4.2.2. Чувственное и рациональное

Процесс познания, начиная с ощущений, проходит две ступени или реализуется в двух формах - чувственной и рациональной. Чувственное познание - это непосредственное, живое созерцание действительности (на уровне представлений эта непосредственность начинает уже утрачиваться). Структурированность процесса познания известна с давних пор, и она нашла отражение в поэтическом творчестве. Аналогом чувственного познания в стихотворных сочинениях выступают душа и сердце, а рационального (абстрактного, логического) — ум, рассудок, разум, мысль и т. п. А. Блок писал в поэме «Возмездие», обращаясь к художнику (в обобщенном смысле):

...Познай, где свет, — поймешь, где тьма.

Пускай же все пройдет неспешно,

Что в мире свято, что в нем грешно,

Сквозь жар души, сквозь хлад ума [623 Блок А. Стихотворения, с. 528.].

В стихах Р. Рождественского ; мы находим знакомую структуру, характерную для творческого процесса:

Вдохновенье! —

Самому в себе тесно,

Вдохновенье! —

Как мертвый среди праздника.

Это — раскалившееся сердце

около холодного разума! [624 Рождественский Р. Все начинается с любви, с, 154.]

Чувственное познание дает живую, многокрасочную картину жира. Однако на этом уровне мы не можем реализовать всю. познавательную программу, нацеленную на раскрытие глубинных связей и отношений в окружающем нас мире. С этой точки зрения возможности чувственного познания ограничены. Но

Живых картин прекрасна странность!

Но красок несомненна зримость!

Но ощущений первозданность!

Но жадных чувств неповторимость!.. [625 Белинский Я. Лирика, с. 135.]

Всю гамму чувственных впечатлений трудно передать словами; на помощь приходят живопись, музыка и другие изобразительные и выразительные средства. В определенном смысле можно сказать вместе с поэтом:

Настоящее — неназываемо.

Надо жить ощущением, цветом… [626 ВознесенскийА. Ахиллесово сердце, с. 94.].

Американский поэт Ричард Уплбер пишет:

Не правы древние, в глазницах нет

Сиянья, что из них спешит пролиться:

Не наше зренье осветило свет.

Но солнце отворило нам зеницы.

Не в нашем ухе зародился звук,

Но слух наш породило птичье пенье...

Податливость ручьев, упорство гор.

Отрава ягод, лилий волхвованье

Ввели в неведомое до сих пор,

Дав осязанье, вкус и обонянье [629 Современная американская поэзия. М. «Прогресс». 1975, с. 245.].

Уилбер решает вопрос об ощущениях с позиций материалистической теории познания.

Переходя от чувственного познания к абстрактному мышлению, мы как бы удаляемся от объекта — теряем чувственную- достоверность, наглядность и т. п. Но, как заметил еще Гегель, в теории познания ничего не потеряв, ничего не найдешь. Мы теряем одно и приобретаем другое, а именно безграничную способность проникать в заповедный мир сущностей, необходимости, универсалий — в царство законов, где человек обретает действительную свободу. Мышление, поднимаясь от конкретного к абстрактному, не отходит (если оно отвечает условию адекватности) от истины, а приближается к ней. Научные абстракции отражают объективный мир глубже, вернее, полнее. Так, например, изучая различные войны прошлого и настоящего, мы отвлекаемся от всех исторических деталей, случайностей и т. п., но берем главное — связь войны с политикой. В результате абстрагирования возникает понятие войны вообще как продолжения политики насильственными средствами.

Мысли человека, как бы отталкиваясь от .конкретно-чувственной действительности, поднимаются все выше и выше по ступеням абстракции.

Мои мысли, словно птицы поднялись,

С каждым днем быстрее их движенье,

Звездную преодолели высь

И земное победили притяженье [630 Межелайтис Э. Человек, с. 49.].

Высшие уровни познания когда-то наделялись особой, демонической силой. Вспоминается картина Врубеля «Демон», о которой поэт В. Луговской писал:

Вот Врубель. Демон. Страшные глаза.

Гордыня. Разум. Неземная мудрость.

Усталость. Скорбь [631 Луговской В Стихотворения-и поэмы, с, 339.].

Известно, что человек — существо социальное, возникшее благодаря труду. Но поэту хотелось подчеркнуть уникальную роль мышления в системе всех человеческих атриоутов, и он написал следующие строки:

Под благодатными лучами

Мы, как травинки, возросли

Из лона матери-земли.

Травою были мы вначале

И оставались бы травой,

Когда б не мысли рост живой.

И что такое значит — «Я»?

Все то, что мысль — ценой усилья --

Смогла вобрать из бытия,

Что мы в поступки воплотили.

Когда б не мысль, из нас любой

Был безымянною травой..[632. К у г у л ь т и нов Д. Собр. соч., т. 2, с. 28.]

В «морозных сферах абстракции» (Энгельс) мир отражается обобщенно, опосредованно. Яркие многоцветные снимки уступают место ослепительной белизне снегов — так, по крайней мере, представляется это картина поэту (Н. Грибачев) :

Бесцветность солнечного диска,

Ветра, сводящие с ума,

В озера мерзлые глядится,

Холмами катится зима.

И стынет небо в серой коже,

И лоз обтрепаны хвосты,

И на абстракции похожи

Снегов безмерные холсты [633 Поэты Москвы о "времени и о себе, с. 372.].

Простейшей формой логического мышления является понятие. В понятиях отражаются существенные свойства и стороны предметного и духовного мира. Различают понятия эмпирические (распорядок дня, караул, форма одежды и т. п.) и теоретические (война, моральный потенциал, боевая мощь вооруженных сил и т. д.). Понятия как таковые обладают определенной устойчивостью и неделимостью.

Когда бы вдруг ученые смогли

Понятье расщепить, как ныне атом,

Тогда мы пе узнали бы земли, —

Земля тогда бы тотчас стала адом!

Что жизнь? Что смерть? Что холод? Что тепло?

Как зыбко все. Ни доброго, ни злого!

Все рухнуло тогда бы, погребло

Мир под собой взорвавшееся слово! [634 Винокуров Е.' Избр. произв. Т. 1, с. 232.]

За понятием как ступенькой познания идут суждение и умозаключение. Теория познания интересуется содержательной стороной логического мышления. В отличие от этого формальная логика изучает структуры мышления с точки зрения правильности и к построения и вывода, соответствия определенным нормативным требованиям. Содержательно истинное мышление должно быть в то же время и логически правильным. Основоположником формальной логики как науки является Аристотель. Эмиль Верхарн писал в этой связи, обращая внимание на важность арсенала логических средств для научного познания п искусства:

За Аристотелем влачатся, точно слуги,

Сужденья точные и силлогизмов строй.

И все принадлежит искусству и познанью,

И все обречено единому старанью:

О мироздании нам снившиеся сны

Оправить в золото красы и глубины.

И драма рождена: могучие поэты

Струнами лирными связуют сноп страстей,

И в солнце иль в крови колышутся их светы.

Врачуя и язвя глаза и дух людей [635 Верхарн Э. Избранное, с. 307—308.].

«Всё принадлежит» — эти слова означают, что духовная жизнь древней Греции, включая и достижения в области логики, была ориентирована на искусство и научное (философское) познание мира.

При изучении любой дисциплины необходима предварительная логическая пропедевтика (подготовка). Мефистофель, переодевшись в костюм Фауста, советует начинающему студенту:

Сперва хочу вам в долг вменить

На курсы логики ходить.

Ваш ум, нетронутый доныне,

На них приучат к дисциплине.

Чтоб взял он направленья ось.

Не разбредаясь вкривь и вкось...

В мозгах, как на мануфактуре.

Есть ниточки и узелки.

Посылка не по той фигуре

Грозит запутать челноки [636 Гете Фауст с. 115.].

Истинные знания о мире обладают доказательностью. В столкновении различных точек зрения рождается адекватная картина мира, где из общих положений (принципов, аксиом, постулатов, законов) выводятся те пли иные следствия.

О, гигантские распри человекобогов.

Стрелы мыслей горячих среди облаков,

Когда разум пронзительный, мощью сияя,

Бесконечность тревожил, вселенную вновь созидая!

Вкруг идеи, отточенно-меткой.

Без конца заплетались тернистые, сложные ветки,

Воедино сливал доказательств извилистый ход

С бесконечностью вечность, с землей небосвод...[637 В е р х а р н Э. Избранное, с. 312].

Все утверждения и выводы должны быть обоснованы. Этого требует закон достаточного основания. Поиск оснований не должен быть беспредельным. Момент сомнечгня в познании необходим, но. с другой стороны, как пишет Бертольт Брехт:

Чем поможет способность к сомненью тому.

Кто решенья принять не способен!

Тот. кто довольствуется немногими основаниями.

Действуя, может ошибиться;

Но кто нуждается в слишком многих,

Тот в минуту опасности бездействует вовсе [638 Библиотека всемирной литературы. Бертольт Брехт. Стихотворения. М, «Худ. лит-ра», 1972, с. 172]

Реальный процесс познания всегда представляет собой яство чувственного и рационального моментов. В любой области науки, искусства, военного дела чувственное познание всегда усиливается мощью абстрактного мышления. Что касается искусства, то Гете писал по этому ' поводу (сцена «Апофеоз художника»):

Ученик:

Откройте мне свою науку!

Мастер:

Так вот. Не только взгляд и руку,

Но также разум упражняй!

Будь трижды гением — нелепо

Инстинкту подчиняться слепо.

Искусство вне ума — мертво!

Пусть тот художник, кто не мыслит,

Себя художником не числит:

Едины мысль и мастерство! [639 Гете И. В. Собр. соч., т. 1, с. 111.]

Но, с другой стороны, холодный рационализм, голая рассудочность, не согретые живым чувством и вдохновением, не могут дать подлинно художественного произведения искусства. В. Боков писал о поэтическом творчестве:

Поэзия — протуберанцы,

Целительный снег первопутка,

И ей не к лицу побираться

С холодной сумою рассудка [640 Боков В. Избр. произв. Т. 2, с. 102].

Если теоретическое естествознание базируется прежде всего на рациональном мышлении, то поэтическое творчество более всего связано с эмоционально-чувственной сферой, художественным воображением и фантазией. Что же является более важным для человека, для общества? Так возник спор о физиках и лириках Б. Слуцкий в стихотворении «Физики и лирики» пишет:

Что-то физики в почете.

Что-то лирики в загоне.

Дело не в сухом расчете,

Дело в мировом законе.

Значит, что-то не раскрыли

Мы,

что следовало нам бы!

Значит, слабенькие крылья —

Наши сладенькие ямбы,

И в пегасовом полете

Не взлетают наши кони...

То-то физики в почете,

То-то лирики в загоне.

Это самоочевидно.

Спорить просто бесполезно.

Так что даже не обидно,

А скорее интересно

Наблюдать, как, словно пена

Опадают наши рифмы

И величие степенно

Отступает в логарифмы [641 Слуцкий Б. Сегодня и вчера, с. 78.].

Можно подумать, что написан своеобразный акт о капитуляции лирики или некролог всей поэзии. Но если вникнуть в подтекст стихотворения, то нетрудно заметить, что автор протестует против ходячего представления о мнимом поражении лириков, хотя н испытывает вместе со своими собратьями по перу некий комплекс неполноценности, ибо все поэты чего-то не додали современникам, не приладили где-то крыльев, не разогнали до космических скоростей строптивого Пегаса.

Нет, Муза жива, ибо она бессмертна, как человечество. Послевоенная поэзия в нашей стране высоко поднялась в 60-е годы и продолжает свой полет. Человек всегда остается — хоть немного -- поэтом: профессиональная литература лишь раздувает до яркого пламени те искры, которые хранятся у него в душе.

И на прогулке и в бою

Поэзия не позабыта,

Она не порожденье быта —

Прикосновенье к бытию [642 Озеров Л. Избр. стихотв. М., «Худ. лйт-ра», 1974, с. 383.].

Хочется людям в небо. А над миром витают только космонавты и поэты — витают, чтобы сесть на землю с грузом открытий, сделанных на звездных маршрутах или на орбитах человеческой души.

В структуре наших знаний о мире различаются два уровня — эмпирический и теоретический. На теоретическом уровне выдвигаются различные гипотезы, складываются теории, формируется картина мира, в основе которой, лежат те или иные мировоззренческие предпосылки.

Критику позитивистских взглядов мы найдем в стихах австралийского поэта Джона Р. Роуленда.

Традиционный ум.

Хотя постигает подчас

Пространство, в стремленье постичь

Глубинную суть вопроса,

За описанием плоским

Не найдет ничего. Эта холодная,

Почти неземная земля

Не отвечает эхом.

Угрюмые и упрямые —

Скалы, трава и вода [648 Поэзия Австралии. М, «Худ. лит-ра», 1967. с. 281.].

Мыслители, склонные к объективному идеализму, воспаряли над миром настолько, что вынуждены были конструировать некую абсолютную духовную сущность, по отношению к которой реальный мир выступал как инобытие этой первичной субстанции. В индийской философии до сих пор широко распространены взгляды, согласно которым земное бытие не обладает истинной реальностью, а представляет собой иллюзию (майя). Современный индийский поэт Ш. Шри решительно отвергает подобные учения, противоречащие принципам гуманизма, и уводящие широкие массы в сторону от борьбы за мир и социальную справедливость. В стихотворении «Идеалисту» он с горечью, иронией и возмущением пишет:

Вся вселенная — забвенье,

сон без звуков, без значенья.

Всё иллюзии несет.

Нереально в мире. всё...

Ну, а если лбы пехоты '

смертью метят пулеметы

и в долине по траве

расползается ОВ?

Да, да, да, ползет как раз

отравляющий все газ, —

тоже скажешь: майя он,

вес иллюзия да сон?..

Над землею меркнут луны.

Ходят по морю тайфуны.

От беды-землетрясенья

не найдешь нигде спасенья...

Говоришь, что в мире тишь?

Что ж ты это говоришь? [649 Поэты Азии.'М., Гослитиздат, 1957, с. 290—291.]

В языковой (речевой) сфере понятия выступают в словесной форме. Словам соответствуют определенные понятия. Речь должна быть всегда содержательной, а глубина мысли требует яркого словесного выражения. Мефистофель (переодетый в костюм Фауста) говорит новичку-студенту, издеваясь над схоластикой профессоров теологии:

Спасительная голословность

Избавит вас от всех невзгод.

Поможет обойти неровность

И. в храм бесспорности введет.

Держитесь слов.

С т у д е н т

Да, но словам

Ведь соответствуют поиятья.

М е ф и с т о ф е л ь

Зачем в них углубляться вам?

Совсем ненужное занятье.

Бессодержательную речь

Всегда легко в слова облечь...

Словами вера лишь жива.

Как можно отрицать слова? [651 Гете. Фауст, с. 118]

Слово не только концентрирует в себе мысль, но и выражает всю гамму человеческих переживаний.

Хотел бы в единое слово

Я слить мою грусть и печаль...[652 Гейне Г. Собр. соч., т. 1. Л.. Гослитиздат, 1956. с. 111.].

Но это слово надо найти где-то в артезианских языковых глубинах. Поэт мечтает:

Мне б слово найти лаконичнее зова,

Чтоб все свои чувства вложить в это слово [653 Т у р с у н - з а д е. М. Избр. произв. Т. 1, с. 236.].

Не просто найти как драгоценный камень, как некую отдельную суть. Логическое слово рождается в контексте художественного образа а приобретает здесь необычные, странные функции, свойственные лишь «изящной словесности» (концепция «отстраненности», известная в теории литературы). Первоначальная и основная функция слова — коммуникативно-информационная. Поэтика в этом смысле является надстроечным, вторичным образованием, специально предназначенным для художественного пересоздания действительности. Французский поэт Поль Верлей писал:

Ценя слова как можно строже,

Люби в них странные черты [654 В е р л е н П: Собр. стихотв. М., «Скорпион», 1911, .с. 97.].

Переходя в структуру художественного образа, слово приобретает новое качество.

Здесь начинается искусство,

И здесь кончаются слова [655 Коган П. Стихи. М, «Молодая гвардия», 1966, с. 111.].

За словом должно всегда стоять дело как его итог, опора и цель.

В человеке вмещается весь огромный мир, да своя бескрайняя душа, и все это поэт должен перелить в стих, состоящий из обычных слов.

Не электронный механизм, не робот,

В котором жизнь и воля не своя.

Во мне живет

Атак накал и топот

И шорох, трав, и песня соловья [657 Грибачев Н. Собр. соч., т. 1, с. 579—580.].

Может показаться на первый взгляд, что лирическая поэзия — это сплошной монолог, вроде радиовещания в эфир. В действительности внутренняя динамическая структура поэтического мышления более напоминает диалог. Это обстоятельство является отражением диалоговой структуры, присущей творческому мышлению вообще. В поэзии мы найдем и прямой диалог (Пушкин - «Разговор книгопродавца с поэтом», Некрасов - «Поэт и гражданин») и скрытый диалог с самим собой (борьба мотивов и страстей, выбор, вопросы и ответы и т. п.) и с незримым собеседником; диалог человека с природой, с какой-нибудь травинкой малой и со всей вселенной. Поэзия — это особый вид коммуникации, обогашаюпшй до бесконечности духовные связи человека с миром.

Возьмем только диалог с природой, как он проявляется в поэтическом творчестве. Диалог с природой, обреченной на вечное безмолвие? У природы есть свой язык -- язык восходов и закатов, шумящих лесов и росистых трав, далеких горизонтов, мерцающих звезд... Природа — вечный собеседник человека, чуткий, всепонимающий, отзывчивый. Человек говорит с природой, как с живым разумным существом: он ведет диалог с самим собой, проецируя своп мысли и чувства на гигантский стереоскопический и стереофонический экран природы и принимая их обратно в преобразованном (обновленном, гиперболизированном и т.п.) виде.

Поэт радуется возможности доверительно и открыто поговорить с природой, когда повернулась земная ось к весеннему теплу:

Пришел

осторожный апрель.

Полградуса плюс или минус.

Но все-таки

мир потеплел.

Я словом с весной перекинусь. [659 Кирсанов С. Избр. произв. Т. 2, с. 267.]

И. Абашидзе излагает развернутую программу диалоговых связен человека с природой:

Язык природы смею разуметь,

Понятно мне, о чем рыдает медь.

Листвы осенней, сорванной ветрами,

О чем лепечет и молчит моя

Родная алазанская струя,

О чем вздыхает поле под парами...

С горами разговаривать могу,

Пойму следы на девственном снегу

И уловлю цветка ночного шепот,

Постигну, для чего тростник поет

И почему на скалах стонет лед, —

Природа мне поведала свой опыт [660 Абашидзе И. Приближение, с. 55].

Далее поэт пишет о том, что «на языке людей язык природы непередаваем», но речь идет в данном случае, об отсутствии какого-то буквального перевода. Ведь существует всего-навсего один язык — человеческий, все остальное лишь языкоподобно.

У В. Маяковского мы находим монументальную картину, где человек разговаривает со всем миром как равный с равным:

Ты посмотри, какая в мире тишь.

Ночь обложила небо звездной данью;

в такие вот часы встаешь и говоришь

векам, истории и мирозданию [661 Маяковский В. Полн. собр. соч., т. 10, с. 287.].

Диалог с природой продолжается и тогда, когда, мы вдыхаем свежесть утра, пьем родниковую воду, берем в руки «лажный комочек земли, трогаем зеленые косы берез.

Пусть топор березу не ударит.

Тронь ее ладонью и щекой,

И душе мятущейся подарит

Роща величавый свой покой [662 Решет о в А. Из моих десятилетии. Л., «Худ. лнт-ра», 1969, с. 223].

В сплетеньях древесных ветвей, в игре солнечных бликов человек видит своеобразные, письмена, которые ему хотелось бы разгадать.

В этом парке стоит тишина,

Но чернеют на фоне заката

Ветки голые — как письмена,

Как невнятная скоропись чья-то [663 Шефнер В. Избр. произв. Т. 1, с. 342.].

А солнце пишет светотенью свои фолианты. Об этом стихи литовской поэтессы Саломеи Нерис:

Утром к солнцу взоры вскину —

Солнце пишет имена,

Я листаю эту книгу

От светла и до темна [664 Нерис С. Лирнкя. М., «Худ. литра», 1971, с. 9.].

На ранних ступенях цивилизации человек наделял природу антропоморфными чертами. С течением времени антропоморфные элементы мировоззрения были вытеснены научными представлениями, но они остались как средство художественного отображения природной действительности., как универсальный (и единственно возможный) язык, на котором человек ведет свой вечный диалог с природой. Более всего это относится к поэзии. Человек ищет и находит в природе самого себя (в противоположность этому наука ставит своей целью открыть объективные законы, не зависящие, от человека).

Антропоморфизм поэтического языка без труда обнаруживается в любом стихотворении, где речь идет о природе и предметном мире вообще, включенном в сферу деятельности п интересов человека. Возьмем в качестве примера стихотворение А. Суркова, ставшее популярной песней военного времени (фрагмент):

Бьется в тесной печурке огонь.

На поленьях.смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

О тебе мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой [665 Сурков А. Соч. в двух томах. Т. 1. М., Гослитиздат, 1954, с. 230.].

Смола — как человеческая слеза, гармонь поет, кусты шептали о любимой. Все это — антропоморфизмы, атрибуты поэтического языка.

Еще один отрывок из стихотворения, автором которого является эстонский поэт Юхан Смуул:

Предвечерний сумрак в росах

сходит на берег соседний.

В облаках простоволосых

луч запутался последний [666 Смуул Ю. Стихотворения. Поэмы. Таллин, Эстонское гос. иэд-оо,1953, с. 55.].

Сумрак, сходящий на берег, простоволосые облака и луч, запутавшийся в них, — пейзаж наделяется зримыми человеческими атрибутами, и оттого он становится близким нам и понятным.

И разум и чувства человека не просто существуют; их бытие возможно лишь в движении.

О, беспокойство вечное умов!

Закваска века.

Молодость вселенной.

Оно срывает крыши у домов

И разрушает каменные стоны.

Никто его Не может предсказать

Или загаагь в бутылку, словно джинна.

...Броженье происходят в мире.

И на дрожжах его восходит день.

Идет умов гигантская работа.

Великое сражение идеи… [667 Орлов С. Белое озеро, с. 577.]

Но… только умы, одержимые страстью познания, творчества, действия, рвутся из черепных коробок. Человеческая душа, как негаснупшй костер, пламенеет на сквозных ветрах Истории. Не была бы ты вторичной, душа человека, так стала бы вечным двигателем.

Твои волненья и тревоги

Весь мир заполнили собой —

Недаром дьяволы и боги

Из-за тебя: вступали в бой.

Недаром все на свете власти.

Все силы неба и земли

Твои волнения и страсти

Утихомирить не смогли [635 Грибачев Н. Собр. соч., т. 1. о. 706].

В познавательном плане движение мысли вперед -- это переход от незнания к знанию, расширение и углубление существующих представлений о мире. На каждом данном уровне познания человек как бы начинает все сначала. Чем основательнеее наши знания о мире, тем больше возникает новых проблем, требующих решения.

Опять нам всё неизвестно,

Опять должны мы начать.

Кончить ничто мы

не можем [670 Рерих Н. К.. Письмена, с. 111.].

Народный поэт Киргизии Аалы Токомбаев пишет:

Премудрым мнить себя готов

Лишь тот, кто знает очень мало.

Постигший знания веков,

Вдруг видит: это лишь начало[671 Токомбаев А. Стихотворения. М., «Худ. лнт-ра», 1974, с. 160.].

Е. Евтушенко в стихотворении «Познанье и неведенье» показывает, какие преимущества дает человеку знание по сравнению с наивностью неосведомленных и необученных людей [672 Евтушенко Е. Избр. произв. Т. 2, с: 161].