Эрнст Мах - Анализ ощущений

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

ЧЕГО ИСКАТЬ РУССКОМУ ЧИТАТЕЛЮ У ЭРНСТА МАХА?1

Было бы смешно рекомендовать Э р н с т а М а х а русской публике вообще как мыслителя и ученого. Он пользуется в России едва ли меньшею известностью, чем на Западе. Было бы также излишне с моей стороны давать характеристику и общее изложение философских взглядов М а х а: он сам делает это за себя гораздо лучше, чем мог бы кто-либо другой; он не принадлежит к числу тех философов, которых надо специально переводить на язык обыкновенных смертных. Моя задача совершенно иная, она вытекает из условий места и времени. Великая, грозная революция идет в нашей стране. Развертывающаяся борьба уносит колоссальную массу сил и жертв. Этой борьбе отдает всю энергию своей мысли и воли всякий, кто хочет быть на деле гражданином великого народа. Пролетариат идет в первых рядах революции, он выносит на себе главную ее тяжесть. На партии пролетариата лежит наибольшая историческая ответственность за ход и исход этой борьбы. В такую эпоху не должен ли каждый, отдавший себя делу пролетариата, или хотя бы только делу революции вообще, решительно сказать себе: «теперь не время для философии!» — не должен ли на целые, может быть, годы отложить в сторону и эту книгу? Такое отношение к философии стало теперь обычным. Оно очень естественно при данных условиях, — это не мешает ему быть и очень ошибочным. Но и среди людей, не стоящих на этой ошибочной точке зрения, есть очень влиятельные теоретики, относящиеся с крайней враждебностью к идеям М а х а и ко всему новейшему естественнонаучному позитивизму. То в . П л е х а - н о в, которого без особой неточности можно назвать официальным

1 Настоящая статья А. Богданова переведена на немецкий язык и помещена под заглавием «Эрнст Мах и революция» в № 20 от 14 февр. 1908 г. журнала «Die Neue Zeit» как юбилейная статья к 70-летию (18 февр. 1908 г.) со дня рождения Эрнста Маха.

31

А. БОГДАНОВ

философом нашей партии, склонен приписывать «махизму» какое-то огромное и притом чрезвычайно вредное влияние на жизнь и судьбы русской социал-демократии. Ведется целый систематический поход против школы М а х а - А в е н а р и у с а и против всего, что сколько-ни- будь с ней соприкасается. Политический авторитет кладется на чашу весов в борьбе философских идей, и молодым умам старательно внушается мысль о какой-то антиреволюционности новейшей философии естественных наук. Этим путем создаются предрассудки, с которыми нельзя не считаться. Из всего изложенного вытекает та задача, которую я себе ставлю в данный момент. Она заключается в выяснении того, зачем нужна и полезна философия М а х а для сознательного борющегося пролетариата и для товарищески присоединившейся к нему части интеллигенции из других классов, — насколько нужна и полезна не только вообще, но и особенно — sub specie revolutionis.

I

В эпоху революции жить становится несравненно «труднее», особенно для человека-гражданина, для человека, желающего относится к происходящему вокруг него не фаталистически-пассивно, но сознательно и активно. Новизна и сложность переживаемого таковы, что задача ориентироваться в смене событий и положений требует для своего разрешения неизмеримо больших усилий, чем в обычное время. А между тем ориентироваться необходимо, чтобы действовать целесообразно. Каждый правильный шаг в общественной борьбе приносит в революционную эпоху в десятки раз больше пользы, каждая ошибка — в десятки раз больше вреда, чем при иных условиях. Чтобы ориентироваться и правильно действовать среди запутанных комбинаций и потрясающих картин революционного периода, для этого м а л о личного политического опыта и знания истории. Нужна общая ясность и дисциплина мысли, неуклонно последовательная логика, умение и отрешаться от частностей, и связывать их с общим, способность отчетливо понять соотношение целого и частей, идеала и средств борьбы за него. Все это рождается, конечно, из науки и жизни, но все это концентрируется в философии, оформляется и закрепляется ею. Философская критика есть устранение общих противоречий, философский синтез — общее объединение разрозненного, то и другое — в области познания. Такова же в практической социальной жизни работа революции. Если наука и познание вообще представляют из себя мир о р г а н и з у ю щ и х п р и с п о с о б л е н и й для жизни, то специ-

32

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

ально философия в наибольшей мере может и должна играть такую роль для р е в о л ю ц и о н н о й жизни и борьбы. Отсюда — глубокое внутреннее сродство философии и революции. Все великие революции нового времени совершались под знаменем философских идей — рево- люционно-реформаторских в ХVI и ХVII век., просветительно-освобо- дительных в XVIII веке; а в нашей Великой Российской революции ее пролетарский авангард идет под знаменем социально-освободительной философии марксизма.

Та или иная философская доктрина может, конечно, быть не прогрессивной или даже реакционной; но взятая в е е р а з в и т и и философия по существу революционна, как революционно составляющее основу ее развития научное познание, которое также ведь может при известных условиях играть роль орудия для реакционных сил, для реакционных целей.

Философия М а х а выражает собою наиболее прогрессивные тенденции в одной из двух основных областей научного познания — в области естественных наук.

II

Философия М а х а — это философия современного естествознания. Не следует ли отсюда уже а priori заключить, что она должна быть далека от с о ц и а л ь н о й жизни, от ее опыта и ее логики? Не следует ли признать, что с точки зрения общественной борьбы, с точки зрения революционной работы интерес такой философии может быть лишь чисто-академическим, а не практическим? В обычных представлениях естественно-научная философия так далека от социальной науки и философии, а тем более от социальной жизни.

Но это — наивная точка зрения. Роль философии заключается, вообще говоря, не в том, чтобы давать непосредственные директивы для жизни, а в том, чтобы вырабатывать деятеля жизни и борьбы — человека — в существо, могучее своей внутренней цельностью и определенностью, широтой и ясностью взгляда, неуклонностью своей логики… И в этом смысле строгая и стройная, богатая научным содержанием философия естествознания имеет громадное значение.

В своем развитии, в своей прогрессивной тенденции философия едина: она есть философия опыта и познания вообще, а не философия той или иной науки. Но то или иное философское мировоззрение отдельной личности или целой школы может, конечно, сложиться под п р е о б л а д а ю щ и м влиянием определенной области

33

А. БОГДАНОВ

научного познания. Это естественным образом приводит большею частью к известной (количественной) неполноте самого мировоззрения, иногда также — к некоторой (качественной) его односторонности. Что представляет из себя с этой точки зрения естественно-науч- ная философия М а х а?

Сторонник социальной философии М а р к с а не может не исходить из ее основных посылок в решении этого вопроса. И если вдуматься в эти посылки, то они быстро приводят к определенному общему выводу:

ф и л о с о ф и я, д а ю щ а я ц е л ь н о е и и с т и н н о е д л я н а ш е - г о в р е м е н и м и р о в о з з р е н и е, в с в о е й о с н о в е д о л ж н а б ы т ь е с т е с т в е н н о - н а у ч н о й.

Поясним логику этого вывода.

Первое и главное социально-философское положение Маркса говорит, что основой всего и всякого общественного развития является «рост производительных сил общества», или «возрастание власти общества над природой», т. е. развитие трудовой техники.

Познавательным выражением этих «производительных сил», этой «власти над природой», этой трудовой техники служат ближайшим и непосредственным образом технические знания. Их с и с т е м а - т и з а ц и я и з а в е р ш е н и е образует е с т е с т в е н н ы е н а у к и, от математики и элементарной механики до высших областей биологии включительно.

Естественные науки — это о р г а н и з о в а н н ы й т е х н и ч е с к и й о п ы т, это (употребляя марксистское выражение) — идеология производительных сил общества.

Следовательно, естествознание относится к производительным областям познания — какова философия — именно так, как общественная техника к производственным социальным формам, т. е. как необходимая всеобщая основа.

Сама социальная философия М а р к с а — высшее и лучшее выражение монистического познания — есть живая иллюстрация этой мысли. Марксизм есть не что иное как е с т е с т в е н н о - н а у ч н а я ф и л о с о - ф и я с о ц и а л ь н о й ж и з н и.

Основу и характеристику всякой науки, всякой философии составляет ее м е т о д. Сущность историко-материалистических концепций М а р к с а заключается именно в применении е с т е с т в е н н о - н а у ч -

но г о метода к познанию с о ц и а л ь н о й жизни.

Ма р к с рассматривал социальный вопрос всецело с точки зрения его объективной закономерности, устраняя и исключая в своем ана-

34

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

лизе все элементы субьективизма и всякое представление о произволе и случайности в ходе явлений. Это — точка зрения е с т е с т в е н - н о - н а у ч н о г о познания, до сих пор еще принятая далеко не всеми социологами.

Ма р к с исследовал развитие общества, исходя из идеи о строгой его зависимости от отношений между обществом и внешней природой

вборьбе за существование. Это — также е с т е с т в е н н о - н а у ч н а я точка зрения.

Ма р к с принимал в общественном развитии формы «низшие», т. е. более простые и более непосредственно связанные с борьбой за существование, за формы первичные и основные, а «высшие», т. е. более сложные и стоящие в менее прямой связи с жизненной борьбой, — за производные, «за надстройки». И это опять-таки е с т е с т в е н н о - н а у ч н а я точка зрения.

Быть может, самым поразительным проявлением гениальности М а р к с а является именно то факт, что он провел в своей социальной философии основные идеи новейших естественно-научных методов как раз в то время, когда в самой биологии эти идеи еще только пробивали себе дорогу. Знаменитое предисловие к «Zur Kritik der Polit. Ökonomie», формулирующее сущность исторического материализма, появилось в свете в том же году, в котором и «Происхождение видов» Д а р в и н а.

Из всего изложенного с очевидностью следует, что ф и л о с о ф и я

ес т е с т в о з н а н и я может и не страдать вовсе той узостью и односторонностью, какой мы склонны были бы а priori ожидать в мировоззрении, построенном на основе отдельной, специальной области человеческого опыта. То или иное изложение естественно-научной философии может, конечно, представлять известную н е п о л н о т у по отношению, напр., к познанию социальной жизни, как у М а х а; но если мышление философа стоит действительно на высоте современного ему естествознания, то он может дать нам удовлетворительные о б щ е ф и л о с о ф с к и е концепции, которые не встретятся с противоречиями и в остальных сферах человеческого опыта, но, напротив, и там окажутся познавательно-полезны.

I I I

М а х — философ-естествоиспытатель. Как философ, он опирается на всю ту выработку мышления, которая достигнута за последние века мыслителями Германии, соединяя с этим глубокий позитивизм метода

35

А. БОГДАНОВ

и особенную ясность выводов, в чем обнаруживается серьезное влияние английских философов. Как естествоиспытатель, М а х не только стоит в первом ряду всемирных работников науки, но и среди них выделяется своей широтой и разносторонностью; это не специалист одной узкой области: его исследования и открытия захватывают и теоретическую механику, и почти все остальные области физики, и физиологию органов чувств. Благодаря всему этому вместе Э р н с т М а х и мог стать величайшим из нынешних работников философии естествознания,

ябы сказал — самым крупным в настоящее время философом вообще.

Ятем с большей решительностью позволяю себе высказать это мнение, что мои собственные взгляды во многом не сходятся с воззрениями Э. М а х а — и притом н е т о л ь к о со стороны отмеченной выше неполноты этих последних в сфере социально-философского мышления… Но я полагаю, что уже одна — поистине колоссальная — крити-

ческая работа, выполненная Э. М а х о м в его беспощадной борьбе против всевозможных фетишей научного и философского познания, против окаменелых понятий, успокаивающих и задерживающих пытливость человеческого ума, — уже одна эта сторона его работы делает произведения М а х а в наше время совершенно необходимой школой для всякого, стремящегося выработать в себе действительно научное, критически продуманное миросозерцание. При этом в своей естест- венно-научной методологии, которая составляет основное содержание философской деятельности М а х а, он отнюдь не ограничивается отрицательно-критическими задачами. Научный эксперимент в поразительно обдуманной, почти идеально-точной постановке и остроумии — иногда до неожиданности — сопоставления самых различных

иразнообразных наблюдений тесно сплетаются у него с глубокофилософским анализом идей, давая ему надежную исходную точку и гарантируя содержательность и прочность выводов. В предлагаемой книге читатель найдет массу примеров такого рода.

Насколько по существу правильны и целесообразны основные

иметодологические посылки исследований М а х а, это с особой рельефностью выступает в таких случаях, когда ему приходится затрагивать социально-философские вопросы. В общем это — чуждая ему область; притом он не только не марксист, но, насколько можно судить по его произведениям, по всей вероятности даже совершенно не знаком с теоретическими основами марксизма. И однако вы встретите у него выводы, не только тесно соприкасающиеся, но прямо совпадающие с идеями исторического материализма. Происхождение науки и искусства, как побочных продуктов хозяйственного труда

36

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

людей (см. «Erkеnntniss und Irrtum» — «Познание и заблуждение»2 — его последнюю работу), происхождение познания вообще из трудовой техники (см. «Wärmelehre» — «Учение о теплоте») — такие взгляды иному умеренному марксисту могут показаться даже «крайностью» исторического материализма. В вопросе о происхождении речи Э. М а х принимает теорию H y a p e о социальнотрудовом генезисе первичных корней — теорию, по существу строго марксистскую, как ни мало марксист ее автор. Такова сила строгих и выдержанных естественно-науч- ных методов, что и в областях, лежащих за пределами естествознания, они ставят мыслителя на правильный и надежный путь.

В русской литературе можно встретить полемические выходки против М а х а , обвиняющие его в «идеализме» и даже в солипсизме. Опровергать такие обвинения мне здесь не приходится. Читатель этой книги сам увидит, сколько в них крайнего — выразимся помягче — «субъективизма». Впрочем, должен признаться, что в виду особенной популярности и ясности, свойственной изложению М а х а и устраняющей, казалось бы, всякую возможность грубых недоразумений, я сомневаюсь, стоило ли в этом случае заботиться о мягкости выражений.

Другое обвинение, выдвигаемое у нас против Маха теми же его противниками, старающимися помешать распространению его идей среди революционно настроенных слоев читающей публики, это — обвинение в «буржуазности». На особенно наивную молодежь оно производит-таки некоторое впечатление: известно, что Мах отнюдь не социал-демократ и вообще не революционер, так что подозрение в «буржуазности» его философии кажется довольно вероятным тем, кто не знаком с нею.

Сколько серьезности и принципиальности в этом полемическом приеме, легко видеть из следующих фактов:

1) абсолютно никаких конкретных указаний на практически-буржу- азные тенденции в мировоззрении М а х а означенными его противниками — т о в. П л е х а н о в ы м и его учениками — н е д а е т с я;

2)характеризуя буржуазную философию вообще, те же самые писатели сводят ее специфические тенденции к идеям бога, свободы воли, бессмертия души, для каковых идей в философии Маха, при его отрицании всякой вещи «в себе», абсолютно нет и не может быть места;

3)в противовес философии естествознания ХХ века, которой учит

Э.М а х, означенные его противники выдвигают философию естество-

знания ХVIII века, в формулировках барона Го л ь б а х а, чистейшего

2 «Познание и заблуждение» Э. Маха имеется на русском языке в переводе Г. Кот-

ляра под редакцией проф. Н. Ланге в издании С. Скирмунта.

37

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

К РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ

Содержание настоящей книги будет, может быть, более понятно и встретит более снисходительную оценку, если автор, не будучи ни философом, ни психологом, а только физиком, расскажет здесь, каким образом он пришел к изучению разбираемых в ней вопросов. В ранние годы юности наивно-реалистическое мировоззрение автора было расшатано «Пролегоменами» К а н т а. С этого момента началось все его критическое мышление. Последнее привело к тому, что автор очень скоро признал недостижимую «вещь в себе» иллюзией. Этим он вернулся к вдохновителям К а н т а — Б е р к л и и Ю м у, не зная, впрочем, об этих мыслителях ничего, кроме тех следов, которые они оставили в сочинениях К а н т а. Этот переворот в мировоззрении автора естественно дал себя знать и в его профессиональных, т. е. физических, исследованиях. Для приведения этих последних к желательному концу у него сначала не было более или менее достаточных экспериментальных данных. Частью вследствие этого обстоятельства, а частью и из склонности к вопросам теории познания автор обратился к опытам со своими органами чувств. Так возникли его работы по физиологии органов чувств за 1861–1875 г.г., — работы, в которых содержится все существенное, что — частью в более подробной, частью в более обобщающей форме — было изложено в первом издании настоящей книги (1886). Обратное действие этих занятий на исследования физические не заставило себя долго ждать. Новая точка зрения и исследования автора по истории физики вызвали к жизни за время 1863–1871 гг. мысль, что цель физических исследований заключается в исследовании зависимости наших чувственных переживаний друг от друга, а понятия и теории физики суть лишь средства для достижения этой цели, — средства временные, которыми мы пользуемся лишь в видах экономии мышления (некоторые же физические понятия могут быть признаны даже аналогиями к иллюзорной вещи в себе). Эта точка зрения, к которой автор пришел еще в 1871 году, была лишь более подробно изложена им в «Механике» (1883) и в «Учении о тепло-

41