Крест и Меч
.pdfпочувствовал себя немного лучше, но Куще беспокоился, что болезненное состояние вернется к нему после того, как он отведает зелья прорицательницы.
Наконец из дворца вышла сама прорицательница — грузинка прекрасной наружности в сиреневом шелковым платье. Это был настоящий китайский шелк, притом отличного качества,
—уж в чем-чем, а в шелке аданы знали толк. Платье было под стать своей обладательнице — земля редко рождает таких красавиц. Большие приветливые глаза прорицательницы были необычного изумрудного цвета, черты лица правильными, волосы — густыми и черными, как смоль, они полностью закрывали плечи девушки. В руках она несла серебряный поднос с кувшином и двумя чашами:
—Прекрасное утро, дорогие мои гости. Утомились вы за время прохождения испытания. Хочу предложить вам выпить ароматного терпкого вина из плодов наших виноградников, прежде чем вы сможете услышать мое прорицание.
Куще поздоровался с прорицательницей за обоих. Иуане напряженно молчал, он выглядел бледным. Алан начал понимать причину своей неожиданной немощи — это явно было демоническое наваждение. Ведь царевич обладал хоть и не богатырским, но достаточно крепким здоровьем. Пастух принял поднос и поставил его на большой камень в форме куба, стоящий возле шеста с ястребом. Затем он налил себе чашу и, улыбнувшись, обернулся к девушке:
—Не обессудьте, прекрасная прорицательница. Мой друг весьма устал, да и вообще он не пьет вина, будучи приверженцем трезвой жизни и молитвенного подвига. Поэтому, если вы не против, я выпью его долю вина. Выпью за вашу красоту и мудрость, о которой мы много наслышаны.
Прорицательница нахмурила брови, но продолжала улыбаться.
—Вообще-то не принято отказываться от моего угощения, — она внимательно и заинтересованно посмотрела на бледного Иуане, — но будь по-твоему. — Было видно, что царевич ей приглянулся. В глазах прорицательницы зажегся едва заметный огонек страсти. Легко разгоралось ее сердце, привыкшее порабощать слабовольных и исполнять свои желания. Куще осушил два стакана вина, предварительно перекрестив его, и, поддерживая царевича за руку, последовал за прорицательницей — она позвала их во дворец. Путники вошли внутрь и увидели большой зал, чрезвычайно убого убранный — здесь стояло только несколько стульев и большой деревянный трон, куда и села прорицательница. Она завязала себе глаза шелковым платком такого же цвета, что и платье, и стала молиться на картлийском наречии. Иуане, хоть и хорошо знал грузинский, не мог понять, к кому обращается прорицательница, — ее речь была весьма путаной. Царевич все еще чувствовал себя неважно и мысленно благодарил Куще за то, что тот дал ему возможность не пить отравленное гашишем вино. Путники сели на стулья и стали ждать продолжения представления.
Пастух, казалось, не чувствовал себя усталым или опьяневшим. Он широко улыбался. Глядя на него, царевич утверждался духом. Немощь потихоньку покидала Иуане...
Наконец прорицательница закончила молитву. Затем сняла повязку и торжественно изрекла:
—Нельзя вам идти дальше! Оставайтесь здесь и живите, пока не пройдет семь лет! — Она томно посмотрела на Иуане. — Вы не пожалеете, оставшись со мной. Потом, когда пройдет семь лет, Господь укажет вам путь к великим сокровищам духа! — Прорицательница обольстительно улыбнулась и подмигнула царевичу. — Добро пожаловать в наше братство! Куще недовольно покачал головой:
—Прости нас, красавица, у нас совсем другие планы, так ведь, Иуане? — он толкнул бледного царевича в бок, и тот согласно кивнул.
—Ах, так! — Прорицательница театрально разгневалась и сошла с трона. Ее глаза наполнились злобой, а пряди черных волос падали на грудь, словно змеи на голове Медузы Горгоны. Она громко топнула ногой о пол, и в гостиную вбежало пятеро вооруженных кинжалами картлийцев. Всем своим видом они показывали, что с ними шутки плохи.
—Посадите их в яму! — она указала в сторону Куще. — А этого еще и свяжите. Не давайте им есть и пить, покуда не переменится их решение! В яму их!
За стражниками следом вошел грузин весьма благообразного вида, с седой окладистой бородой, в большом белом плаще с балахоном. Плащ его был расшит золотыми нитями. Это и был, по всей видимости, «белый старец» из рассказа корчмаря, или расстрига, по версии пившего в корчме пиво алана. «Старец» улыбнулся и тихо произнес:
—Зачем ты так строга с ними, о прорицательница? Ведь они устали после испытания. Не лучше ли им отдохнуть в наших покоях? А завтра они выспятся и дадут тебе ответ, Девица грозно сверкнула очами:
—Ты же знаешь, когда на меня нисходит озарение, мне нельзя перечить, потому что божественный гнев возгорается в моем сердце. В такой момент я могу не только приказать посадить их в яму, но и проклясть, а тогда дни их будут сочтены.
—Я знаю это, о услаждение моей души. Но странники еще не знают, с кем свела их судьба. Смилуйся над ними! Не проклинай, молю тебя!
—Хорошо, пусть отдыхают, — прорицательница поправила волосы и вновь села на трон. — Но этого, — она снова указала на Куще, — следует посадить в яму! Пусть там отдыхает! Может быть, тогда завтра он будет повежливей.
Старец согласно кивнул, и к пастуху подошли вооруженные кинжалами грузины. В руке одного из них была крепкая веревка.
Куще и Иуане, который уже пришел в себя, с изумлением наблюдали за этим представлением. Наконец пастух, глядя на осторожно приближающихся к нему картлийцев, возмутился:
—Вы кого тут хотите заарканить, недоумки?! — Он посмотрел на расстригу, который, похоже, испугался. — Если не прикажешь им остановиться, будет плохо!
Иуане достал свой меч и крепко встал на обе ноги. Гнев придал ему силы и изгнал из тела остатки недавней немощи. Картлийцы оробели и не знали, что делать дальше, — видимо, они привыкли иметь дело с простыми крестьянами, которые становятся покорными при виде обнаженных мечей. Но этих алан не пугало ни их количество, ни злобные ухмылки. Наконец прорицательнице надоела их нерешительность и робость. Она ткнула пальцем в Куще:
—Схватить их! Что встали?!
Стражники двинулись к аланам. Тогда Куще прыгнул, как барс, и, схватив двоих стражников, стукнул их головами. Этого оказалось достаточно, чтобы горе-воины потеряли сознание. Остальные, видимо, вспомнили, что они простые крестьяне, а не солдаты. В спешке побросав мечи, они выбежали из зала.
Куще прыгнул еще раз и поймал «белого старца» за бороду. Тот то ли не понял, что произошло, то ли делал вид, что не понял. Он что-то лепетал, но смысл слов нельзя было понять. Ахсартагат подошел к прорицательнице и приставил меч к ее шее. Она побледнела. Царевич кивнул в сторону «старца»:
— Давно ты с этим расстригой?
Девица, наконец, осознала, что произошло, и отрицательно покрутила головой, оправдываясь:
—Нет, прекрасный юноша! Этот похотливый старик запугал меня до смерти и заставил обманывать! Я такая же жертва, как и остальные, я не виновата!
—Кого это я заставил, — возмутился старец. — Разве не ты сама пришла ко мне в поисках красивой жизни?!
—Тихо! — Иуане грозно взглянул на расстригу. — С тобой все понятно! — Он вновь повернулся к девушке. — Как, впрочем, и с тобой. Теперь вы выйдете вместе с нами к оболваненным вами людям и объявите, что они могут разойтись по домам.
Расстрига напряженно улыбнулся и покосился на могучие руки Куще, державшие его мертвой хваткой.
—Вы не понимаете, что делаете, благородный юноша. Они и так в любой момент могут покинуть эту обитель. Разве вы не видели, что представляет собой моя охрана? Их грозный вид совершенно не сообразуется с их духом. Мои работники сами не хотят уходить от меня, а селяне верят в мои молитвы. А теперь вы хотите оставить их без духовной поддержки. Если я и прибегаю ко лжи, то только ради спасения душ тех овец, что Господь приводит ко мне. Вмешавшись в наши дела, вы рискуете поломать судьбы сотен людей. Так что не совершайте необдуманных поступков, на которые так богата юность. Если не верите моим словам, благородные воины, мы можем проследовать к виноградникам, и вы все увидите и услышите лично.
Иуане хмуро кивнул, и они все вместе пошли к виноградникам. Там трудилось не менее сотни человек. Собирая виноград, они пели песню, где, как заклинание, повторялся незамысловатый припев на незнакомом языке. У сборщиков винограда был отсутствующий взгляд и бледные лица. Увидев расстригу и девицу, эти люди, все как один, пали ниц и приветствовали их. Расстрига сразу же переменился: из пойманного вора он вновь превратился в старца, его взгляд загорелся, а голос приобрел утерянную уверенность:
—Дети мои! Я принес вам благую весть: все, кто хочет, могут идти домой! Не довлеет над вами больше проклятье — осталось только благословение!
Люди недоуменно молчали. Иуане и пастух наблюдали за их смущенными лицами, не понимая, почему они не радуются освобождению, пока один из работников вновь не пал ниц и с плачем отвечал:
—На кого ты нас оставляешь, отец наш? Не хотим мы покидать твою обитель спасения. Не гони нас...
Его примеру последовали остальные работники — они тоже попадали ниц, как деревья после урагана, и стали умолять расстригу не прогонять их.
«Старец» высокомерно посмотрел на Иуане и Куще:
—Вот видите, благородные аланы, никто из них не хочет покидать обитель. Им не нужна свобода, они ею просто не смогут воспользоваться.
Тогда разгневался Иуане на глупость людей и отсек мечом седую благообразную бороду лжестарца до самого подбородка. Затем кинул ее людям. Ветер понес пряди волос по винограднику.
—Очнитесь! Разве вы не видите, что это не старец, а покинувший святую обитель расстрига! Он обманывал вас все это время. Не будьте ж олухами, возвращайтесь домой!
Люди продолжали молча стоять на коленях. Затем снова стали причитать:
—Не хотим домой! Пожалейте нас! Отпустите светлого старца! Не делайте нас сиротами!
—Ну, и что дальше? — Расстрига попытался улыбнуться, прикрывая остатки бороды на подбородке. — Они не хотят возвращаться. Теперь крепость — их родной дом, а я их отец, светлый старец! У них есть кров и простая, здоровая пища. Не очень трудная работа. Живут они, как птицы, одним днем. Разве не это предписывал Христос? У них есть я — их бог, и уверенность в будущем дне. Идите, добрые аланы, подобру-поздорову. Легко что-то сломать, но трудно, а иногда и невозможно починить. У нас в крепости есть деньги, кони — все, что требуется путешественникам. Забирайте все, что вам нужно, и уходите прочь. Оставьте нас в покое!
Царевич нахмурился:
—Если нам и надо будет что-нибудь взять, мы у тебя спрашивать не станем. Или ты не в нашей власти? Если нам нужно будет оставить тебя в покое, мы сделаем это. Вот только ты не понял, что сейчас происходит. Совершенно не важно, захотят эти люди оставаться и дальше в духовном рабстве или нет. Важно одно — больше ты никого не обманешь!
—И что, куда пойдут все эти люди?! — Расстрига был разгневан и уверен в своей правоте. — Я был для них светом в дороге, без меня они станут толпой слепых! Как ты жесток, алан! Ну и что ты сейчас сделаешь? Убьешь меня? Ха! Тогда я стану для них божеством, которому они будут приносить жертвы, — стану иконой новой веры. А за порогом смерти достать меня будет трудно, — расстрига усмехнулся. — Ты ничего не сможешь здесь изменить, признай это! Иуане спокойно ответил:
—Эти люди пойдут туда, куда захотят идти сами. Если им по душе рабство, я ничем не смогу им помочь. Но если я могу остановить беззаконие, я остановлю его, так или иначе. Ты, лукавый Сырдон, получишь свое, если немедленно не расскажешь им всю правду сам!
И тут случилось неожиданное: Сырдон вырвался из рук алана и бросился бежать. Расстрига скакал по узкой тропе с ловкостью дикого зверя, пока не скрылся из виду. Гору покрыл туман, и преследовать его было бессмысленно. Но через несколько мгновений все услышали стук камнепада, а затем человеческий крик. Хитер был обманщик, да не смог перехитрить свою судьбу...
—Плохо поступал этот расстрига, за что и поплатился. Но есть и ваша вина в том, что поработил он вас. Хотели вы ни о чем не думать и не скорбеть, чужим помышлением достичь спасения. Теперь жизнь снова со всеми радостями и печалями ждет вас. Оставьте, наконец, это мрачное капище и не попадайтесь более в сети лукавого.
После этого покинули Иуане и Куще «ястребиную крепость» и отправились дальше, к горе Арарат, на которой когда-то остановился ковчег великого Ноя.
Жемчужное ожерелье
Молодой бег Иосиф и его премудрый отец разговаривали поздним вечером, когда солнце уже село. Иосиф попросил бега сказать, что тот думает о просьбе Русудан, которую он обещал исполнить. Его сердце обливалось горечью:
— Не знаю, отец, как мне найти к ней подход. Не похожа она на мою покойную мать, твою жену. Нет в ней той скромности. Это меня пугает, хотя иногда и восхищает ее смелость и уверенность в себе. Не слишком любит она роскошь и наряды. Не много времени она проводит перед зеркалом, примеряя драгоценности, которые я дарю ей. И чем больше я приношу к ее ногам, тем самоуверенней она становится. Аланские женщины обладают несравненно большей свободой и независимостью по сравнению с нашими.
И я не могу понять ее — порой кажется, что в ее улыбке скрывается надежда на взаимность, порой она так холодна, что мое сердце леденеет от страха. Я не знаю, что у нее на уме. Иногда же ее поступки и слова просто безумны, как в случае с этим ожерельем любимой жены халифа! Объясни мне, мудрый отец, как мне следует вести себя с ней, потому что я и в самом деле не умею обращаться с девушками. Не хочу я выглядеть в ее глазах, а перед нашими подданными рохлей и нерешительным увальнем. Мне противно думать, что слуги шушукаются и потешаются надо мной. Если дальше все так пойдет, я могу потерять уважение своих холопов! Если я не смогу приручить свою невесту, то как смогу управлять нашим государством? Улыбнулся великий бег Аарон II.
—Ты думаешь кто-нибудь может понять, что на уме у женщины? Не стоит даже пытаться сделать это, потому что они и сами этого не знают. Смотри на капризы Русудан как на капризы детей. Относись к ней со снисходительной учтивостью. Мне нравится твоя невеста — она крепка духом и может родить хорошего наследника на трон каганата. Как видишь, Саурмаг не справляется с той ролью, которую мы для него приготовили. Вместо того, чтобы собраться с силами и попытаться удержаться на троне, он, подобно последнему ассирийскому царю, утопает в наслаждениях плоти, чем льет воду на мельницу своего старшего брата Оса, который, как ты знаешь, намерен отомстить за отца. После обряда всесожжения народ наш ненадолго успокоился, мы должны использовать краткое время передышки на то, чтобы укрепить нашу власть. Печенеги дышат нам в затылок, они зорко следят за нашими отношениями с соседями. Греки готовят в Алании переворот, поддержав своего эксусиократора Оса. Мы в кольце врагов и не имеем права на ошибку. Поэтому знай: твой брак с Русудан — важнейшая государственная задача, которую мы должны решить любыми средствами. Не относись легкомысленно к ее просьбам, быть может, от этого зависит судьба нашего государства.
Иосиф недоуменно поморщился:
—Твои слова сильны. Но уверен ли ты, отец, что нам следует сделать царевну моей отправительницей, оставив ее самовластно управлять в Алании? Не будет ли это поводом для смуты и переворота? Быть может, она захочет видеть аланским государем своего ахсартагата...
этого Сослана, которого, как говорят люди, она любит?
—Я так не думаю. Женщина думает о любви только когда молода, после рождения ребенка она меняется. Если вы заключите с Русудан брачный союз, она, если будет угодно Всевышнему, родит наследника хазарского престола, как и аланского. Любовь к чаду вытеснит из ее души все капризы и несообразности девичества. Будет думать она только о том, как утвердить на троне своего сына. И не станет она менять отца ребенка на отчима без веской причины, поверь мне. А если ты будешь уважать и любить ее, мудро управляя государством, Русудан оценит это и полюбит тебя, даже если сейчас и холодна к тебе. Мы не сможем найти более верного союзника для Хазарии, чем царица Русудан — будущая мать наследника престола.
—Это так, видит Бог! Но нужна ли нам такая сильная соправительница?
—Видит Бог, нужна. Мы сможем опираться друг на друга — если в Алании будет смута, мы сможем подавлять ее с помощью нашей армии, а свои внутренние проблемы решать при помощи аланской гвардии. Ей это будет выгодно не меньше, чем нам.
—Ну а как же быть с ее безумной просьбой достать жемчужное ожерелье любимой жены халифа Абу Джафара Абдаллаха — великого халифа и поэта? Это одно из условий ее благосклонности.
Призадумался великий бег.
—Джафар не только великий поэт, но и неплохой стратег. Мы предложим за ожерелье Гюзели такую цену, что заставит его быть сговорчивым.
Изумился Иосиф:
—Неужели ты считаешь, что мы должны выполнять ее причуды?! Я думал, что ты, напротив, начнешь корить меня за глупость и дашь мне совет, как образумить мою взбалмошную невесту, мою Русудан.
—Где твоя вера, сын? Я знаю, что ты строго чтишь Тору, не давая себе ни малейшей поблажки. Поэтому будь уверен — все, что с тобой происходит, происходит по воле Всевышнего. Ты думаешь, что желание Русудан безумно и если ты исполнишь его, то побудишь ее безумствовать еще больше. Но ты не прав. Женщины ценят, когда мужчины сильны, и испытывают их силу, проверяя, достойны ли они стать отцами их детей. Когда они уверяются в силе своих избранников, то обычно успокаиваются. Есть еще одно: капризы женщин, облеченных властью, — это серьезные политические моменты, которые мы должны умело использовать. Ты же знаешь, что младший Ос Багатар укрепляется с каждым днем и намерен вторгнуться в Магас, чтобы отобрать власть у Саурмага. И мы не сможем разбить его своими силами — аланы и так злы на нас. Кроме того, незачем нам проливать кровь наших воинов, тем более, что печенеги в союзе с греками угрожают новым вторжением с востока. Я молился вчера вечером и просил Всевышнего объяснить мне, как нам разобраться с этим Осом, и на следующий день появляешься ты и говоришь мне о желании Русудан. И я увидел во всем этом промысел Божий.
—Что это значит, отец?
—Мы можем истребить Оса. чужими руками — руками халифа Джафара, пообещав ему отдать одну из крепостей на Великом шелковом пути за ожерелье Гюзель. По странному стечению обстоятельств, это будет крепость, в которой укрывается смутьян Ос вместе со своими алдарами. Мы от имени Саурмага Багатара пожалуем халифу эту крепость, дав ему повод вторгнуться в Аланию. То есть мы выполним сиятельный каприз твоей невесты и разберемся с Осом. Алдаров, колеблющихся между Осом и Саурмагом, мы не разозлим, потому что сама Русудан попросила арабское ожерелье, а мы лишь выполняли ее просьбу. Мы распустим слухи,
что это твой свадебный подарок и что халиф сам предложил свою цену — аланскую крепость. Связанная людской молвой и кровью брата, твоя невеста станет куда сговорчивей, поверь мне. Сами же мы впоследствии выступим освободителями Алании от арабских захватчиков, чем укрепим наш влияние.
—Но ведь у этой Гюзели очень тяжелый характер, и халиф любит ее. Что скажет он ей, когда заберет ожерелье?
—Как бы строптива и своенравна ни была любимая жена халифа, он непременно заберет у нее украшенье, потому что дорого стоит эта крепость в его глазах. Дела государственной важности всегда берут верх над личными интересами. И эта Гюзель, как видно, и сама мудра, раз уже несколько лет остается любимой женой мудрого халифа. Но не думай об этом, это уже не наши проблемы. Поверь мне, халиф направит к крепости свои войска, и Ос сразится с ними. Полководцы халифа опытны и могучи, и я уверен, что арабы уничтожат всех несогласных алан. После этого твоя невеста поймет, что виновна в смерти брата и что неоткуда ей больше ждать помощи. По закону, ее судьбой, как девы, сможет распоряжаться лишь второй сын погибшего Оса Багатара — наш союзник Саурмаг Багатар. Что останется ей делать? Только принять наше предложение. — Аарон улыбнулся. — Вот видишь, сын, как нужно управлять событиями?
—Да! Ты очень мудр, отец! Вот только что скажет наш союзник Саурмаг, когда узнает, что мы предложили Русудан стать отправительницей будущего объединенного государства?
—Не волнуйся и об этом. Саурмаг узнает об этом в последний момент, когда ты сам всенародно будешь признан моим соправителем. Тогда сластолюбивый Багатар, как я думаю, уже до конца потеряет уважение своих сородичей. Конечно, может произойти все что угодно, но вера в то, что Всевышний допускает только те события, что полезны детям Его, не должна оставлять нас...
...Через луну после этого разговора произошла и другая беседа аланской царевны Русудан и купца-рахдонита Менагема. Царевна позвала его якобы для того, чтобы купить шелка для новых нарядов, но хотела расспросить, знает ли купец, что замышляет Иосиф и его премудрый отец, и какие вести идут из Алании. Купец приходил к ней уже несколько раз, уверяя Русудан в том, что он ее преданнейший слуга, и приносил, помимо товаров, слухи и новости с полей сражений и рассказывал, что твориться в мире. На этот раз купец был подчеркнуто вежлив и долго подбирал слова, прежде чем ответить. Это не укрылось от царевны:
—Что-то ты сегодня не в духе, Менагем. Может быть, торговые дела твои приходят в упадок? Купец поклонился:
—Слава Всевышнему, торговля моя процветает, и богатства умножаются с каждым днем.
—Что же ты не весел?
Подумал немного купец:
—Болит душа моя за госпожу мою, прекрасную Русудан.
—Открой же мне свою боль!
Менагем указал на шелка, которые принесли лавочники:
—Не будет ли угодно взглянуть на эти ткани? Говорят, что такие же использует для своих нарядов любимая жена халифа Абу Джафара Абдаллаха прекрасная Гюзель.
Русудан медленно и величаво подошла к товарам и начала осматривать ткани, и затем улыбнулась купцу:
—Прекрасные шелка! Говорят, что у этой красавицы Гюзель есть и превосходное жемчужное ожерелье, ранее принадлежавшее одной из жен халифа Гаруна аль Рашида. Слышал ли ты об этом?
—Как не слышать, премудрая царевна. Это ожерелье халиф Гарун аль Рашид привез из военного похода. Оно не только стоит целого состояния, это реликвия династии Аббасидов. О любви халифа и его любимой Гюзели говорит вся вселенная. Подарил он это ожерелье, когда жена родила ему долгожданного первенца. Дорожит она подарком этим, как зеницей ока.
—Да, — уверенно сказала Русудан, — ничто не заставит Гюзель и халифа Джафара расстаться с этим ожерельем!
Менагем задумался, затем тихо произнес:
—Не совсем так, луноликая Русудан. Есть цена, за которую халиф готов отдать свою реликвию. И даже любимая Гюзель не сможет пойти против его воли.
—Что же это за цена?! — Царевна нахмурилась и скрестила руки на груди.
—Я думаю, что он мог бы отдать ожерелье за стратегически важную крепость. Но, быть может, я ошибаюсь, премудрая Русудан. Не относитесь серьезно к моим словам.
Покачала головой царевна:
—Да и как можно серьезно к ним относиться? Каким же глупым должен быть правитель, чтобы отдать крепость, да еще и стратегически важную, за красивую безделушку?
—Как вы правы, царевна, — немедленно согласился Менагем. — Это был бы неразумный поступок. Особенно если учесть, что в крепости этой живет опальный Багатар — соперник правящего царя. Не взять без боя эту крепость.
Поникла Русудан, поняла она, что замыслил хитроумный бег Аарон II. Быстро забилось ее сердце — забеспокоилась она за судьбу любимого брата Оса. Тревожно посмотрела она в глаза купцу:
—Что еще известно тебе?
—Говорят, что нужно иметь не много денег, но много друзей. Друзья мои живут по всему миру. В том числе и в Багдаде. Стало известно мне, что благородный халиф держит свое слово и ожерелье это находится у великого полководца Усмана-ад-Дина, и он скоро отправится во главе сорокатысячного войска за обещанной наградой. Отдаст он его представителю купившего его правителя, а сам вступит в крепость.
—Выходит, перехитрили меня Иосиф и его отец, — померкло лицо Русудан от печали. — Что же теперь будет?
—Все в руках Всевышнего, царевна! Мы должны делать, что можем, а Господь управит, как должно. Арабы готовы выступить уже через несколько седмиц, — купец тяжело вздохнул. — Ни один караван не может сейчас пройти через Дарьалан — ваш брат Ос благоразумно перекрыл эту нить Великого шелкового пути. Караванщики скопились в одном из ближайших ущелий, они вынуждены каждый день платить за простой и охрану. Отчаялись они пройти через аланские врата и готовы отдать свои товары за полцены, если б нашелся покупатель. Ваш второй брат Саурмаг, растранжиривающий аланскую казну, ждет, пока они совсем отчаяться, чтобы забрать товар за бесценок. А благородный Ос Багатар ожидает, пока купцы, недовольные смутой в Алании, захотят крепкого царя в Магасе — не такого, как Саурмаг, и он этого уже почти дождался.
Военные слухи держат купцов в страхе. Арабская армия, которую снарядил халиф, может захватить не только крепость, но и Дарьалан, по крайней мере, сможет держать их какое-то время, что для нас, рахдонитов, очень невыгодно, потому что лишимся мы сразу всех своих привилегий...
Простите, царевна, за мои пространные объяснения — хочу я, чтобы вы понимали мои мотивы в этом деле. Если вы снабдите меня письмом к вашему брату с просьбой пропустить мой караван, то могу я попросить моего человека, чтобы передал он высокоблагородному Осу Багатару, что движется против него арабская армия. Тогда сможет он подготовиться и встретить их на равнине. И кто знает, кому суждено будет победить в этой битве? Только Всевышний. Я же могу скупить задешево товары своих братьев, и тем самым спасти и их самих от разоренья, и значительно поправить свои личные дела. Также я смогу выплатить процент от удачной сделки и вашему брату Осу, это позволит ему привлечь в свои ряды новых сторонников.
Подумав несколько мгновений, оценила Русудан предложение купца.
—Хорошо, быть по-твоему! Только есть у меня еще одна просьба к тебе.
—Слушаю и повинуюсь, царевна.
—Пусть твой караванщик найдет ахсартагата Сослана — он должен быть в отряде моего брата Оса Багатара — и передаст ему это, — царевна печально протянула купцу шелковый платок, который она сама расшила золотыми нитками. — Пусть скажет ему, что прошу я добыть для меня ожерелье Гюзели как залог нашей любви. Если не сможет он этого сделать, придется мне выйти замуж за нелюбимого бега Иосифа. Потому что не будет другого выхода, чтобы спасти Аланию, если проиграют аланы этот бой. Если окажутся слабыми...
Ноев ковчег
О приключениях героев — царевича Иуане и его друга пастуха Куще — можно было б написать целую книгу Много испытаний преодолели они на своем пути, прежде чем достигли горы Арарат.
В предгорьях Арарата путники вошли в армянское село, в котором и остановились на ночь. Жители села были приветливыми, невоинственными и гостеприимными людьми. Иуане, неплохо понимая и по-армянски, решил разведать, что местные думают о поисках Ноева ковчега, верят ли они вообще в его существование. Он решил обратиться к местному священнику, как посоветовал ему Куще, который сам лег отдыхать в комнате на постоялом дворе.
Небольшая каменная церковь, которая находилась на окраине села, была закрыта. Двухэтажный дом священника располагался поблизости. Царевич подошел к двери по тропинке, поросшей высокой пожухлой травой, осторожно, чтобы не наступить на змею. В это время года змеи уползают в укромные места, например, под корни деревьев, вялы и поэтому опасны — быстро скрыться от человека они уже не в состоянии, но укусить могут.
Постучавшись в дверь, Иуане ждал довольно долго, пока дверь не отворила пожилая женщина в сером пуховом платке. Царевич объяснил ей, что хотел бы поговорить со священником. Она провела его в гостиную, наведалась к хозяину, через минуту спустилась и накрыла на стол простенькое угощение, сказав, что пресвитер скоро выйдет к гостю.
Священник оказался приветливым стариком, его глаза светились особенным теплым светом, что бывает только у много молящихся людей. Он гостеприимно принял царевича и только после того, как попотчевал его, спросил, откуда он и о цели его визита.
Услышав, что Иуане из Алании и хочет увидеть Ноев ковчег, священник неодобрительно покачал головой:
—Нехорошее это занятие, видит Бог! Многие христиане изо всех уголков земли приходили и приходят сюда, чтобы отыскать ковчег, но обычно их поиски не увенчивались успехом. Немало из ищущих сгинуло в горах. Где теперь все эти смельчаки? Все потому, что безрассудная эта идея — искать ковчег! Неужели вам всем нужны чудеса, чтобы поверить в Христа?
Царевич отвечал:
—Когда один аланский подвижник благословил меня на поиски ковчега, я подумал так же — к чему искать череп некогда славного воина в подземельном склепе, куда не проникает солнце? Даже если и найду я его, что мне с этого? Я отправился в путь, полный сомнений и неверия. Отправился, может быть, только из-за того, что был переполнен жаждой помочь своей родине, но не имел такой возможности. Во мне сызмальства живет вера, и я решил использовать свою веру как меч против нечестивых хазар, угнетающих нашу страну. Сомневался я, отец, в правильности моего поступка, но, пройдя большой путь до предгорий Арарата, осознал, что смысл моего паломничества — в преодолении испытаний с помощью веры. Только побеждающему Господь посылает благодать Свою. Ты спрашиваешь, нужны ли мне чудеса, чтобы верить в Христа? Отвечаю: нет. В своей душе и судьбе я ежеминутно нахожу подтверждения нашей великой веры, а чудеса могут творить бесчестные фокусники и одержимые бесами колдуны. Не чудо хочу я увидеть, а умилостивить Бога подвигом веры, чтобы десница Его прогнала всех врагов с родины моей. На пути к Арарату я преодолел немало суровых испытаний и узнал много нового о мире и о себе. Моя цель — помолиться перед ковчегом — на самом деле скрывает в себе другую — приобрести благословение Божие для моего народа. Ради этого я готов на любые испытания, даже на смерть. И если увижу я ковчег, это будет значить для меня только одно — Господь смилостивился над Аланией. Переполненный этой благой вестью, я вернусь на родину. И верю я, что вернется на нее мир и процветание. Вот это будет самое настоящее чудо!
Улыбнулся священник:
—А с чего ты взял, что ковчег надо искать на этой горе?
—Разве в Библии не написано: «И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день месяца, на горах Араратских»?
—А что такое горы Араратские? — Священник назидательно поднял указательный палец. — Можно сказать — это все армянское нагорье. В древние времена до пришествия Спасителя здесь находилось могущественное государство — соперник великой Ассирии. О нем почти не сохранилось сведений. Некоторые считают, что оно называлось Урарту. Так вот, к чему я это тебе говорю: Библия раньше писалась только согласными буквами. Впоследствии там, где переписчики не знали, как читается слово, они вместо неизвестных гласных ставили «а». Так в Писании получились «горы Араратские» вместо «Урартских». Урарту было весьма большим государством, и Ноев ковчег мог остановиться в любом его месте. Эта же гора, возле которой находится наше село, — самая большая на Армянском нагорье, поэтому мы, армяне, назвали ее Большой Арарат. Мы горды сознанием того, что Ноев ковчег остановился у нас. Конечно, у нас есть и древние предания, связанные с Урарту — второй родиной человечества. Но мы по многим причинам не приветствуем, чтобы люди искали здесь Ноев ковчег, хотя, найденный, он смог бы стать нашей великой святыней. Тем более, что гроб Господень находится сейчас в руках мусульман, считающих поклонение Животворящему Древу идолопоклонством. Хотя сами они, — священник улыбнулся, — поклоняются черному камню, упавшему некогда с неба. Пусть они и вкладывают в него духовный смысл, но черный камень от этого не перестает быть камнем... — Дальше священник стал говорить, что-то о мусульманах. Иуане понимал его с трудом. Выговорившись, он вернулся к теме паломничества. — ...Что тебе, алан, до Ноева ковчега? У величайшей святыни христиан, Креста Господня, можно вспомнить страдания, которые перенес наш Господь за все человечество. Но Ноев ковчег — это совершенно другое. Это лишь прообраз нашей Церкви — нового Ковчега, плывущего среди моря житейского. А сам ковчег Ноя, если даже он есть, сделан из дерева старого, допотопного мира. И с каким чувством ты сможешь поклоняться этому ковчегу, какие душеполезные мысли при этом испытывать? Подумай об этом!
Иуане заговорил с горячностью:
—Дело в том, что Церковь наша подвергается сейчас большой опасности, потому что на аланский престол возшел человек, который склоняется к тому, чтобы принять иудейство.
—Матерь Божия, возможно ли такое, — воскликнул армянский священник. — Аланы, принявшие иудейство, — это дело нешуточное!
—Да, далеко не шуточное, не только для нас самих, но и для соседей наших. Поэтому я и решил согласиться с благословением старца и принять на себя этот подвиг веры — безумие в глазах здравомыслящего человека. Пусть так! Но ведь на горе Арарат Господь заключил первый завет с человеком и всякой плотью, и радуга стала знамением этого завета. Разве ради этого ее нельзя считать святым местом?
Священник назидательно заметил:
—Бог везде, а не только в Иерусалиме или в другом святом месте. Святым место становится в сердце самого человека. Если осознаешь, что гора Арарат — святое место, а Ноев ковчег — священная реликвия, то никто не помешает тебе искать его. Сложность в другом — что ты будешь делать, если не найдешь ковчег? Выходит, тогда Алания не получит благословения Божьего и весь твой проделанный путь вместе с испытаниями — тщетны? Подумай сам: желая победить зло подвигом веры, ты можешь и проиграть. Причем, вероятность проиграть у тебя гораздо больше, чем победить. Скажу тебе так: прав твой старец, есть люди, которым Господь открывает местоположение Ноева ковчега, но их очень мало. За все века их можно было бы пересчитать по пальцам.
Иуане понял, что с этим священником можно быть до конца откровенным.
—Старец, отправивший меня сюда, рассказывал, что в Армении издавна царевич Багратит совершает паломничество на гору Арарат, если государству угрожает опасность, и проводит у Ноева ковчега три дня в посте и молитве. После этого благодать Божия вновь приходит в страну — исчезает смута и внешний враг отступает. Не знаю, откуда он узнал вашу царственную тайну, но скажу тебе, что я — аланский царевич и страна моя в опасности. Теперь я здесь. Вместе со мной путешествует простой пастух — приятель того старца. Мы намерены вдвоем отыскать ковчег и выполнить благословение старца.
Изумленно посмотрел на Иуане армянский священник:
— Надо же!
Я
вижу, что на самом деле Божественный промысел привел тебя ко мне, — он подозвал женщину и попросил принести кувшин отборного вина. — Лет десять назад был здесь один аланский князь, он возвращался на родину от места подвигов святых Сукиасянцев. Он остановился в нашем селе, мы с ним познакомились, а затем и разговорились за чаркой вина. В настоящее время очень мало алан совершает паломничество к Сукиасу, поэтому мне было интересно поговорить с ним. Паломника этого, воина, привлекали святые Сукиасянцы, которым он хотел подражать. Я так вдохновился его верой, что потерял всякую осмотрительность и выдал ему царственную тайну, в которую был посвящен. Скажу тебе, что, будучи осторожным и осмотрительным человеком, я никогда не выдавал своих, а тем более чужих тайн. Ты уже, наверное, понял, кто был тот аланский паломник.
Янепрестанно корил себя за то, что выдал тайну, на протяжении всех этих лет. Но сейчас я впервые за долгие годы обрадовался, так как твой приход сюда и твой рассказ означает только одно: за всем этим стоял непостижимый промысел Божий, заставивший некогда пророчествовать и языческого мудреца Валаама.
Когда я рассказал твоему будущему старцу о существовании Ноевого ковчега — выдал тайну, и он загорелся желанием увидеть его, пообещав, что никому об этом скажет. Я понял, что раз уже открыл ему все детали тайны, нужно успокоить его, позволив лицезреть великий Ноев ковчег.
Другого выхода тогда у меня не было. Преодолев тяготы пути, болезни возраста и здравомыслие, мы поднялись с ним на Арарат и увидели ковчег Ноя, вмерзший во льды высокогорного озера. Там мой спутник испытал некое благодатное состояние, после чего решил уйти в пустыню. Потом на нас напала какая-то опасная болезнь, напоминающая лихорадку, и мы с трудом спустились с горы. Думал я тогда, что смерть моя пришла...
Как вижу, Геор исполнил свое решение уйти в пустыню, хотя и не сдержал обещания никому ничего не говорить о ковчеге. Но, видимо, здесь все-таки исключительный случай... Молюсь и прошу Христа, чтобы так и было. Наш подъем с твоим старцем на Арарат был для меня последним — больше я никогда не видел ковчега. — Священник задумался. — Напрасно я думал, что история с ковчегом для меня закончилась.
Яполагаю, что мне следует провести вас до склона, по которому идет звериная тропа. Она ведет прямо к тому озеру. Дальше я уже не пойду — стар я стал и немощен. Но если будете идти по этой тропе, никуда не сворачивая, непременно выйдете к озеру. Только здесь есть
весьма важное условие: необходима на этом пути крепкая вера и непрестанная молитва. Много людей сгинуло на этой тропе. Прошу принять эти мои слова во внимание!
Услышав эти слова, Иуане весьма обрадовался:
—То, что я увидел тебя, — настоящее чудо! Конечно же, я слушаю с огромным вниманием все что ты говоришь. Ведь я на все готов ради любимой Алании.
Пресвитер улыбнулся:
—Надеюсь, не следует повторять о том, что не нужно никому рассказывать об этом путешествии? Хоть чудеса нельзя утаивать и следует пересказывать их людям, чтобы прославлялись дела Божьи. Но здесь совсем не тот случай!
—Можешь не сомневаться. Об этом путешествии мы расскажем только известному тебе старцу, который и отправил нас сюда. Не для собственной славы мы проделали весь этот путь, но для спасения отечества...
...Через несколько дней Иуане, Куще и армянский священник ранним утром, когда было еще темно и селяне спали, отправились к Арарату. Священник шел медленно, поддерживаемый Куще. Он был в весьма преклонных летах и с трудом передвигался. Осень уже вступила в свои права. Деревья пожелтели и пожухли. На вершинах Арарата лежала снеговая шапка. Где-то там должен находиться Ноев ковчег. Священник обещал довести их до священной скалы, где, по преданию, Ной поставил свое первое поселение перед тем как уйти в Нахичевань и где Господь явил свое знамение — радугу. Священник сказал, что у скалы часто идет дождь, и даже если небо не затянуто тучами и солнце светит именно в том месте, у скалы, с большой долей вероятности там можно увидеть радугу. Еще Мовсес — так звали этого армянского пресвитера
—рассказал путникам о жизни Ноя в ковчеге:
—...Как сказано в старинных книгах, целый год, пока ковчег носился по водам, патриарх и его дети непрестанно заботясь о животных, которых взял он на борт ковчега. Праотец без устали кормил многочисленных зверей и птиц в привычные для них часы. Однажды Ной не успел вовремя принести пищу льву, тот разгневался и ударил патриарха когтистой лапой. После этого удара охромел Ной на всю жизнь... Люди, звери и птицы жили отдельно друг от друга — звери занимали трюм, среднюю палубу — птицы, а на верхней жили Ной с женщинами и детьми. Мужчины были отделены от женщин. Патриарх с сыновьями заняли восточную часть ковчега, женщины — западную. Между ними лежали останки Адама, которые Ной решил спасти от потопа. Впоследствии праотец похоронил мощи первого человека в Иерусалиме. Когда наш Господь Иисус Христос был распят, его кровь стекла на землю и омыла череп Адама, захороненный под Голгофой...
Ближе к вечеру, проводя время в интересных беседах, добрались путники до той самой скалы. Скоро должно было стемнеть, и радуги не было видно, серые тучи застилали угасающее небо. Мовсес отдышался и сказал:
—Теперь пойдете сами вот по этой тропе, — священник указал на еле заметную тропинку на западном склоне Арарата. — Многие погибли на этом пути. Знайте, что, может быть, и вам не избежать смерти. Но не бойтесь и держитесь твердого упования на милость Божью и молитесь непрестанно Господу нашему Иисусу Христу, чтобы явил он вам Свое милосердие. Если будете крепкими в молитве и уповании, доберетесь до ковчега и получите благословение Божье для Алании. А я с Божьей помощью отправлюсь к ближайшему охотничьему домику, пока не застигла меня ночь...
...Распрощались аланы с армянским священником и двинулись дальше. Иуане начал многократно произносить Иисусову молитву, как некогда научал
его греческий архиепископ Феофан: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». Куще же казался мрачным и задумчивым, а на все расспросы царевича отвечал, что ему нездоровится или что тоскует он по Ахсаду, отшельнику Геору, который был ему как отец, овчарке Буяну и своим овцам.
Шли они в молчании и молитве до темноты, пока солнечный диск не закатился за горизонт. Было уже довольно холодно, по пути начали попадаться белые снеговые островки. Путники развели костер. Завтра днем, если их не обманул армянский пресвитер, они окажутся вблизи Ноева ковчега или возле того, что от него осталось. С какими чувствами они будут молиться на вершине Арарата? Иуане еще не решил для себя этот вопрос, тем более, что не понимал, для чего именно с ним пошел пастух Куще. Царевич решил спросить об этом друга, погруженного в глубокую задумчивость:
— Что для тебя Ноев ковчег, Куще? О чем хочешь просить Бога, когда доберемся до него? Словно очнулся от сна пастух. Его глаза были увлажнены от печали.
—Мое желание неотделимо от твоего — я тоже хочу помочь моей родине Алании. Тебя, Иуане, Господь одарил разумом, а меня — силой. Благословение старца Геора хранит нас, и я рад, что могу послужить тебе в твоем намерении.
—Разве не одно у нас обоих намерение? Что же ты печален, Куще? Неужели согласен ты со мной в сомнениях тяжких, что в неразумное путешествие отправились мы? Что нет там никакого ковчега, а если и есть нечто подобное, то не принесет это мир Алании.
—Что ж! Есть и у меня эти сомнения. Разве может христианин не сомневаться в том, что он делает? Но печаль моя, Иуане, не связана с ковчегом. Только не спрашивай меня сейчас об этом, друг. Придет время, и ты сам обо всем узнаешь. Завтра тебе понадобятся силы, поэтому спи, а я буду оберегать твой сон.
Лег тогда Иуане поближе к костру и уснул, оставив Куще бодрствовать. И приснился ему в ту ночь белоснежный барс. Когда-то спустился он с Арарата и его потомство заселило все высокогорье. Он весь как бы переливался и сиял, и был очень красив. Царевич пошел за зверем
—барс карабкался по склонам, но не убегал далеко, дожидаясь пока и Иуане проделает свою часть пути. Долго они шли или нет, Иуане не знал, но, наконец, барс прыгнул на большой камень. Отвесной скалой стоял этот камень, врезаясь в бездну. Барс посмотрел на царевича и приподнял свою большую когтистую лапу...
Проснулся царевич и увидел, что Куще сидит на том же месте у костра, где он его вчера оставил. Но лицо его уже не выглядело столь мрачным.
—Слава Богу за все! — Куще поднялся на ноги и размялся. — Вставай, Иуане, нам нужно до вечера добраться до ковчега и вернуться сюда. Они позавтракали тем, что собрала им женщина из дома священника Мовсеса. Во время трапезы Иуане рассказал пастуху про свой сон. Куще ничего не ответил, лишь загадочно улыбнулся.
Паломники тронулись дальше. Было видно, что по тропе, на которую их направил армянский пресвитер, давно никто не ходил — на ней лежали ветви старых деревьев и скатившиеся с уступов камни, через которые то и дело приходилось перепрыгивать. Путь и в самом деле был очень опасным, коварные повороты и узкие проходы могли стать последними для паломников. Иуане и Куще шли несколько часов, огибая скалы, пока не наткнулись на большое замерзшее озеро, в котором, покрытое инеем и изморозью, находилось нечто, весьма напоминающее ковчег великого Ноя. Путники радостно прославили Бога, упав на колени. Они молились минут десять, затем, поднявшись, подошли к ковчегу.
Одно из величайших чудес вселенной открылось перед ними внезапно, когда они обогнули небольшой утес... Аланы даже не успели по-настоящему удивиться. Чудо было очевидным. Лишь радость от того, что добрались они до конечной цели, переполняла их сердца. Озеро было небольшим, правильной круглой формы. Оно находилось в небольшой долине между зубчатых скал прямо под громадным араратским ледником, что дамокловым мечом нависал над озером. Ковчег — если это и правда был он — оказался большим прямоугольным ящиком, по размеру совпадающим с тем, что описан в Библии. Внушительность сооружения великого Ноя дополняло великолепие Арарата — Божьего творения. Они были уже почти у самой вершины, от высокогорного воздуха кружилась голова. Здесь было очень холодно и пустынно — не было никаких следов присутствия человека.
Царевич встал на озерный лед, поднял руки и поскользил к ковчегу. Пронзительный ветер продувал его насквозь, но Иуане не мерз — грела его радостная мысль, что добрались они, наконец, до цели своего путешествия. Пастух осторожно следовал за царевичем, опасаясь, что лед под ним может проломиться. Но это был напрасный страх — видимо, озеро не оттаивало уже несколько лет. Сурово и необжито было здесь. Иуане не понимал, как армянский царевич смог пребывать здесь три дня в посте и молитве.
Наконец царевич заметил в корпусе ковчега небольшую дверь.
—Пойдем, Куще зайдем внутрь!
Пастух подсадил царевича, чтобы тот смог забраться в ковчег, а затем последовал за ним, подтянувшись на своих богатырских руках. Внутри ковчега было темно и сыро — никаких следов присутствия человека. Лишь свет падал из многочисленных отверстий сверху. Куще и Иуане прошлись по дну ковчега, но ничего не обнаружили. Внутри он был пустым и полусгнившим. Царевич выглядел несколько разочарованным:
— Ну и что дальше, Куще? Мы проделали с тобой большой путь, чтобы увидеть это чудо из чудес, претерпели много опасностей и скорбей, не один раз находились на грани жизни и смерти! И вот мы здесь — внутри ковчега. Но не бьется мое сердце от благоговения, и смущение мое растет с каждой секундой. Как знать, настоящий это ковчег или армяне сами смастерили его для известных только им целей? Ни ты, ни я этого никогда не узнаем. Я до сих пор ума не приложу, как все это может спасти Аланию. Подвиг веры совершили мы, но сердце мое не освобождается от сомнений и тревоги за отечество. Может, знаешь ты, что все это значит? Ведь Господь часто утаивает волю Свою от премудрых и ученых и открывает ее простым сердцем младенцам. Что скажешь, мой друг?!