг. Проблемами исторического метода зани­мались К. Поппер, Ф. Хайек, М. Коэн. Считается, что наряду с уче­нием Вико и гегельянством позиции историзма придерживается эво­люционная философская теория (Г. Спенсер), позитивистская со­циология (О. Конт), историческая критика Библии.

К. Маннгейм (1893-1947), немецкий социолог и философ, оцени­вал историзм как мощное движение мысли, фактор интеллектуаль­ной жизни, мировоззрение, принцип, организующий работу наук о культуре, принцип, пронизывающий обыденное мышление, обеспечивающий универсальное мировоззрение и противостоящий миро­воззрению романтизма. Э. Трельч (1865-1923), немецкий философ, теолог, историк религии, считал историзм неполемическим средст­вом исследования природы ценностей и культурных стандартов, по­зволяющим оценить и их лучшие стороны, и их ограниченность. В своей работе «Историзм и его проблемы» Трельч определяет ис­торизм как стремление рассматривать всякое знание и все формы опыта в контексте исторических изменений. Возможные скептичес­кие последствия историзма как мировоззрения, по мнению Трельча, преодолеваются в самой истории. Во всяком случае, их нельзя из­бежать, если апеллировать к надисторическим ценностям. К. Манн-гейм в работе «Историзм» подчеркивает, что историзм противос­тоит концепции универсального и неизменного природного закона как основы для моральной и политической мысли, статичной фи­лософии, а также теологически ориентированной концепции мира, характерной для средних веков, и светской программе Просвеще­ния, поскольку и та и другая исходят из вневременного характера суждений разума. Философии разума он противопоставляет истори­ческую философию жизни, не признает доктрину автономии теоре­тической сферы. Б. Кроче (1866-1952), итальянский историк, фило­соф, литератор, в русле гегельянства рассматривал историю как саморазвитие человеческого духа, он не отделял представление об истории от религиозного ощущения таинственности происходяще­го. Кроче и экзистенциалисты отождествляли историческое и уни­кальное, индивидуальное бытие в духе «методологического индиви­дуализма», когда социальное сводится к деятельности индивида, самодеятельности индивидов. Другое понимание историзма, или «холизм» в терминологии К. Поппера и Ф. Хайека, дается в марк­систской философии, согласно ему историзм призван раскрыть со­циальное целое, законы развития этого целого и на этой основе предвидеть будущее.

Историзм утверждает, что понять природу явления и его цен­ность можно лишь при рассмотрении его места и роли в процессе развития целого, как фазу в каком-то более общем процессе, или, как говорит К. Маннгейм: «Конкретные ценности, которые служат мерилом, развиваются во всей полноте своего значения органичес­ки из того самого исторического процесса, который они сами по­могают интерпретировать», но «возможно также описывать и оце­нивать прошлые эпохи, исходя из их собственных стандартов и ценностей»¹(¹ Маннгейм К Очерки социологии знания. Теория познания — Мировоззрение - Историзм. М., 1998. С 141, 142).

Итак, появление историзма как мировоззрения и метода в фи­лософии конца XIX - начала XX в обусловлено историческим из­менением ценностей, кризисом романтических ценностей, связан­ных с религиозной и просветительской идеологиями, настоятель­ным требованием радикальной переоценки ценностей. Потребова­лось генетическое объяснение ценностей, осмысление движения ценностей в историческом измерении, совсем иные, чем прежде, гарантии объективности истин относительно социально-культур­ных ценностей. Следовательно, историзм есть требование практи­ческого мировоззрения и методологии социальных наук. Социоло­гия морали и теория нравов невозможны без принципа историзма. Историзм требует рассматривать явление в движении, изменении, в полном развитии, как элемент или фазу в развитии целого, ко­торому принадлежит данное явление, в совокупности со всеми свя­зями и опосредованиями, которыми оно соединено с другими явлениями. Философской этике требуется более широкий историчес­кий контекст. П. Сорокин настаивал на изучении моральных яв­лений путем сравнительно-исторического и индуктивного исследо­вания, считал, что этика должна основываться на изучении того, что есть, на изучении функциональных связей и отношений, ко­торые нам даны в области моральных явлений, формулировать связь этих явлений.

Многие опасаются скептических последствий историзма, того, что он разрушит абсолютный характер ценностей, развенчает мо­раль, создаст такие возможности познания, которые подорвут еди­нообразие ценностных представлений в обществе, погубит мораль в атмосфере релятивизма. Является ли интеллектуальный и мораль­ный релятивизм неизбежным следствием историзма? Да, если исто­рию рассматривать как гардероб и костюмерную. Угрожает ли ис­торизм человеческим ценностям? Совместимы ли объективная ис­тина и моральные идеалы? Наверное, историзм все-таки разрушает определенные ценности, те, которые мертвы и устарели. К. Манн­гейм считает, что историзм вовсе не есть доктрина непостоянства человеческих дел и институций. Более того, он сводит проблему объективности на более простой уровень.

К. Поппер, английский философ и социолог, в своих работах «От­крытое общество и его враги» и «Нищета историцизма»¹ (¹ Поппер К Нищета историцизма // Вопросы философии. 1992. № 8; Он же. Открытое общество и его враги. М., 1992) выступает с критикой гегелевской и марксистской философии истории. Он не считает процесс развития общества и познания закономерным, а ход истории — неизбежным и предсказуемым. Как сторонник фаллибилизма, или убеждения в том, что все теории являются оши­бочными и вероятностными, Поппер утверждает, что наука может предложить решение отдельных проблем, но не имеет универсаль­ных ключей к истине, так как, по его мнению, нет законов для целой системы. Историзм объясняет единичное явление, но не объ­ясняет целого. Подчеркивая скромные возможности метода исто­ризма, Поппер тем не менее настаивает на том, что современная объясняющая теория должна содержать утверждения о структур­ных свойствах мира, удовлетворять таким требованиям, как глуби­на, простота и содержательность. Автономная и изолированная фи­лософия, тесным образом не связанная с другими науками, деге­нерирует к схоластическим упражнениям и тривиальным высказы­ваниям.

Исторический подход в этике сужает поле морализирования и субъективизма. Без истории нравов невозможна теория нравов. Исторические факты нередко опровергают «истины» морально­го сознания. Так, например, абстрактный долг становится важней­шим моральным понятием в результате победы государственного и буржуазного права над феодальной системой привилегий. Поня­тию абстрактного добра предшествуют понятия блага, блаженства, благодати. В религиозно-нравственной практике католицизма кар­динальные нормы утверждаются не одновременно, а порознь (на­пример, целибат возникает в XII в., несмотря на протесты священ­ников, а церковный брак стали считать обязательным в XIII-XIV вв.). Понятие ответственности формируется к XVII в., тогда как раньше оно обозначало «отчет» порученца перед господином. «От­крытие» эгоизма сделал Гоббс. Короче говоря, многое из того, что принято считать аксиоматикой морали, на самом деле является ис­торическим продуктом. Имманентное морали, как бы подсказанное ее собственной логикой суть ее самые зрелые формы, сквозь призму которых мы приучились смотреть на прошлое морали и историю этики.

История не есть массив фактов, выстроенных вдоль вектора вре­мени. Огромное значение имеет систематизация фактов и отбор тех из них, которые относятся к делу, должны быть приняты к рассмот­рению. Другими словами, к ним должна применяться определенная схема, которая расшифровывает закодированные в них отношения (смыслы). Ни одна теория не справится с неструктурированными данными. Чтобы преодолеть эмпиризм и дескриптивизм, обычно требуется ввести заранее некоторую теоретическую схему, гипотезу, категории, в которых в дальнейшем намерены структурировать и исследовать единичные факты. Это может быть социологическая схема, которая налагается на реальную историю нравов, как, напри­мер, у Э. Дюркгейма, М.Вебера, К. Маркса. Часто встречается и морализаторская схема при рассмотрении нравов, выдающая при­страстность взгляда, особенную впечатлительность и ревность идео­логической, классовой или религиозной точки зрения. Такое часто случается. Кроме того, историю нравов можно толковать и в свете определенных философо-этических представлений, порой даже отождествлять философское мировоззрение с общественными нрав­ственными идеалами и общественным мнением, не учитывая того, что философская мысль, как правило, не знает полной картины об­щественных нравов, умалчивает о некоторых действительных нрав­ственных отношениях.

Морально-правовые, нравственно-религиозные, иные кодексы поведения представляют собой именно такие обобщения, систем­ные состояния фактов. Отталкиваясь от этих реальных кодексов, нормативных образцов и шаблонов, над которыми уже поработала человеческая мысль, мы и намеревались не просто проиллюстри­ровать историю идей, избегая при этом «тотальной» историзации, или буквального прочтения. Реальные кодексы, нормативные об­разцы, действующие критерии оценки общественного поведения индивидов, объединенные с институциональными механизмами его регуляции, конечно, не раскрывают нравственность целиком, а только ее нормативный аспект. Даже тогда, когда для принципов гуманизма почва была каменистой и невозделанной, в кодексах за­печатлеваются результаты борьбы за гуманизацию человеческих от­ношений.