Y_Vyshnytska_T.Tveritinova_KUBG_2013_GI

Мій раю невинний, несміливі втіхи.

(Пер. Миколи Зерова)

ВІДПОВІДНОСТІ

Природа — храм живий, де зронюють колони Бентежні стогони і неясні слова.

Там символів ліси густі, немов трава, Крізь них людина йде і в них людина тоне.

Всі барви й кольори, всі аромати й тони Зливаються в могуть єдиного єства.

Їх зрівноважують співмірність і права, Взаємного зв'язку невидимі закони.

Єсвіжі запахи, немов дітей тіла,

Єніжні, як гобой, звитяжні, молодечі, Розпусні, щедрі, злі, липучі, як смола,

Як ладан і бензой, як амбра й мушмула, Що опановують усі безмежні речі;

В них — захват розуму, в них відчуттям — хвала. (Пер.Д.Павличка)

АВТОРСЬКА ІНТЕРПРЕТАЦІЯ ТЕКСТУ

Семантическое декодирование французской поэзии

рубежа 19-20 веков.

(Надруковано:

Вишницкая Ю.В. Семантическое декодирование французской поэзии рубежа XIX – XX векав // Зарубіжна література в школах України. – 2010. - № 1.- С. 20-

21).

61

Анализ стихотворения Шарля Бодлера «Предрассветные сумерки» методом тематической сетки

CXII. ПРЕДРАССВЕТНЫЕ СУМЕРКИ

(из сборника «Цветы зла»)

Перевод Эллиса

Казармы сонные разбужены горнистом.

Под ветром фонари дрожат в рассвете мглистом.

Вот беспокойный час, когда подростки спят,

Исон струит в их кровь болезнетворный яд,

Ив мутных сумерках мерцает лампа смутно, Как воспаленный глаз, мигая поминутно,

Ителом скованный, придавленный к земле, Изнемогает дух, как этот свет во мгле.

Мир, как лицо в слезах, что сушит ветр весенний, Овеян трепетом бегущих в ночь видений.

Поэт устал писать, и женщина - любить.

Вон поднялся дымок и вытянулся в нить.

Бледны, как труп, храпят продажной страсти жрицы - Тяжелый сон налег на синие ресницы.

А нищета, дрожа, прикрыв нагую грудь, Встает и силится скупой очаг раздуть, И, черных дней страшась, почуяв холод в теле, Родильница кричит и корчится в постели.

Вдруг зарыдал петух и смолкнул в тот же миг,

Всырой, белесой мгле дома, сливаясь, тонут,

Вбольницах сумрачных больные тихо стонут, И вот предсмертный бред их муку захлестнул. Разбит бессонницей, уходит спать разгул.

62

Дрожа от холода, заря влачит свой длинный Зелено-красный плащ над Сеною пустынной, И труженик Париж, подняв рабочий люд, Зевнул, протер глаза и принялся за труд.

В стихотворении выделяются ключевые темы-образы:

Все ключевые образы: «свет», «сон», «жители», «Париж» - переплетаются состоянием предрассветных сумерек: они – соединяют жизнь и смерть: болезни, умирания, угасания (дрожь, беспокойство, тяжесть, бледность,

64

болезненность, предсмертные корчи, крики, возбужденность) – с одной стороны, и с другой – рождение света (новой жизни - образ рожениц) и труда (образ рабочих). Париж – символ амбивалентного существования: жизни и смерти в одном.

Анализ стихотворения методом тематической сетки подтверждается исследованием тропеичных формализаторов в тексте:

Эпитеты: «свет»: мглистый рассвет, мутные сумерки, скованный, придавленный к земле, сырая, белесая мгла; Олицетворения: «свет»: фонари дрожат, дома тонут, заря, дрожа от холода, влачит плащ; «сон»: налег, струит яд;

«жители»: бред захлестнул муку; «Париж»: зевнул, протер глаза и принялся за труд;

Сравнения: «свет»: как воспаленный глаз, изнемогает дух, как этот свет во мгле; «жители»: бледны, как труп

«Париж»: как лицо в слезах.

Анализ стихотворения Поля Верлена «Ночное зрелище» методом тематической сетки

НОЧНОЕ ЗРЕЛИЩЕ

Ночь. Ливень. Небосвод как будто наземь лег. В него готический вонзает городок,

Размытый серой мглой, зубцы и шпиль старинный. На виселице, ввысь торчащей над равниной, Застыв и скорчившись, повисли трупы в ряд. Вороны клювами их, дергая, долбят, И страшен мертвых пляс на фоне черной дали.

Аволки до костей их ноги обглодали. В лохматый, сажею наляпанный простор

Колючий остролист крюки ветвей простер.

Атам три смертника, расхристаны и дики,

65

Шагают босиком. И конвоиров пики Под пиками дождя в гудящий мрак небес, Сверкая, щерятся струям наперерез.

(Перевод В. Левика)

66

Ключевые образы стихотворения, действительно, раскрывают страшное «ночное зрелище»: городок и небосвод – соединены, не различимы, они оба – свидетели ужаса происходящего. Цвета сажи и мглы – слиты, размыты и пронизаны вонзенными в них зубцами и шпилями старинного городка, сплетенными с торчащими виселицами, пиками конвоиров, похожими на пики дождя, застилающего «черную даль». И ничего нет живого: городок населён мертвецами, призраками и стражами смерти (конвоирами), все прислуживают дикому «мёртвому плясу», от которого «гудит храм небес», но и к нему уже простирает свои «крюки» смерть. Всё – заражено смертью. Исхода нет.

Список использованной литературы:

Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка: (Стилистика декодирования). – М.: Просвещение, 1990. – 301 с.

Т.И. Тверитинова «ПРИГЛАШЕНИЕ К ПУТЕШЕСТВИЮ» ШАРЛЯ БОДЛЕРА

(Надруковано: Тверитинова Т.И. «По волне моей памяти» / Т.И. Тверитинова

67

// Зарубіжна література в школах України. – 2009. - № 5. – С. 52-56).

Дитя, сестра моя, уедем в те края, Где мы с тобой не разлучаться сможем,

Где для любви века, где даже смерть легка, В краю желанном, на тебя похожем.

Парадоксально, но факт: французский поэт Шарль Бодлер, написавший это «Приглашение к путешествию», вообще мало куда выезжал из Парижа. Первый раз - в 1841 году, когда его, двадцатилетнего юнца, поддавшегося всем превратностям самостоятельной жизни, семья посадила на «Пакетбот южных морей» и отправила в далекое путешествие в Индию. Однако спустя пять месяцев возле острова Бурбон, так и не доехав до Калькутты, он сумел уговорить капитана отправить его обратно. Было еще одно путешествие в Бельгию, осознанное, деловое, но ничего, кроме горького разочарования, оно не принесло. И все же в своей поэзии он писал о жажде плаванья у всех, в ком есть «жажда путешествовать и обогащаться», о странах-зеркалах, где все самые тайные желания исполняются, о бесконечных одиссеях, жаждущих привести «в глубь неизведанного, чтобы найти новое».

Большую часть своей короткой жизни Бодлер прожил в трагической нищете. Его обвиняли в безнравственности, сборник стихов «Цветы зла» изымали из продажи, возбуждали судебный процесс, обвиняя поэта в оскорблении морали. Мало кто из современников сумел понять его стихи - эту исповедь о скитаниях души, мятущейся, страждущей посреди жизненной распутицы, где злое и больное разлито повсюду, гнездится в сердцах и умах. Он был безнадежным романтиком, остро реагирующим на жизненную пошлость и искавшим укрытия в царстве сладостных грез. Здесь и пригодились впечатления от пятимесячного плавания по южным морям: тропические пейзажи, звуки, запахи в его стихах становились неизменным фоном идеального мира, царства света, где нет ни боли, ни страданий, где он может быть совершенно счастливым вместе со своей подругой.

Биографы донесли до нас имя адресата этих удивительных строк - Мари

68

Добрен – и скупые сведения о ней: зеленоглазая, пышноволосая актриса. Роман их был непродолжительным, и среди других бодлеровских женщин она занимает очень скромное место. И все таки-она жила в сердце поэта, и он посвящал ей стихи.

Но ты люби меня, как нежная сестра, Как мать своей душой в прощении безмерной; Как пышной осени закатная игра,

Согрей дыханьем грудь и лаской эфемерной.

Бодлер, бравируя своим пренебрежительным отношением к женщинам, всю жизнь втайне мечтал об идеальной любви, о женщине-друге и матери. Ведь женщина, по его словам, - это приглашение к счастью.

ПОЭЗИЯ И ЖИЗНЬ ПОЛЯ ВЕРЛЕНА

Когда в 1866 году в Париже вышел сборник стихов начинающего поэта Поля Верлена «Сатурнические поэмы», читатели едва ли обратили внимание на его лирические опусы: настолько не похожи они были на сочинения современников. Тогда все зачитывались поэзией парнасцев, восхищались утонченной ясностью стихов Ш.М.Р. Леконта де Лиля, безупречностью форм и четкостью образов Ж.М. де Эредиа. А новый поэт открывал совсем незнакомый, какой-то нематериальный мир звуков, запахов и цветов, воспринимающийся на уровне ощущений, впечатлений. Это были стихи о грустных пейзажах, несказанной печали, тоске, осеннем одиночестве в сумерках души и природы, о разочаровании и неотвратимости судьбы. Он уже тогда предчувствовал роковую обреченность человека, рожденного под знаком Сатурна.

... Я знаю, кто рожден под вещею звездой Сатурна желтого, столь чтимого волхвами, Тому судьба грозит несчетными скорбями: Смутится дух его тревожною мечтой,

Бессильный разум в нем замолкнет пред судьбой, И ядовитою горячею волною Польется кровь его кипящею струею; Тоскуя, отлетит на небо идеал,

69

И повелит Судьба, чтоб вечно он страдал, Чтоб даже умер он, страдая бесконечно

(Ведь можно допустить, что здесь ничто не вечно), Тому влияньем чар от века предрекла, Увы, всю жизнь Судьба, безжалостна и зла.

«Посвящение».

И как будто бы сам себе напророчил. Судьба не только грозила, но и вполне активно посылала ему «несчетные скорби» и испытания.

«Смутится дух его тревожною мечтой, бессильный разум в нем замолкнет пред судьбой». - Его постоянно преследовали неуверенность в себе и неудовлетворенность в жизни, и он искал забвенье в алкоголе. Надежды на счастливую семью не оправдались из-за несовпадения духовных интересов. Дружба с демоном-искусителем Рембо окончательно ускорила разрыв с семьей и добропорядочным буржуазным обществом.

«Тоскуя, отлетит на небо идеал, и повелит Судьба, чтоб вечно он страдал...». – В тюрьме, пережив потрясение, он обратится к религии, будет стараться задобрить «высшие силы» своей кротостью и покорностью. Но и этого хватит ненадолго. Только мать продолжала его поддерживать и любить таким, каким он был, но и она умерла. Жена не хотела его видеть, современники не признавали и насмехались, чувство дома было навсегда утрачено. Иов мог бы назвать его своим братом. А он себя, «бедного Лелиана», называл «проклятым поэтом» наряду с Корбьером, Рембо, Малларме, Марселиной Дебор-Вальмор, Вилье де Лиль-Аданом, отверженными, непризнанными собратьями по перу, которые не желали вписываться в окружающий мир буржуазного успеха и скучной добропорядочности.

«Чтоб даже умер он, страдая бесконечно...». – Слава, наконец, разыскала его,

когда он был совершенно измученным душевными и физическими страданиями. В 1891 году его избирают «королем поэтов», называют метром символизма и импрессионизма, рисуют портреты, журналисты и молодежь ждут от него советов. Но и шушукаются: «От Верлена ничего не осталось, кроме нашего культа Верлена».

70