Metod_Ili_Franka_G_Uellsom_-_Voyna_mirov
.pdfsheath [Si:T], beholder [bI'hquldq], journey ['dZq:nI]
And while upon this matter of detail, it is remarkable that the long leverages of their machines are in most cases actuated by a sort of sham musculature of the disks in an elastic sheath; these disks become polarized and drawn closely and powerfully together when traversed by a current of electricity. In this way the curious parallelism to animal motions, which was so striking and disturbing to the human beholder, was attained. Such quasi-muscles abounded in the crablike handling-machine which, on my first peeping out of the slit, I watched unpacking the cylinder. It seemed infinitely more alive than the actual Martians lying beyond it in the sunset light, panting, stirring ineffectual tentacles, and moving feebly after their vast journey across space.
While I was still watching their sluggish motions in the sunlight (когда я наблюдал за их вялыми движениями при свете солнца), and noting each strange detail of their form (и подмечал каждую необычную деталь в их организме), the curate reminded me of his presence by pulling violently at my arm (викарий напомнил мне о своем присутствии, с силой потянув меня за руку). I turned to a scowling face, and silent, eloquent lips (я обернулся и увидел его сердитое лицо и твердо сжатые губы; silent — молчаливый, безмолвный; eloquent — красноречивый; выразительный). He wanted the slit, which permitted only one of us to peep through (он хотел подобраться к щели, /размер/
которой позволял лишь одному из нас смотреть сквозь нее); and so I had to forego watching them for a time (поэтому мне пришлось на время прекратить наблюдение за ними; to forego /зд./ = forgo — отказывать, воздерживаться
/от чего-л./) while he enjoyed that privilege (пока он пользовался этой привилегией; to enjoy — получать удовольствие; пользоваться /правами и т.
п./).
461
When I looked again (когда я выглянул снова), the busy handling-machine had already put together several of the pieces of apparatus (автоматическая машина уже соединила несколько частей аппарата; busy — занятой; деятельный) it had taken out of the cylinder (которые она извлекла из цилиндра) into a shape having an unmistakable likeness to its own (в конструкцию, как две капли воды: «безошибочно» похожую на ее собственную; shape — форма, очертание); and down on the left a busy little digging mechanism had come into view (а внизу слева виднелась небольшая землеройная машина), emitting jets of green vapour and working its way round the pit (которая, выпуская струи зеленого пара,
двигалась вокруг ямы), excavating and embanking in a methodical and discriminating manner (методично и вдумчиво роя землю и окружая /яму/
насыпью; to discriminate — отличать, различать; manner — способ, метод;
манера). This it was which had caused the regular beating noise (вот она-то и производила тот систематически /повторяющийся/ гул; to cause — служить причиной; beat — бить, колотить), and the rhythmic shocks that had kept our ruinous refuge quivering (и ритмичные удары, заставлявшие дрожать наше
/почти/ развалившееся убежище). It piped and whistled as it worked (во время работы она жужжала и свистела; to pipe — играть на свирели; пищать,
жужжать). So far as I could see (насколько я понимал), the thing was without a directing Martian at all (эта штуковина вообще никем не управлялась: «была без управляющего марсианина»).
eloquent ['elqkwqnt], privilege ['prIvIlIdZ], refuge ['refju:dZ]
While I was still watching their sluggish motions in the sunlight, and noting each strange detail of their form, the curate reminded me of his presence by pulling violently at my arm. I turned to a scowling face, and silent, eloquent lips. He wanted the slit, which permitted only one of us to peep through; and so I had to forego watching them for a time while he enjoyed that privilege.
462
When I looked again, the busy handling-machine had already put together several of the pieces of apparatus it had taken out of the cylinder into a shape having an unmistakable likeness to its own; and down on the left a busy little digging mechanism had come into view, emitting jets of green vapour and working its way round the pit, excavating and embanking in a methodical and discriminating manner. This it was which had caused the regular beating noise, and the rhythmic shocks that had kept our ruinous refuge quivering. It piped and whistled as it worked. So far as I could see, the thing was without a directing Martian at all.
Chapter Three
The Days of Imprisonment
(Дни заточения)
The arrival of a second fighting-machine drove us from our peephole into the scullery (появление: «прибытие» второй боевой машины прогнало нас от щели, /заставив перебраться/ в судомойню; to drive — ехать, гнать; загонять,
прогонять), for we feared that from his elevation (поскольку мы опасались, что со своего возвышения; elevation — поднятие; возвышенность) the Martian might see down upon us behind our barrier (марсианин может, посмотрев вниз, /увидеть/ нас за нашим укрытием; barrier — барьер, ограждение). At a later date we began to feel less in danger of their eyes (позже мы почувствовали себя в меньшей опасности быть замеченными; at a later date — позднее,
впоследствии), for to an eye in the dazzle of the sunlight outside (поскольку для их глаз при ярком свете солнца снаружи) our refuge must have been blank blackness (наше убежище должно было казаться просто темным пятном; blank
— белый; бледный, бесцветный; полный, чистейший, абсолютный), but at first the slightest suggestion of approach (но сначала малейший намек на их приближение) drove us into the scullery in heart-throbbing retreat (заставлял нас
463
бросаться назад в судомойню с колотящимся сердцем; to throb — биться,
пульсировать; retreat — отступление). Yet terrible as was the danger we incurred (однако, несмотря на страх перед опасностью, которой мы подвергались), the attraction of peeping was for both of us irresistible (желание выглянуть наружу для нас обоих было неотразимым; attraction —
притяжение, тяготение). And I recall now with a sort of wonder (и я теперь вспоминаю с некоторым удивлением) that, in spite of the infinite danger in which we were between starvation and a still more terrible death (что, несмотря на огромную: «безграничную» опасность — мы могли умереть либо голодной, либо еще более ужасной смертью), we could yet struggle bitterly for that horrible privilege of sight (мы были еще в состоянии ожесточенно бороться за сомнительную: «ужасную» привилегию смотреть /сквозь щель/; bitterly — горько; злобно, ожесточенно; sight — видимость;
рассматривание). We would race across the kitchen in a grotesque way (мы то и дело бегали через кухню; grotesque — гротескный; абсурдный, нелепый; way
— путь, дорога; способ) between eagerness and the dread of making a noise (/сгорая/ от нетерпения и боясь произвести шум; dread — страх, боязнь), and strike each other, and thrust and kick (били друг друга, толкались руками и ногами; to kick — ударять ногой; брыкаться, лягаться), within a few inches of exposure (в нескольких дюймах от опасности быть замеченными; exposure —
подвергание /риску, опасности/; разоблачение).
barrier ['bxrIq], starvation [stQ:'veIS(q)n], exposure
[Iks'pquZq]
The arrival of a second fighting-machine drove us from our peephole into the scullery, for we feared that from his elevation the Martian might see down upon us behind our barrier. At a later date we began to feel less in danger of their eyes, for to an eye in the dazzle of the sunlight outside our refuge must have been blank blackness, but at first the slightest suggestion of approach drove us into the
464
scullery in heart-throbbing retreat. Yet terrible as was the danger we incurred, the attraction of peeping was for both of us irresistible. And I recall now with a sort of wonder that, in spite of the infinite danger in which we were between starvation and a still more terrible death, we could yet struggle bitterly for that horrible privilege of sight. We would race across the kitchen in a grotesque way between eagerness and the dread of making a noise, and strike each other, and thrust and kick, within a few inches of exposure.
The fact is that we had absolutely incompatible dispositions and habits of thought and action («дело в том, что» у нас были абсолютно несовместимые характеры, манера мыслить и действовать; disposition — расположение;
характер, нрав; habit — привычка), and our danger and isolation only accentuated the incompatibility (а опасность и изоляция лишь подчеркивали эту несовместимость). At Halliford I had already come to hate the curate’s trick of helpless exclamation (я еще в Хэллифорде возненавидел дурную привычку викария беспомощно вскрикивать; trick — хитрость, обман; манера,
привычка /часто дурная/), his stupid rigidity of mind (его глупую закоснелость мозгов; rigidity — жесткость; тугоподвижность; rigid — жесткий,
негнущийся, негибкий; несгибаемый, твердый, неподатливый). His endless muttering monologue vitiated every effort (его бесконечные невнятные монологи мешали всем моим попыткам; to mutter — бормотать, невнятно говорить; to vitiate — портить, ослаблять; effort — усилие, напряжение;
попытка) I made to think out a line of action («которые я делал, чтобы» продумать дальнейшие действия; line — линия; направление, ход), and drove me at times, thus pent up and intensified, almost to the verge of craziness (и
временами доводили меня, «так = настолько» подавленного и напряженного,
почти до грани сумасшествия; to intensify — усиливать; становиться более напряженным, интенсивным; pent up — ограничиваемый, ограниченный,
сдерживаемый). He was as lacking in restraint as a silly woman (ему столь же не хватало сдержанности, как какой-нибудь глупой женщине; to lack —
465
испытывать недостаток, нуждаться; не хватать, недоставать). He would weep for hours together (он хныкал часами напролет; together — вместе;
непрерывно, подряд), and I verily believe that to the very end this spoiled child of life thought (и я действительно думаю, что до самого конца это избалованное жизнью “дитя” полагало; verily — истинно, поистине) his weak tears in some way efficacious (что его слабые слезы каким-то образом окажутся действенными = ему помогут; weak — слабый; efficacious — эффективный,
действенный). And I would sit in the darkness (а я сидел в темноте) unable to keep my mind off him by reason of his importunities (не в силах не думать о нем из-за его назойливости; unable — неспособный; бессильный; to keep one‟s mind off — гнать от себя мысли; importunity — назойливость,
надоедливость).
isolation ["aIsq'leIS(q)n], accentuate [xk'sentjueIt], rigidity
[rI'dZIdItI]
The fact is that we had absolutely incompatible dispositions and habits of thought and action, and our danger and isolation only accentuated the incompatibility. At
Halliford I had already come to hate the curate’s trick of helpless exclamation, his stupid rigidity of mind. His endless muttering monologue vitiated every effort I made to think out a line of action, and drove me at times, thus pent up and intensified, almost to the verge of craziness. He was as lacking in restraint as a silly woman. He would weep for hours together, and I verily believe that to the very end this spoiled child of life thought his weak tears in some way efficacious. And I would sit in the darkness unable to keep my mind off him by reason of his importunities.
He ate more than I did, and it was in vain I pointed out (он ел больше меня, и я напрасно ему говорил: «указывал»; in vain — напрасно, тщетно) that our only chance of life was to stop in the house (что наш единственный шанс выжить —
466
это оставаться в доме) until the Martians had done with their pit (пока марсиане не закончат с ямой = не выберутся из ямы; to have done with — закончить), that in that long patience a time might presently come (что после долгого ожидания: «терпения» может наступить такой момент; time — время; момент,
определенное время) when we should need food (когда мы будем нуждаться в пище). He ate and drank impulsively in heavy meals at long intervals (он ел и пил обильно и когда захочет: «импульсивно» после длительных перерывов). He slept little (спал он мало).
As the days wore on (дни медленно тянулись; to wear on — медленно проходить, тянуться; to wear — быть одетым /во что-л./; носить;
изнашивать; утомлять, изнурять), his utter carelessness of any consideration so intensified our distress and danger (его крайне беспечное отношение ко всему настолько обострили наше тяжелое положение и опасность, /которой
мы подвергались/; consideration — рассмотрение, обсуждение; соображение,
внимание; distress — горе, беда; бедственное положение) that I had, much as I loathed doing it, to resort to threats (что я был вынужден, как бы ни противно мне было это делать, прибегнуть к угрозам; to loathe — питать отвращение,
чувствовать отвращение; не выносить), and at last to blows (и, наконец, к
побоям; blow — удар). That brought him to reason for a time (это на время его образумило; to bring smb. to reason — образумить кого-л.). But he was one of those weak creatures (но он был одним из тех слабых созданий), void of pride, timorous, anaemic, hateful souls, full of shifty cunning (лишенных гордости,
робких, вялых, злобных людей, полных хитрости и коварства; hateful —
ненавистный; злобный; soul — душа; человек; shifty — изворотливый,
хитрый), who face neither God nor man, who face not even themselves (которые не обращаются лицом ни к Богу, ни к человеку, ни даже к самим себе; to face
— находиться лицом к).
consideration [kqn"sIdq'reIS(q)n], timorous ['tImqrqs], anaemic
[q'ni:mIk]
467
He ate more than I did, and it was in vain I pointed out that our only chance of life was to stop in the house until the Martians had done with their pit, that in that long patience a time might presently come when we should need food. He ate and drank impulsively in heavy meals at long intervals. He slept little.
As the days wore on, his utter carelessness of any consideration so intensified our distress and danger that I had, much as I loathed doing it, to resort to threats, and at last to blows. That brought him to reason for a time. But he was one of those weak creatures, void of pride, timorous, anaemic, hateful souls, full of shifty cunning, who face neither God nor man, who face not even themselves.
It is disagreeable for me to recall and write these things (мне неприятно вспоминать и писать об этих вещах), but I set them down that my story may lack nothing (но я записываю это, чтобы в своем повествовании не упустить ни
/одной/ мелочи; to set down — высаживать, ссаживать; записывать; to lack
— испытывать недостаток; не хватать; nothing — ничто). Those who have escaped the dark and terrible aspects of life (те, кто избежал темных и страшных аспектов жизни) will find my brutality, my flash of rage in our final tragedy, easy enough to blame (посчитают мою жестокость, мою вспышку ярости во время заключительной /части/ нашего заточения достойной осуждения; tragedy —
трагедия; трагическое событие; to blame — обвинять, порицать); for they know what is wrong as well as any (поскольку они знают, что является дурным,
также хорошо, как кто бы то ни было), but not what is possible to tortured men (но не знают, что является возможным для измученных людей; to torture —
пытать, мучить). But those who have been under the shadow (но те, кто был во мраке = знает жизнь с темной стороны; shadow — тень; мрак), who have gone down at last to elemental things (кто, в конечном счете, опустился до самых низов; elemental — стихийный; простейший, элементарный), will have a wider charity (проявит бóльшую снисходительность; wide — широкий;
обширный, большой; charity — милосердие, милость, проявление милости).
468
And while within we fought out our dark, dim contest of whispers (и пока мы внутри шепотом вели свои безнадежные утомительные споры; to fight out —
довести спор до конца; dark — темный; безнадежный, безрадостный; dim —
тусклый, неяркий; унылый), snatched food and drink, and gripping hands and blows (перехватывали еду и питье, цеплялись руками и наносили удары:
«цепляющиеся руки и удары»; to snatch — хватать; вырывать), without, in the pitiless sunlight of that terrible June (снаружи под безжалостными лучами солнца того кошмарного июня), was the strange wonder, the unfamiliar routine of the Martians in the pit (марсиане в яме жили своей странной, удивительной и незнакомой нам жизнью; wonder — чудо; нечто удивительное; routine —
заведенный порядок, рутина).
disagreeable ["dIsq'grIqbl], charity ['tSxrItI], routine
[ru:'ti:n]
It is disagreeable for me to recall and write these things, but I set them down that my story may lack nothing. Those who have escaped the dark and terrible aspects of life will find my brutality, my flash of rage in our final tragedy, easy enough to blame; for they know what is wrong as well as any, but not what is possible to tortured men. But those who have been under the shadow, who have gone down at last to elemental things, will have a wider charity.
And while within we fought out our dark, dim contest of whispers, snatched food and drink, and gripping hands and blows, without, in the pitiless sunlight of that terrible June, was the strange wonder, the unfamiliar routine of the Martians in the pit.
Let me return to those first new experiences of mine (позвольте мне вернуться =
давайте вернемся к тем моим первым впечатлениям). After a long time I ventured back to the peephole (после долгого перерыва я отважился вновь
/подойти/ к смотровому отверстию), to find that the new-comers had been
469
reinforced by the occupants of no fewer than three of the fighting-machines (и
обнаружил, что ко вновь прибывшим присоединились еще три боевые машины: «пассажиры из не менее трех боевых машин»; to reinforce —
усиливать, укреплять; occupant — житель, обитатель; пассажир). These last had brought with them certain fresh appliances (эти последние принесли с собой какие-то новые приспособления; certain — точный, определенный;
некий, некоторый) that stood in an orderly manner about the cylinder (которые стояли в строгом порядке вокруг цилиндра; in an orderly manner —
организованно, в строгом порядке). The second handling-machine was now completed (вторая автоматическая машина была уже собрана: «закончена»), and was busied in serving one of the novel contrivances (и /она/ занималась обслуживанием одного из новых устройств) the big machine had brought
(которые доставила большая машина). This was a body resembling a milk can in its general form (по своей общей форме его корпус напоминал молочный бидон), above which oscillated a pear-shaped receptacle (над которым раскачивался грушевидной формы резервуар), and from which a stream of white powder flowed into a circular basin below (и из которого сыпался поток белого порошка в круглый таз под ним).
The oscillatory motion was imparted to this by one tentacle of the handlingmachine (колебательное движение придавало ему одно из щупалец автоматической машины). With two spatulate hands the handling-machine was digging out and flinging masses of clay (двумя лопатообразными руками автоматическая машина выкапывала и бросала кучи глины) into the pearshaped receptacle above (в грушевидный резервуар наверху), while with another arm it periodically opened a door (тогда как еще одной рукой она периодически открывала дверцу) and removed rusty and blackened clinkers from the middle part of the machine (и удаляла порыжевший и обгоревший шлак из средней части механизма; to blacken — чернеть; загорать).
470