Англосаксонская эпическая поэзия

Англосаксонская (древнеанглийская) народно-эпическая литература начала складываться в период завоевания Англии германскими племенами англов, саксов, ютов и фризов. Классическим диалектом древнеанглийского языка стал уэссекский. Верхняя хронологическая граница литературы на древнеанглийском— нормандское завоевание (1066), сопровождавшееся проникновением французского языка и культуры. Христианизация англосаксов прошла гораздо раньше и была гораздо глубже, чем в Скандинавии. Это имело существенное значение для литературного процесса. Народно-эпическая "языческая" традиция, бытовавшая в устной форме, обрабатывалась в виде письменных произведений клириками или мирянами, получившими церковное образование. Англосаксонская литература включает выдающиеся образцы христианского эпоса на библейские темы, созданного на древнеанглийском языке аллитерационным стихом. Переданный в "Церковной истории англов" Беды Достопочтенного рассказ о пастухе Кэдмоне, начавшем складывать песни на библейские сюжеты после того, как ему это повелел во сне ангел, поразительно напоминает аналогичные рассказы о "призвании" эпических певцов у других народов. Основным памятником англосаксонского героического эпоса является монументальная эпопея о Беовульфе , дошедшая в рукописи 10 в. Составлена же поэма между 675 и 850 гг. Она восходит к дохристианской героической фольклорно-эпической традиции, о чем свидетельствуют метрика, стиль, сюжет и образы. Аллитерационный стих "Беовульфа" чрезвычайно близок аллитерационному стиху скандинавской и древненемецкой народно-эпической поэзии. Как в "Эдде", в "Беовульфе" широко применяются синонимы, кеннинги (типа "молния битвы" вместо "меч", "шлем ночи" вместо "темнота") и близнечные парные формулы (два слова, аллитерирующие и соотнесенные между собой по смыслу) (ср. совр. нем.: mit Kind und Kegel, drum und dran, bei Nacht und Nebel ). С точки зрения жанровой природы "Беовульф", в отличие от "Эдды" представляет образец большой эпической формы. Как в гомеровском эпосе, здесь развит описательный элемент, действие развертывается постепенно, повествование изобилует отступлениями и ретардирующими подробностями. Особенно характерны детальные описания одежды и вооружения, церемониала на пиру и пр. В дошедшем виде "Беовульф" отличается большой композиционной стройностью, подкрепленной тематическим единством. Основной сюжет состоит из двух самостоятельных эпизодов, объединенных темой борьбы с чудовищами, мешающими мирной жизни людей. Живущее в болоте человекообразное чудовище Грендель (потомок Каина) приходит каждую ночь в выстроенную датским королем Хротгаром пиршественную "оленью палату", похищает несколько спящих вои¬нов и пожирает их в своем логове. На помощь датчанам является из своей страны гаутский богатырь Беовульф. Он смертельно ранит Гренделя, вырвав у него в борьбе руку. За сына мстит мать Гренделя. Беовульф отправляется в водяную бездну под болотом, где убивает мать Гренделя и отрубает голову ему самому. После торжественного пира, получив великую благодарность и богатые дары, Беовульф возвращается в страну гаутов. Во второй части Беовульф — уже старик, правящий гаутами после смех прежнего короля и его сына. На земли гаутов нападает огнедышащий дракон, хранящий несметные сокровища, как Фафнир. Беовульф в единоборстве убивает дракона, но и сам гибнет от его ядовитых укусов. Поэма заканчивается описанием торжественных похорон Беовульфа В основной рассказ вкраплены многочисленные реминисценции (в форме воспоминаний, предсказаний, намеков) и генеалогические сведения о датских, шведских, гаутских королях. Гауты (геаты) – восточногерманское племя, жившее в южной Скандинавии, по-видимому, ближайшие родственники готов. Исторические имена и даты, упоминаемые в "Беовульфе", фигурируют также в хрониках, легендарной "Истории датчан" Саксона Грамматика, исландских сагах. Почти все персонажи— скандинавы, только король Оффа— англичанин. Таким образом, можно предполагать, что сказание о Беовульфе восходит скандинавским источникам древнейшей эпохи, когда англы и саксы соседствовали на континенте с датчанами. Совершенно аналогичным образом героические песни "Эдды" продолжают культурные традиции готов, бургундов и франков. Но Беовульф— не историческая фигура. Единственный известный нам подлинный текст древненемецкой героико-эпической песни, сохранившейся, да и то не полностью, в записи около 800 г. на внутренней стороне переплета богословской книги из Фульдского монастыря, это – "Песнь о Хильдебранде" . написанная аллитерационным стихом со скупым применением эпических параллелизмов. Ее можно считать образцом краткой эпической песни, основное место в которой занимает диалог, напоминающий "Песнь о Вёлунде" из "Эдды". "Песнь о Xильдебранде" почти лишена описательного элемента, состоит из соответствующего воинскому ритуалу и полного внутреннего драматизма диалога между старым Хильдебрандом, начальником дружины Дитриха Бернского, и его сыном— молодым Хадубрандом, выросшим под властью Отахра (Одоакра) и теперь выступающего на его стороне в сражении против Дитриха. Обменявшись традиционными вопросами об имени, роде и племени, Хильдебранд и Хадубранд приступают к бою, так как Хадубранд не верит, что перед ним его отец, подозревает хитрость "старого гунна", а Хильдебранд также не может прослыть трусом, пожертвовать своей воинской честью. На этом текст обрывается, но можно предположить, что песня кончалась рассказом о поражении и смерти заносчивого юноши. В рамку цикла сказаний о Дитрихе Бернском — Теодорихе здесь включен знаменитый сюжет боя отца с сыном. Сюжет этот в значительной степени вызван разрушением старых родоплеменных связей. Другой сюжет— о Вальтере Аквитанском— сохранился только в латинском переводе. Здесь получил выражение конфликт воинской чести и родовых связей: Хаген сначала отказывается выступить против своего побратима Вальтера, а потом сражается все же с ним по требованию короля после тяжелого урона, нанесенного Вальтером франкам. Мотив сокровищ, из-за которых разгорается борьба, и важнейшие персонажи этого сказания — Гунтер, Хаген— связывают его с циклом Нибелунгов. Тексты древненемецких эпических памятников почти не дошли до нас в силу относительно ранней христианизации западных германцев. Древненемецкая письменность с самого своего возникновения (8 в.) использовалась исключительно клерикальной литературой, старинные сказания и песни продолжали бытовать в устной форме.

Поэзия скальдов

В романских странах и у континентальных германцев превращение народной лирики в книжную поэзию совершилось в основном уже в рамках рыцарской культуры 11-13 вв. Даже обрядовый фольклор: ритуальные загадки, заклинания, молитвы сохранились в виде единичных фрагментов. Развитая и чрезвычайно оригинальная, генетически дохристианская, лирическая (точнее— лиро-эпическая) поэзия Раннего Средневековья известна нам только в кельтской Британии (сохранившись лишь в отрывочных фрагментах поздних записей) и в особенности в Скандинавии. Здесь, а точнее, в Норвегии и Исландии, возникла и развилась в 9-13 вв. своеобразная поэзия скальдов, не имеющая параллелей в мирвой литературе.

Доклад

на тему:

«Язычество и христианство 10-11ст. Памятники вельбарской культуры»

Вельбарская культура имеет узловое значение для истории Средней и Восточной Европы, так как она связана с готской проблемой. Сведения о расселении готов содержатся в труде Иордана, написанном в середине VI в. н. э.: «С этого самого острова Скандзы, как бы из мастерской, изотовляющей племена, или вернее, как из утробы, порождающей племена, по преданию вышли некогда готы с королем своим по имени Бериг. Лишь только сойдя с кораблей, они ступили на землю, как сразу же дали прозвание тому месту. Говорят, что до сего дня оно так и называется Готискандза.

Вскоре они продвинулись оттуда на место ульмеругов, которые сидели тогда но берегам океана; там они расположились лагерем и, сразившись с ульмеругами, вытеснили их с их собственных поселений. Тогда же они подчинили их соседей вандалов, присоединив и их к своим победам.

Когда там выросло великое множество люда, а правил всего только пятый после Берига король Филимер, сын Гадрига, то он постановил, чтобы войско готов вместе с семьями двинулось оттуда. В поисках удобнейших областей и подходящих мест для поселения он пришел в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум» [Иордан, 25 27. С. 70].

Далее Иордан пишет: «Мы читали, что первое расселение готов было в Скифской земле, около Меотийского болота; второе — в Мизии, Фракии и Дакии; третье — на Понтийском море, снова в Скифии» (Иордан, 38. С. 72). Несмотря на легендарность некоторых сообщений Иордана, многие современные исследователи, как историки (Г. Ловмяньский, Г. Лабуда и др.), так и археологи, признают возможность появления готов на нижней Висле в I в. н. э. и их дальнейшее продвижение к Черному морю. В III в. н. э. готы включились в борьбу варварских племен Подунавья с Римской империей.

Проблемы переселения готов, пути их продвижения и связи с археологическими памятниками по-разному освещаются в литературе и вызывают жаркие дискуссии. В 20—40-х годах XX в. в основном немецкие исследователи (Г. Коссина, Е. Блюме и др.) строго следовали за сведениями Иордана и относили переселение готов из Швеции или острова Готланда к рубежу нашей эры, когда появившиеся на нижней Висле готы победили германские племена вандалов и бургундов, принесли сюда свою культуру и обряд ингумации, заимствовав и местные особенности культуры. Р. Шиндлер, основываясь на керамических материалах, пришел к выводу, что готы в начале нашей эры расселились к западу от низовьев Вислы, а в середине II в., когда прослеживаются изменения керамики, число памятников и количество населения резко возрастает, земли к востоку от Вислы были заняты гепидами . Й. Костшевский, признавая переселение готов на рубеже нашей эры в Нижнее Повисленье, считал, что они здесь встретились со славянским населением, которому принадлежали лужицкая, поморская и венедская (оксывская) культуры. Напротив, К. Тыменецкий рассматривал сведения Иордана как легендарные и связывал путь готов к югу не с Вислой, а с Эльбой. Е. Кмецинский картографировал элементы культуры Нижнего Повисленья, относящиеся к раннеримскому времени (каменные курганы, круги и стелы, эсовидные скрепы, браслеты, сосуды с орнаментом в виде лощеных и «хроповатых» треугольников), и пришел к заключению, что все эти элементы имели широкое распространение в Поморье и на нижней Эльбе, были характерны для разных культур и нет оснований связывать их с готами и гепидами, прибывшими из Швеции. Раннеримская культура восточного Поморья, по его мнению, являлась продолжением оксывской культуры позднелатенского периода .

Сложную картину становления и развития вельбарской культуры рисует Р. Волонгевич. Он различает семь регионов, где вельбарские памятники появлялись и исчезали неодновременно и имели разную местную подоснову. Если в низовьях Вислы, на Дравском поозерье и Словинском побережье наблюдается трансформация оксывской культуры в вельбарскую в одних и тех же могильниках, то в Кашубско-Крайенском поозерье вельбарские могильники типа Одры-Венсёры были заложены заново. Здесь зафиксированы намогильные каменные круги со стелами, аналогичные скандинавским. На цецельской стадии, с фазы В2/С1 т. е. с конца II — начала III в., Кашубско-Крайенское поозерье, Словинское побережье и Дравское поозерье запустевают, но зато вельбарские памятники появляются в Мазовии и Подлясье, где часть пшеворских могильников забрасывается, а часть трансформируется в вельбарские. В низовьях Вислы могильники продолжают функционировать непрерывно на обеих стадиях.

Продвигаясь к юго-востоку, вельбарская культура достигла территории западного Полесья и Волыни, где ее памятники относятся в основном к поздней, цецельской, фазе развития

Памятников вельбарской культуры на нашей территории известно сравнительно немного, к тому же, часть материалов происходит из случайных находок и разрушенных могильников, что приводит к различной их культурной атрибуции у исследователей. Кроме того, некоторые вельбарские материалы близки пшеворским, на цецельской фазе развития наблюдается смешение черт вельбарской и пшеворской культур, и это значительно затрудняет определение культурной принадлежности памятников.

Первый собственно вельбарский памятник был систематически исследован в 1957 г. М. Ю. Смишко и И. К. Свешниковым. Это могильник Дитиничи, сильно разрушенный при позднейших земляных работах. В могильнике удалось вскрыть 21 погребение с трупосожжениями, из них три урновых. Погребения содержали характерный материал и керамику, что дало основание всю группу аналогичных памятников относить к типу Дитиничей. Авторы датирова ли могильник IV в. н. э., подчеркивали его близость с погребениями в Деревянном и случайными находками в Городище (Ровенская обл.), отмечали отличие этих памятников от синхронных комплексов пшеворской и черняховской культур и пришли к выводу о появлении в это время на западной Волыни новой группы населения, вероятнее всего гепидов, связанных с южной Прибалтикой .

Большую работу по изучению могильников вельбарской культуры проводил Ю. В. Кухаренко. Еще в 1957 г. он обобщил материалы типа Деревянного и отнес их тогда к волынской группе полей погребений . Он же опубликовал материалы этого могильника и данные о погребении в с. Рудка Деревянном могильник был случайно обнаружен еще в 1935 г. Тогда же здесь были проведены небольшие раскопки, при которых и во время позднейших земляных работ были открыты пять погребений с трупосожжениями в урнах и одно трупоположение. В 30-х годах было исследовано «княжеское» погребение в Рудке, содержащее скелет взрослого человека, помещенного в глубокую яму, ориентированного головой на север и сопровождавшегося богатым набором вещей и посуды. К вельбарским памятникам Ю. В. Кухаренко относил случайно обнаруженное в 1936 г. у с. Пересыпки под Путивлем трупосожжение в урне, характерной для этих памятников . С 1960 до 1977 г. (с перерывами) Ю. В. Кухаренко вел раскопки могильника Брест-Тришин, находящегося на окраине г. Брест. Здесь выявлены 75 урновых и безурновых трупосожжений и восемь больших ям [Кухаренко Ю. В., 1965; 1980]. Он же исследовал в 1967, 1968 и 1970 гг. могильник в Любомле, открытый случайно, где в 1963 г. проводили небольшие раскопки В. Д. Баран и В. Н. Цыгылык. Всего в могильнике вскрыто 12 погребений с трупосожжениями в урнах и в ямах и большое число ям, заполненных золой и камнями .

В низовьях Горыни, на территории зарубинецких могильников Велемичи I и II, обнаружено 12 захоронений вельбарской культуры. Десять таких погребений располагалось в западной части могильника I, среди зарубинецких могил; два погребения находилось на северной окраине могильника II. По особенностям погребального обряда (кальцинированные кости ссыпаны в яму с остатками погребального костра) и по инвентарным комплексам (поврежденные огнем и фрагментированные вещи, ошлакованные, разбитые сосуды) эти погребения отличаются от зарубинецких и характерны для вельбарской культуры. Отдельные вещи (фибула и пряжка), аналогичные вельбарским, были обнаружены в зарубинецком могильнике в Отвержичах, вне погребений.

Проводились исследования и на поселениях. С 1957 по 1962 г. велись раскопки на большом поселении у с. Лепесовка в верховьях р. Горынь . Поселение имело смешанный характер: среди керамики 79% составляла гончарная черняховская посуда, а среди лепной преобладала вельбарская и пшеворская. На поселении вскрыта широкая площадь (8500 кв. м), обнаружены остатки 20 больших наземных домов, нескольких гончарных печей.

Полностью материалы поселения не опубликованы. Возможно, вельбарские материалы есть на многослойном поселении Викнины Великие, где открыты остатки больших наземных домов и имеются фрагменты во всяком случае пшеворской посуды К вельбарским поселениям относится селище Ромаш, на котором раскопаны углубленные в землю жилища и найдена типично вельбарская керамика . В 80-х годах проводились раскопки на поселении Великая Слобода, в результате которых исследованы три слегка углубленные большие постройки . Вельбарские элементы обнаружены среди керамики поселения в Боратине на р. Стырь . На Южном Буге известны поселение в Шершнях и ряд других вельбарских памятников, открытых П. И. Хавлюком, но материалы пока не опубликованы.

Ю. В. Кухаренко обобщил все известные к началу 80-х годов материалы, относящиеся, по его мнению, к вельбарской культуре, и установил два колонизационных потока, шедших из Поморья и Нижнего Повисленья на Волынь и Подолию. В результате первого потока колонизации, происходившего в конце II — начале III в., памятники расположились сравнительно узкой полосой вдоль Буга. Вторая волна колонизации, охватившая середину и вторую половину III в. н. э., привела к расширению территории культуры и появлению новых памятников. В это время, по Ю. В. Кухаренко, вельбарские памятники доходили уже до Поднепровья, охватывали Южное Побужье и проникали на земли Молдовы. Их следует рассматривать как завершающую стадию развития вельбарской культуры и как самые ранние памятники черняховской культуры. Ю. В. Кухаренко считал, что нет принципиальной разницы между черняховской и вельбарской культурами, а различия между ними (преобладание гончарной посуды и погребений с трупоположениями на черняховских памятниках) объясняются хронологическими изменениями и другим уровнем экономического развития. По Ю. В. Кухаренко, население, занимавшее первоначально небольшую область в Поморье и низовьях Вислы, в позднеримское время распространилось вплоть до Причерноморья и Подунавья, и его можно считать восточногерманским, состоящим из ряда племен, в том числе из готов и гепидов .

Другой точки зрения придерживается В. Д. Баран. Он считает, что вельбарские памятники появились на Волыни и проникли на Черняховскую территорию лишь во второй четверти I тысячелетия н. э., когда черняховская культура уже существовала. Памятники обеих культур различаются, по мнению В. Д. Барана, по обряду погребения, специфическим чертам домостроительства и составу инвентаря, особенно по преобладанию в вельбарских комплексах лепной, а в черняховских — гончарной посуды. Разнокультурные памятники располагались чересполосно, на небольшом расстоянии друг от друга. Так, вельбарское поселение Борсуки на Горыни находится в 6 км от черняховских поселения и могильника в Бережанке, в Ромаше на Буге вельбарское и черняховское поселения разделены только оврагом. Вельбарское население, пришедшее с Нижнего Повисленья, по В. Д. Барану, оставило на Полесье и Волыни ряд могильников и поселений и затем передвинулось через междуречье Днепра и Южного Буга на юг, к Черному морю.