2012167

соответствовала действительной, т.е. реальным отношениям силы, существующим в стране. Как скоро писаная конституция не соответствует действительной, между ними происходит столкновение, которого ничем нельзя предупредить и в котором писаная конституция, листок бумаги, неизбежно побеждается действительною конституцией, действительными отношениями силы, существующими в стране.

Что же следовало делать?

Следовало прежде всего создать не писаную, а действительную конституцию, т.е. изменить существующие в стране реальные отношения силы, изменить их в пользу граждан.

Правда, 18 марта показало, что сила нации уже теперь больше силы армии. После долгого и кровавого боя войска были принуждены отступить.

Но я уже указал вам на важную разницу между силой нации и силой армии, по которой сила армии, хотя собственно меньшая, оказывается, однако, с течением времени более действительной, чем превосходящая ее размером сила нации.

Разница эта, вы помните, состоит в том, что сила нации не организована, а сила армии организована, ежедневно готова возобновить бой и потому должна оказаться с течением времени более действительною, удержать победу за собой против большей, но не организованной силы нации, которая сплачивается в дружную массу лишь в редкие минуты чрезвычайного возбуждения.

Следовательно, чтобы победа 18 марта не осталась необходимо бесплодной для народа, надо было воспользоваться минутой ее для преобразования организованной силы армии так, чтобы она не могла более служить государю средством против нации.

Надо было, напр., ограничить службу солдата шестимесячным сроком. Этот срок признается первейшими военными авторитетами совершенно достаточным, чтобы дать солдату полное военное обучение, а с другой стороны, он слишком краток, чтобы внушить солдату особый дух касты; он настолько краток, что требует постоянного возобновления армии из среды народа и этим превращает ее из войска государя в народное войско.

Далее следовало постановить, чтобы все низшие офицеры, по крайней мере, до майора включительно, не назначались свыше, а избирались самими войсками, чтобы офицерские должности замещались не во враждебном народу духе, что так способствует обращению армии в слепое орудие власти государя.

Следовало также постановить, что все проступки служащих в армии, кроме специально военных, должны подлежать обыкновенному гражданскому суду; это научило бы армию считать себя общей с народом,

21

а не чем-то особым, какою-то кастой. Далее, все пушки, которые должны ведь служить только на защиту страны, следовало отдать на хранение городским властям, избираемым народом, за исключением небольшого числа необходимых для военных упражнений. Часть этой артиллерии следовало употребить на образование артиллерийских отрядов, гражданского ополчения, национальной гвардии, чтобы, таким образом, поставить народу и пушки, эту столь важную часть конституции.

Ничего этого не было сделано весной и летом 1848 года, и после этого можно ли удивляться, господа, что в ноябре мартовская революция была обращена вспять и осталась бесплодной? Разумеется, нельзя, и реакция была необходимым последствием того, сто в реальных фактических отношениях силы не было произведено никакой перемены.

Государям, господа, служат гораздо лучше, чем вам! Слуги государей не краснобаи, какими часто бывают слуги народа. Это люди практические, инстинктивно понимающие в чем суть. Господин фон Мантейфель был плохой оратор. Но это был человек практический! Разогнав в ноябре 1848 г. национальное собрание и выставит на улице пушки, за что прежде всего принялся он? Не строчить ли реакционную конституцию? Как бы не так! Он знал, что всегда успеть сделать это! В декабре 1848 года он даже сам дал вам писаную конституцию, довольно либеральную. С чего же начал он в ноябре? Что было его первой мерой? О, вы, конечно, помните: он начал с обезоружения граждан. Видите, господа, первым делом победителя должно быть обезоружение побежденного, если он не хочет, чтобы борьба ежеминутно возобновлялась.

Наше исследование, господа, вначале было очень медленно, потому что мы искали прежде всего самого понятия конституции. Быть может, некоторым оно показалось слишком медленным. Но зато вы видели, что как только мы нашли это понятие, перед нами одно за другим раскрылись поразительнейшие последствия, и теперь мы знаем этот предмет гораздо лучше, яснее и глубже, чем другие. Мало того, мы пришли к выводам, большею частью совершенно противоположным тем воззрениям на этот предмет, которые господствуют в общественном мнении.

Рассмотрим вкратце еще несколько таких выводов.

Я показал, что в 1848 г. не было принято ни одной необходимой меры для изменения существовавших в стране фактических отношений силы и для превращения армии из армии государя в народное войско.

Было, впрочем, сделано одно предложение, клонившееся к этой цели и представлявшее первый шаг на этом пути. То было предложение Штейна принудить министерство издать приказ по армии, имевший целью заставить удалиться из нее всех реакционных офицеров.

Но вы помните, господа, что едва берлинское национальное собрание приняло это предложение, как вся буржуазия и половина страны

22

завопили: национальное собрание должно вырабатывать конституцию, а не разбирать дрязги с министерством, не должно тратить время на понукания, не должно вмешиваться в дела исполнительной власти; вырабатывать конституцию, только и знайте, что вырабатывать конституцию, кричали они, точно кругом загорелось!

Вы видите, господа, что вся буржуазия, целая половина страны, говорившая это, не имела ни малейшего понятия о сущности конституции!

Сочинение писаной конституции было самым неважным делом; это можно было сделать, если бы понадобилось, в двое суток: это было последнее, о чем следовало думать, сделанное преждевременно, оно было бесполезнейшим делом.

Преобразовать действительные, фактические отношения силы в стране, вмешаться в исполнительную власть, так вмешаться, так фактически преобразовать ее, чтобы она уже никогда не могла самостоятельно противостать воле нации – вот в чем было дело, вот что следовало сделать, чтобы писаная конституция могла быть прочна.

Так как национальное собрание принялось за писаную конституцию слишком рано, то ему не дали времени даже кончить ее и прогнали его при помощи не сломанных орудий силы исполнительной власти.

Второй вывод. Предположите, что национальное собрание не прогнали бы, что ему удалось бы выработать и постановить конституцию.

Изменило ли бы это хоть сколько-нибудь существенно течение дел? Нисколько, господа, и доказательство этому представляют самые факты. Хотя национальное собрание было прогнано, но король, по оставленным им бумагам, сам сочинил и провозгласил 5 декабря 1848 г. конституцию, в главных пунктах совершенно такую же, какой мы могли

ожидать от национального собрания.

Эта конституция была не навязана королю, а провозглашена им самим, добровольно дана им после победы. Казалось бы, что тем более можно рассчитывать на ее прочность.

Нет, господа! Невозможно! Если у вас в саду растет яблоня и вы повесите на нее ярлык с надписью: сие есть фиговое дерево – сделается ли яблоня фиговым деревом? Нет, и хотя бы все ваши домочадцы, хотя бы все жители околотка собрались и громогласно, торжественно поклялись и присягнули: сие есть фиговое дерево – дерево останется, чем было, и на будущий год это окажется, когда на нем вырастут яблоки, а не фиги.

То же и с конституцией. Все равно, что ни написать на листке бумаги, если написанное противоречит реальному положению вещей, фактическим отношениям сил.

Король сделал добровольно на листке бумаги 5 декабря 1848 г. много уступок, которые все противоречили действительной конституции, реальным фактическим отношениям силы, которую король удержал в

23

своих руках неослабленною. Поэтому, действительная конституция должна была шаг за шагом пробиться чрез писаную с такою же необходимостью, какая заключается в законе тяготения.

Так, хотя конституция 5 декабря 1848 г. была принята ревизионным собранием, король должен был произвести в ней первое изменение, – жалованный трехклассный избирательный закон 1849 г. С помощью палат, порожденных этим избирательным законом, были произведены в конституции дальнейшие существеннейшие переделки, пока в 1850 г. король не присягнул ей, а как только присягнул, так тут-то и началось настоящее перекраивание. С 1850 г. не проходило года без переделок в конституции! Любое знамя, перебывавшее в ста сражениях, меньше ободрано и протыкано, чем наша конституция!

Третий вывод. Вам известно, господа, что в вашем городе есть партия, органом которой служит «Народная Газета», партия, цепляющаяся с лихорадочным трепетом за этот оборвыш знамени, за эту изувеченную конституцию, называющая себя поэтому «неизменными приверженцами конституции» и избравшая боевым кличем вопль: «Давайте держаться конституции, ради Бога конституция, караул, спасите, гибнем, погибаем!»

Как скоро вы видите партию, – все равно, где и когда бы вы ни видели ее, – которая издает на подобие боевого клича трепетный вопль «держаться за конституции», – что заключите вы из этого явления, господа? Я спрашиваю вас, господа, не о намерениях, не о желаниях ваших; я спрашиваю вас только о мыслях ваших: что заключите вы из этого явления?

Не будучи пророками, вы с величайшей уверенностью скажете при виде этого: эта конституция находится при последнем издыхании; она уже все равно, что труп; еще несколько лет, и ее не будет.

Причины просты. Когда писаная конституция соответствует существующим в стране фактическим, отношениям сил, подобных воплей не раздается. К такой конституции никто не подступится, и всякий побоится коснуться ее. Никому в голову не войдет ввязываться с ней в борьбу, а если бы кто ввязался, то ему пришлось бы плохо. Где писаная конституция соответствует реальным фактическим отношениям силы, там невозможно подобное явление, чтобы какая-нибудь партия взяла себе особым боевым кличем "держаться за конституцию". Где подобный клич раздается, он сам служит верным и несомненным признаком, что он – вопль страха; другими словами: он доказывает, что в писаной конституции есть нечто противоречащее действительной конституции, фактическим отношениям силы. А где такое противоречие существует, там писаная конституция погибла неизбежно, и никакой бог, никакие вопли не спасут ее!

24

Она может измениться в две противоположные стороны, вправо и влево, но уцелеть не может. Это доказывает всякому здравомыслящему человеку самый вопль о сохранении ее. Она может измениться; вправо, если изменение предпримет правительство, что согласовать писаную конституцию с фактическими условиями организованной силы в обществе. Или выступит неорганизованная сила общества и снова докажет свое превосходство над организованной. В таком случае конституция будет изменена и отменена влево, как в первом – вправо. Но во всяком случае она погибла.

Если вы не только запомните и тщательно обдумаете речь, которую я имел честь произнести перед вами, господа, но выведете из нее все последствия, какие вытекают из, нее, то приобретете все конституционное искусство и всю конституционную мудрость. Конституционные вопросы, прежде всего, вопросы силы, а не права; действительная конституция страны заключается лишь в существующих в стране реальных фактических отношениях силы: писаные конституции тогда только имеют значение и прочность, если представляют точное выражение действительных отношений силы в обществе, – вот принципы, которые вам надо запомнить. Сегодня я объяснил вам эти принципы, осветив их только со стороны военной силы, потому что, во-первых, время не позволяло мне разобрать другие стороны, а, во-вторых, войско есть решительнейшая и важнейшая из организованных сил. Но вы понимаете, что то же относится к организации служителей правосудия, чиновников администрации и т.д.; все это также организованные средства силы общества. Запомните эту речь, господа, чтобы знать, если когда-нибудь опять получите возможность самим себе делать конституцию, как действовать в этом случае, знать, что дело делается не исписыванием бумаги, а изменением фактических отношений силы.

А пока, для повседневного обихода, вы сами, и без моих указаний узнаете из этой речи, из какой потребности проистекают нынешние военные реформы, предлагаемые правительством, его требование увеличить армию. Вы сами укажете пальцем сокровенный источник этого предприятия.

Господа! Служители монархии – практики, а не краснобаи, но таких практических служителей следует пожелать и вам.

25

Е.В. СПЕКТОРСКИЙ (1875-1951)

Что такое конституция?4

Исторические материалисты усвоили учение Карла Маркса, согласно которому конституционные и всякие иные правовые и государственные идеи и установления нс имеют ни решающего ни вообще существенного значения, ибо главное в общественной жизни – это борьба экономических классов, преимущественно капиталистов и рабочих, за хозяйственные блага. В этой борьбе конституции и кодексы как бы сами собою, автоматически надстраиваются над экономическим фундаментом общества, отражая существующее в нем реальное соотношение сил. С точки зрения такого понимания вещей, бесплодны все усилия юристов и политиков дать своей стране возможно лучшую конституцию или вообще какую бы то ни было искусственную конституцию: ведь у каждой страны и без этих усилий есть своя совершенно естественная конституция иными словами, реальное соотношение общественных сил. Как объяснил другой немецкий социалист Лассаль в речи «О сущности конституции», сущность прусской конституции состоит вовсе не статьях основных законов, составленных юристами, а во взаимодействии сил короля, опирающегося на армию, дворянство, владеющее поместьями, промышленников, купцов, но также и ремесленников и рабочих, поскольку они тоже представляют реальную силу.

Все эти рассуждения ошибочны в двояком отношении. Во-первых, они основаны на смешении права и факта. Одно дело правомерное соотношение сил, другое дело – фактическое. Когда убийца или грабитель нападает на свою беззащитную жертву, получается вполне определенное реальное соотношение сил в данный, по крайней мере, момент. Но кто станет утверждать, что такое соотношение и есть единственно возможное право? Во-вторых, как бы ни была непримирима экономическая борьба классов, есть известные блага, предоставляемые конституцией, которые равно ценны для каждого человека, независимо от его принадлежности к тому или иному классу. И капиталист и рабочий, и горожанин и крестьянин равно заинтересованы в том, чтобы не подвергаться произвольному аресту, иметь право свободно высказывать свои мнения, участвовать в управлении страною и т.п. Словом, конституция есть нечто такое, что, нисколько не устраняя классовой борьбы и отнюдь не обещая этого, равно необходима для всех, подобно просвещению и другим благам культуры. Тем не менее, у нас очень распространено убеждение, что вне экономических классов и их борьбы нет и не может быть ничего в

4 Приводится по: Конституционное право. Общая часть: Учебное пособие в 2-х частях. Хрестоматия. Конституционно-правовая мысль XIX – начала XX века / сост. Н.А. Богданова. 2-е изд. М., 1996.

26

обществе, что сообразно с этим у каждого общества имеется и без юристов своя естественная, стихийная конституция, и что стремление к искусственной конституции соответствует идеологии и интересам лишь господствующей в настоящее время буржуазии.

Конституционное начало встречает немало и других возражений, и притом не только в реакционных, но также и в революционных кругах. Одни отвергают его во имя так называемой диктатуры – диктатуры рабочего класса, пролетариата и т.п. групп. При этом они упускают из виду, что диктатура – это ничем не ограниченная, самодержавная власть, И такая власть всегда может выродиться в произвол и даже деспотизм, совершенно независимо от того, принадлежит ли она одному лицу, например монарху, или же представителям класса, а то и целому классу. Власть всегда опьяняет тех, кто ею пользуется. И чем сильнее власть, тем больше опасность злоупотребления ею. Другие отвергают конституцию потому, что она рассчитана на мирное, органическое течение государственной жизни. Они же, мятежные, ищут бури. Они предпочитают течение критическое. Они – сторонники непрерывной («перманентной») революции. Но при этом они упускают из виду, что революция – это как бы лихорадка общественного тела. Временная лихорадка обновляет организм, постоянная же убивает его. А кроме того, после лихорадочного возбуждения обыкновенно наступает слабость, апатия, усталость. И вот нельзя рассчитывать на то, чтобы революционное возбуждение длилось годами и даже вечно. Люди не могут долго выдержать напряженного ожидания переворотов, когда завтра, завтра утром, а, может быть, еще и сегодня вечером может наступить полное изменение всех общественных и политических отношений. Опыт истории слишком убедительно показывает, что за эпохами революционного подъема неизбежно следуют такие времена, когда общество устает, впадает в апатию, теряет веру не только в революции, но даже и в реформы. Тогда оно отказывается от сознательного переустройства своей жизни и предоставляет себя во власть или естественного, косного течения событий, или даже реакционных сил, которые обыкновенно в это время поднимают голову и торжествуют. И вот очень неосмотрительно поступают те, которые, пренебрегая этим обычным исходом революционных движений, тешат себя и других иллюзией вечной революции и не спешат использовать революционный кризис для того, чтобы закрепить фактическую свободу, превратить ее в правомерную и тем достойно подготовиться к борьбе с апатией и реакцией.

Таким образом, конституция необходима для всякого государства. Особенно она необходима для государства, переживающего революцию. Мало сбросить устаревшие формы политической жизни. Необходимо установить новые формы, Мало завоевать свободу. Необходимо ее обеспечить. И обеспечить ее надлежит не только силой, ибо сила может

27

иссякнуть или столкнуться с большею и враждебной силой, а правом и законом. Какое же обеспечение делает данное государство конституционным? Иными словами, что такое конституционное государство?...

И вот конституционным государством является такое, где власть не только организована, но еще и ограничена, и притом не фактически только, а юридически или правомерно. ограничена же она ни чем другим, как признанием за населением публичных прав или политической свободы. Осуществляя эти права, население превращается из управляемых подданных в самоуправляющихся граждан.

Совокупность таких ограничений образует конституцию данной страны, не ту, о которой говорил Лассаль и которая представляет лишь фактический учет реальных сил страны, а ту, о которой учат юристы и для которой право выше факта.

По способу происхождения писаные конституции делятся на пожалованные или октроированные, и устанавливаемые волею народа. Конституция октроируется тогда, когда монарх, обладающий всей полнотой... власти, сам себя ограничивает и уступает населению те или иные публичные права. За вычетом этих уступок вся полнота власти попрежнему остается у монарха. Иной характер конституции, устанавливаемых волею народа (обыкновенно на учредительном собрании). Здесь вся полнота власти принадлежит народу. Ему принадлежит власть учреждающая. От него же происходят и власти учреждаемые.

По степени легкости изменения в будущем конституции делятся на твердые и гибкие. Твердые конституции – это такие, которые составляются раз навсегда и которые, сообразно с этим, или совсем не подлежат изменению, или же могут быть изменены с большим трудом, путем очень сложной процедуры, созыва специальных учредительных собраний или обычных законодательных собраний, но с новым составом депутатов и с решением вопросов путем усиленного («квалифицированного») большинства и т.п. В основе каждой твердой конституции лежат две идеи. Во-первых, ее авторам кажется, что они и могут, и должны все решительно предусмотреть, и притом на вечные времена – подобно тому как в старину условия мира после войны обыкновенно тоже составлялись на вечные времена (что, однако, нисколько не предотвращало новых войн, начинающихся нередко очень скоро после заключения мира). Во-вторых, авторы твердых конституций убеждены, что в политике, как и в математике или логике есть вечные истины, вечно настоящие, обязательные для всех времен. И вот им кажется, что настоящая конституция каждой страны и должна быть такою вечно истинною конституцией. Так, например, в XVIII веке многие считали необходимой

28

принадлежностью истинного устройства власти ее деление, согласно учению французского писателя Монтескье, на три самостоятельные власти

– законодательную, исполнительную и судебную. В разделение властей верили до того, что, например, философ Кант истолковывал христианский догмат троичности Божества в смысле разделения небесных властей тоже на законодательную, исполнительную и судебную. Известная французская декларация прав 1789 г. провозглашала. что государство, в котором не установлено разделения властей, не имеет конституции. Основываясь на этой вере, авторы конституции северо-американских штатов положили в ее основание начало разделения властей. Это начало действует в Америке и до сих пор, спустя сто тридцать лет и является препятствием к принятию Америкой так называемого парламентаризма, т.е. зависимости исполнительной власти министров от законодательной власти палаты представителей.

Гибкие конституции построены на двух началах. Во-первых, на мысли о том, что не следует делать различия между учредительной и законодательной властью, между основными законами и обыкновенными. Такое различие еще уместно в странах с сильной монархической властью, позволяющей подданным участвовать в обычном, будничном законодательстве и сохраняющей за собой распоряжение основными законами в порядке пожалования. Но в странах демократических, где, даже и при наличности королевской власти, как в Англии, законодательство в полном объеме принадлежит палатам народных представителей, о таком различии не может быть и речи. Там действует иное начало – верховенство законодательных палат и их всемогущества. Таково, например, всемогущество английского парламента, который, как говорят, не может сделать только одного – превратить мужчину в женщину и обратное. Все же остальное он может сделать, значит также и изменить ту или иную часть английской конституции. Кроме того, авторы гибких конституций полагают, что в политике все относительно, нет ничего вечного и что сообразно с этим не следует связывать воли поколений, господствовать над ними из-за могилы. Один из авторов французской конституции 1793 г. Кондорсе, который, будучи сам крупным математиком, слишком хорошо понимал, как велика разница между математическими и политическими истинами, предлагал даже обязательно созывать новое учредительное собрание через каждые 20 лет, т.е. с появлением каждого нового поколения, которое могло бы сознательно пересмотреть и усовершенствовать работу предшествовавшего поколения.

Некоторые конституции являются полугибкими-полутвердыми. Такова, например. нынешняя французская конституция. С одной стороны, она может быть сравнительно легко изменена, хотя и не в совсем обычном законодательном порядке: проект изменения голосуется сначала в обеих

29

палатах отдельно, затем в их соединенном заседании, причем требуется усиленное большинство голосов. Но, с другой стороны, одна особенность французской конституции, так сказать, забронирована навсегда: это именно республиканская форма правления; она ни в коем случае не может быть отменена. Таким образом, у Франции есть законные пути для изменения избирательной системы, перехода от двухпалатной системы представительства к однопалатной, расширения или сокращения власти президента и т.п. Но для перехода от республики к монархии законных путей нет. Такой переход возможен только в виде насильственного переворота.

Вопрос о том, какая конституция предпочтительнее – гибкая или же твердая, решается далеко не единодушно. В пользу твердых конституций говорит то, что они стремятся создать прочный государственный порядок и установить незыблемые принципы общежития людей. Но против них говорит то, что они лишают будущие поколения возможности перестраивать свою жизнь мирным путем и, в случае накопления слишком большого недовольства старым строем, толкают их на путь революции. В пользу гибких конституций говорит то, что они считаются и с эволюцией, т.е. развитием жизни с течением времени, и с необходимостью реформ. Против них говорит то, что они как будто не видят никакой разницы между изменением государственного строя и так называемой законодательной вермишелью, т.е. мелкими законами, которые в большом количестве чуть не ежедневно проходят через палаты представителей при случайном составе депутатов.

Может возникнуть вопрос, что должна в себе содержать писаная конституция и чего в ней не должно быть. Она должна содержать в себе законы об организации публичных властей, а также законы о публичных правах населения, ограничивающих эти власти. Этой последней стороне дела во время французской революции 1789 г. придавали такое большое значение, что, прежде чем составлять конституцию, составили знаменитую декларацию прав человека и гражданина. В нынешней французской конституции 1875 года нет ни такой декларации, ни даже особого перечисления политических свобод граждан. Это, конечно, не значит, что эти свободы не признаются во Франции и что они не ограничивают ее властей. Это просто значит, что эти свободы еще до конституции получили признание и судебную защиту. И посему там можно уже обойтись без специального упоминания о них, чего никак нельзя сказать про более отсталые в политическом отношении страны.

Вот собственно и все, что должно быть в писаной конституции. Против этого одного погрешают многие конституции. В них много таких постановлений, которые относятся собственно к обычному законодательству и которые только загромождают конституцию. Так,

30