- •Александр Николаевич Моховиков Суицидология: Прошлое и настоящее: Проблема самоубийства в трудах философов, социологов, психотерапевтов и в художественных текстах Аннотация
- •От составителя. Клиническая и психологическая парадигма самоубийства
- •Раздел 1 Историко-философский Введение к историко-философскому разделу
- •Луций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию
- •Мишель Монтень. Опыты о том, как надо судить о поведении человека перед лицом смерти
- •Давид Юм. О самоубийстве
- •Артур Шопенгауэр. Новые паралипомены Глава XII. О самоубийстве
- •Федор Достоевский. Дневник писателя Два самоубийства
- •Приговор
- •Голословные утверждения
- •Самоубийство
- •1.Самоубийство как факт
- •2. Вопрос о необусловленном
- •3. «Почему мы остаемся жить?»
- •4. Невыносимость жизни
- •5. Стечение обстоятельств
- •6. Экзистенциальная позиция по отношению к самоубийству в случае
- •Николай Бердяев. О самоубийстве (Психологический этюд) і
- •Анатолий Кони. Самоубийство в законе и жизни
- •Иван Сикорский. Эпидемические вольные смерти и смертоубийства в Терновских хуторах (близ Тирасполя)
- •Павел Ковалевский. Саул, царь Израилев
- •Павел Ковалевский. Людвиг II, король баварский
- •Юрий Лотман. Итог пути
- •Владислав Ходасевич. Конец Ренаты
- •Борис Пастернак. Люди и положения
- •Борис Херсонский. Смысл жизни: обретение и утрата
- •Раздел 2 Клинико-психологический Введение к клинико-психологическому разделу
- •Эмиль Дюркгейм. Самоубийство: Социологический этюд Индивидуальные формы различных типов самоубийств
- •Зигмунд Фрейд. Печаль и меланхолия
- •Эрл Гроллман. Суицид: Превенция, интервенция, поственция Глава 1. Суицид: проблема
- •Глава 4. Суицид: социальный контекст
- •Глава 5. Распознавание суицида: профилактика
- •Глава 6. Помощь при потенциальном суициде: интервенция
- •Глава 7. Когда самоубийство совершено: поственция
- •Глава 8. Эутаназия: убийство и разрешение умереть уби
- •Глава 9. Призыв к действиям общества
- •Эдвин Шнейдман. Десять общих черт самоубийств и их значение для психотерапии
- •VIII. Общим действием при суициде является бегство (эгрессия).
- •Эдвин Шнейдман. Душа самоубийцы Часть первая. Темная сторона жизни Глава 1. Почему мы убиваем себя?
- •Глава 2. Потребность в любви: случай Ариэль Уилсон
- •Кристофер Лукас и Генри м. Сейден. Молчаливое горе: Жизнь в тени самоубийства Глава 1. Что происходит с близкими человека, совершившего суицид
- •Глава 4. Сделка, которую мы совершаем с жизнью
- •Глава 10. Самая печальная сделка: «Ты умер, значит, умру и я»
- •Глава 11. Основная сделка: молчание
- •Хайнц Хензелер. Суициды: случаи и тенденции
- •Александр Моховиков. Суицидальный клиент: Взгляд гештальт-терапевта
- •Интроективный вектор суицида
- •Проективный вектор суицида
- •Ретрофлексивный вектор суицида
- •Конфлюэнтный вектор суицида
- •Раздел 3 Литературно-художественный Введение к литературно-художественному разделу
- •Поэзия Древнего Египта. [Спор разочарованного со своей душой]
- •Герман Мелвилл. Моби Дик, или белый кит Глава схп. Кузнец
- •Ги де Мопассан. Самоубийца
- •Шарль Бодлер. Веревка
- •Анри де Ренье. Неизъяснимое
- •Рюноскэ Акутагава. Жизнь идиота
- •Юкио Мисима. Патриотизм
- •Хорхе Луис Борхес. «Биатанатос»
- •Антон Чехов. Два газетчика. (Неправдоподобный рассказ)
- •Иван Бунин. Дождь
- •Александр Куприн. Брегет
- •Александр Грин. Судьба, взятая за рога
- •Георгий Иванов. Невеста из тумана. (Парижский случай)
- •Александр Введенский. Где. Когда
- •Источники Раздел 1
- •Раздел 2
- •Раздел 3
- •Примечания
Герман Мелвилл. Моби Дик, или белый кит Глава схп. Кузнец
Воспользовавшись тихой летней прохладой, стоявшей в то время года на здешних широтах, старый кузнец Перт, с головы до ног покрытый сажей и мозолями, в ожидании самой горячей промысловой поры, которая теперь предстояла, не стал убирать назад в трюм свой переносный горн; закончив свою долю работы над ногой для Ахава, он оставил его на том же месте, накрепко принайтованным к рымам у фок-мачты; теперь к кузнецу то и дело обращались с просьбами командиры вельботов, гарпунеры и гребцы; каждому нужно было что-нибудь исправить, заменить или переделать в их разнообразных орудиях и шлюпочном вооружении. Люди в нетерпении обступали его тесным кольцом, дожидаясь своей очереди; каждый держал в руке либо лопату, либо наконечник пики, либо гарпун, либо острогу и ревниво следил за малейшим движением его занятых, прокопченных рук. Но у этого старика были терпеливые руки, и терпеливым молотом взмахивал он. Ни ропота, ни нетерпения, ни озлобления. Безмолвно, размеренно и торжественно; еще ниже сгибая свою вечно согбенную спину, он все трудился и трудился, будто труд — это вся жизнь, а тяжкие удары его молота — это тяжкие удары его сердца. И так оно и было. О, несчастный!
Что-то необычное в походке этого старика, какая-то едва приметная, но болезненная рыскливость его хода еще в начале плавания вызывала любопытство матросов. И постепенно он вынужден был уступить настойчивости их упорных расспросов; так и получилось, что все на борту узнали постыдную историю его печальной жизни.
Однажды в жестокий мороз, оказавшись за полночь — и отнюдь не невинно — на полдороге между двумя провинциальными городами, осоловелый кузнец вдруг почувствовал, что его одолевает смертельное оцепенение и, забравшись в покосившийся ветхий сарай, вздумал провести там ночь. Последствием этого была потеря им всех пальцев на обеих стопах. И так постепенно из его признаний сцена за сценой выступили четыре акта радости и один длинный, но еще не достигнувший развязки пятый акт горя, составляющие драму его жизни.
Этого старика в возрасте шестидесяти лет с большой задержкой постигло то, что в обиходе бедствий зовется гибелью и разорением. Он был прославленным мастером своего дела, всегда имел в избытке работу, жил в собственном доме с садом, обнимал молодую любящую жену, которая годилась ему в дочки, и троих веселых румяных ребятишек; по воскресеньям ходил в чистую, светлую церквушку, стоявшую в рощице. Но однажды ночью, таясь под покровом тьмы и коварно скрываясь под обманной личиной, жестокий фабитель пробрался в этот счастливый дом и унес оттуда все, что там было. И что всего печальнее, ввел этого фабителя в лоно своей семьи, не ведая того, сам кузнец. Это был Чародей Бутылки! Когда была выдернута роковая пробка, вырвалась наружу вражья сила и высосала все соки из его дома. Из весьма справедливых и мудрых соображений экономии кузница была устроена прямо у них в подвале, хотя имела отдельный вход, так что молодая и любящая жена всегда прислушивалась без раздражения и досады, но с превеликим удовольствием к могучему звону молота в молодых руках своего старого мужа, потому что гулкие его удары, заглушённые стенами и полами, все-таки проникали своей грубой прелестью к ней в детскую, где она укачивала детей кузнеца под железную колыбельную песню могучего Труда.
О горе ты горькое! О смерть! почему не приходишь ты в нужную минуту? Если бы ты взяла к себе старого кузнеца, прежде чем свершились его гибель и разорение, тогда осталось бы у молодой вдовы ее сладкое горе, а у сирот был бы всеми почитаемый и воспетый семейными преданиями покойный отец, о котором они могли бы думать в последующие годы; и у всех — беззаботная жизнь с достатком. Но смерть скосила себе какого-то добродетельного старшего брата, от чьих неутомимых ежедневных трудов целиком зависело существование совсем другой семьи, а этого хуже, чем никчемного старика оставила стоять на ниве до тех пор, покуда мерзлое гниение жизни не сделает его еще более пригодным для жатвы.
К чему пересказывать остальное? Все реже и реже раздавались удары молота в подвале; и всякий день каждый новый удар был слабее, чем предыдущий; жена, застыв, сидела у окна и глядела сухими, блестящими глазами на заплаканные личики своих детей; мехи опали; горн задохнулся золой; дом продали; мать погрузилась в высокую траву деревенского погоста, и дети, проводив ее, вскоре последовали за нею; и бездомный, одинокий старик, спотыкаясь, вышел на дорогу бродягой в трауре; и не было почтения его горю, и самые седины его были посмешищем для льняных кудрей.
Кажется, у такой жизни один только желанный исход — смерть; но ведь смерть — это лишь вступление в область Неведомого и Непытанного; это лишь первое приветствие бескрайним возможностям Отдаленного, Пустынного, Водного, Безбрежного; вот почему перед взором ищущего смерти человека, если он еще сохранил в душе какое-то предубеждение против самоубийства, океан, все принимающий, все поглотивший, заманчиво расстилает огромную равнину невообразимых захватывающих ужасов и чудесных, неиспытанных приключений; будто из бездонных глубин тихих океанов, поют ему тысячи сирен: «Ступай сюда, страдалец, здесь новая жизнь, не отделенная от старой виною смерти; здесь небывалые чудеса, и чтобы их увидеть, тебе не надо умирать. Сюда, сюда! Погреби себя в этой жизни, ведь она для твоего теперешнего сухопутного мира, ненавистного и ненавидящего, еще отдаление и темнее, чем забвение смерти. Ступай сюда! Поставь и себе могильный камень на погосте и ступай сюда, ты будешь нам мужем!»
И наслушавшись этих голосов, несшихся с Востока и Запада ранехонько на заре и на исходе дня, душа кузнеца отозвалась: «Да, да, я иду!»
Так ушел Перт в плавание на китобойце.