Istoria_religy
.pdfрождаются из самого вещества верховного бога. Так и в шумерской традиции — Небо и Земля находились в неразрывной иерогамии. пока их не разделил Шу, бог погодных явлений. От их союза родились Осирис и Исида, Сет и Нефтида.
В Гермополисе (Средний Египет) богословы разработали сложную доктрину об огдоаде, группе из восьми богов, позже объединенных Птахом. В первичном озере Гермополиса возник Лотос, из которого вышел «Священный ребенок, совершенный наследник, порожденный огдоадой, божественное семя самых первых Богов-Предшественников, «тот, кто связал семя богов и людей».
Но наиболее систематическая теология была разработана вокруг бога Птаха в Мемфисе, столице фараонов Первой династии. Основной текст того, что было названо
«Мемфисской теологией», был высечен в камне во времена фараона Шакбе, Шабаки (ок. 700 г. до н.э.), но оригинал был составлен примерно за две тысячи лет до этого. Удивительно, что самая ранняя египетская космогония, известная нам, является также и самой философической. Ибо Птах творит своим разумом (своим «сердцем») и словом
(своим «языком»). «Тот, кто проявляет себя как сердце (разум), кто проявляет себя как язык (слово) под видом Атума, есть Птах, самый древний». Птах объявляется самым великим богом, тогда как Атум почитается только как создатель первой божественной четы. Это Птах «дал богам существование». После этого боги обрели свои зримые тела, войдя «в каждый вид растений, каждый вид камня, каждую глину, во все, что растет на ее (т.е. земли) поверхности и в чем они (т.е. боги) могут проявиться». Здесь творение мира происходит словом и семенем – это 1-я космогония, где мир сотворен словом.
Коротко говоря, теогония и космогония были осуществлены созидательной силой одного бога.
По сравнению с теогонией и космогонией, мифы о происхождении человека гораздо менее выразительны. Люди (еrте) родились из слез (еrте) солярного бога Ра. В тексте,
составленном позднее (ок. 2000 г. до н.э.), записано: «Люди, божье стадо, были хорошо обеспечены. Он (т.е. бог-солнце) сотворил для их блага небо и землю... Он сотворил воздух, чтобы оживлять их ноздри, ибо они были его подобием, сотворены из его плоти. Он светит на небе, он сотворил для них растения и животных, птиц и рыб, чтобы питать их».
Из лекций:
Изначально космогонии записывались в грабах, то есть для вечности. Они важны как знания о том, куда уходит мир, как умирает человек.
Вначале был Нун – «бездна», которую можно сравнить с хаосом, похожа на разлитый Нил. Египтяне утверждают, что Нун – то, что было изначально, древнейший, отец Ра, божественность, в которой зародилось все.
Нун – это бездна. И под бездной Нуна египтяне понимали – инобытие, Бога в себе, до творения мира. В творении Бог как бы раскрывается, а в Нуне Он предстаѐт как бы Сам в Себе.
Нун имеет восьмерицу, 8 категорий: 1. Нун и нунэ – небытие
Нун сама бездна и еѐ женская пара Нунэ.
Они сотворены, созданы; это первичные качества из которых потом возник мир. Нун и Нунэ – это бездна мужского и женского рода, это значит, что эта бездна уже способна рождать, создавать, бездна имеющая креативную
способность.
2.Хух и хухет – бесчисленность. Эта бездна бесконечна, она обнимает собой всѐ.
3.Кук и кукет – тьма, эта бездна полна тьма, она не ясна, не видна, но в ней тоже обитает потенция творения.
4.Амон и амонет – скрытость. Здесь напрямую говорится о безвидности, незримости
этой бездны, в ней нет образа Появляется в Текстах ковчегов – 8 богов бездны. Эти боги представляют собой лестницу,
по которой умерший вернется туда, откуда пришел. После смерти умерший отождествляется с Богом-Творцом. Человек божественен, он появляется в Нуне до богов. Творение мира происходит словом и семенем – это 1-я космогония, где мир сотворен словом.
20. Образ Осириса в Египте.
Согласно всем преданиям, Осирис был легендарным царем, чье правление в Египте славилось мощью и справедливостью. Его брат Сет устроил ему западню и убил его. Жене Осириса Исиде, «великой волшебнице», удалось забеременеть от мертвого Осириса. Похоронив его тело, она бежала в Дельту; там, скрывшись в зарослях папируса, она родила сына Гора. Когда Гор вырос, он сначала заставил богов «Девятки»*27 признать свои права, а затем напал на своего дядю.
Сначала Сету удалось вырвать у Гора один глаз , но борьба завершилась победой Гора. Он вернул свой глаз и передал его Осирису. (Так Осирис снова ожил; см.: «Тексты пирамид», 609 и сл.) По приговору богов Сет должен носить на себе свою жертв. Но, подобно Апопу, Сет не может быть окончательно уничтожен, ибо и он воплощает неодолимую силу.
После своей победы Гор спускается в страну мертвых и объявляет добрую весть: признанный законным наследником своего отца, он коронован на царство. Таким образом он «пробуждает» Осириса. Как говорят тексты, «приводит его душу в движение».
Осирис возвращен к жизни как духовная личность (душа) и обладатель жизненной энергии. Именно он будет с этих пор обеспечивать плодородие растительности и всю репродукцию.
Текст, относящийся ко времени Среднего царства, превосходно выражает возвышение Осириса как источника и основы всего творения: «Живу я или умер, я есмь Осирис, я вхожу и вновь появляюсь через вас, я распадаюсь в вас, я расту в вас... Боги живут во мне, ибо я живу и расту в зерне, которое их питает. Я покрываю землю, живу я или умер — я есмь Ячмень. Я неуничтожим. Я ввел Порядок... Я стал Властелином Порядка. Я возникаю из тела Порядка...»
Здесь мы встречаемся со смелой идеей — ценности смерти, воспринимаемой отныне как возвышенная трансмутация жизни. Смерть завершает переход оттуда, где ничто не несет никакого смысла, туда, где все исполнено значения. Могила становится местом, где происходит преображение человека, ибо умерший становится «преображенным духом». Для нас важен в данном случае тот факт, что Осирис постепенно становится парадигматическим образцом не только для властителей, но и для каждого индивидуума. Несомненно, его культ становится популярен уже в эпоху Древнего Царства. Осирис оказался в центре этических забот и религиозных надежд. Так начался процесс, который известен, как «демократизация» Осириса.
В самом деле, наряду с фараонами, многие заявляют о своем ритуальном участии в драме и апофеозе Осириса. Тексты, которые ранее высекались на стенах тайных камер в
пирамидах, воздвигаемых для фараонов, теперь стали воспроизводиться на саркофагах знати и даже рядовых, непривилегированных членов общества. «Текст саркофагов» гласит: «Теперь ты сын царя, принц, и будешь им так долго, пока твое сердце (т.е. дух) будет с тобой». Следуя примеру Осириса, и с его помощью, умершие в состоянии превращать себя в «души», в идеально цельные и потому неуничтожимые духовные существа. Умерщвленный и расчлененный Осирис был воссоздан Исидой и оживлен Гором. Так он открывает новую форму существования: из бессильной тени он становится «личностью», которая «знает», духовным существом, должным образом инициированным.
Возможно, что в эллинистических мистериях об Исиде и Осирисе развиваются сходные идеи. Осирис перенимает от Ра функцию судьи над мертвыми; он становится Хозяином Справедливости, пребывающим во дворце или на «Первичном Холме», т.е. в Центре Мира.
Теологи Нового царства подчеркивают взаимодополняемость противоположных или даже антагонистических богов. В «Молебствии Ра» солнечный бог именуется «Тот, кто един в двух лицах»; он представлен в виде мумии Осириса, увенчанной короной Верхнего Египта. Другими словами, Осирис наделяется душой Ра.59 Отождествление двух богов осуществляется в личности умершего фараона: после процесса осирификации царь оживает в облике молодого Ра. Ибо солнечный цикл представляет собой парадигматическую модель судьбы человека: переход от одной формы существования к другой, от жизни к смерти, затем к новому рождению. Схождение Ра в подземный мир означает одновременно его смерть и его возрождение. В одном из текстов говорится о «Ра, который отправляется покоиться в Осирисе, и об Осирисе, который отправляется покоиться в Ра».60 Многие мифологические сюжеты особо подчеркивают двойственную природу Ра: солярную и осирианскую. Спускаясь в потусторонний мир, он становится тождественным двуименному Осирису-Ра
Сближение и соединение богов были знакомы египетскому религиозному мышлению еще с самой глубокой древности. Оригинальность теологии Нового царства определяет, с одной стороны, постулат двуединства процесса осирификации Ра и соляризации Осириса и, с другой, убежденность в том, что этот двухсторонний процесс раскрывает сокровенный смысл человеческого существования: взаимодополняемость жизни и смерти.
Не меньшее значение имеет желание умершего идентифицировать себя с божествами — Ра, Гором, Осирисом, Анубисом, Птахом и др. Это не исключает употребления магических формул. Действительно, знание имени бога равнозначно обладанию некоторой властью над ним.
Одна из наиболее важных глав «Книги Мертвых»— глава 125, посвященная суду над душой, происходящему в большом зале, «зале Двух Маат».67 Сердце умершего кладут на одну чашку весов, а на другую — перо или глаз, символы маат. Во время процедуры умерший произносит молитву, умоляя свое сердце не свидетельствовать против него. Затем он должен сделать заявление о невиновности, ошибочно именуемое «негативное признание»:
Яне причинял зла людям...
Яне хулил бога...
Яне чинил насилия над бедными...
21. Человек в культуре Египта: происхождение, цель жизни и посмертная участь.
По сравнению с теогонией и космогонией, мифы о происхождении человека гораздо менее выразительны. Люди (еrте) родились из слез (еrте) солярного бога Ра. В тексте,
составленном позднее (ок. 2000 г. до н.э.), записано: «Люди, божье стадо, были хорошо обеспечены. Он (т.е. бог-солнце) сотворил для их блага небо и землю... Он сотворил воздух, чтобы оживлять их ноздри, ибо они были его подобием, сотворены из его плоти. Он светит на небе, он сотворил для них растения и животных, птиц и рыб, чтобы питать их».
Следует иметь в виду, что положение покойника в саркофаг означает помещение его в руки матери, небесной богини Нут: «Ты передан твоей матери Нут под ее именем Саркофаг» («Тексты пирамид», 616). В другом тексте Нут сравнивается с постелью, в которой спит умерший в ожидании пробуждения к новой жизни.
После смерти умерший отождествляется с Богом-Творцом. Человек божественен, он появляется в Нуне до богов.
22.Основные черты религии Месопотамии. Происхождение и участь человека в культуре Месопотамии.
Происхождение и древнейшая история шумерской цивилизации еще плохо изучены. Предполагается, что некое население, говорящее на шумерском языке — не семитском и вообще не приписываемом ни к какой из известных языковых семей, — пришло с севера и расселилось в Нижней Месопотамии.
Вначале была триада Великих Богов и затем — триада богов планетарных. Далее, мы располагаем длинным списком разного рода божеств, о которых часто неизвестно ничего, кроме их имени.
Тем не менее, несмотря на все белые пятна, мы отдаем себе отчет, что некоторые религиозные традиции уже теряли свою первоначальную значимость. Этот процесс обнаруживается даже на примере триады Великих Богов, имена которых Ан, Энлиль и Энки. Как видно по его имени (ан = небо), первый — бог небесный. Ему следовало бы быть верховным, главным в пантеоне, однако он уже демонстрирует синдром deus otiosus [праздного бога]. Более активны и более «актуальны» Энлиль, бог воздуха (называемый также «Великой Горой»), и Энки, «Владыка Земли», бог «оснований».
Богиня Намму (чье имя передается пиктограммой, обозначающей «Первоматерь») считается «породившей Небо и Землю» и «прародительницей всех богов». Тема Изначальных Вод, воображаемых как целое, одновременно космическое и божественное, характерна для архаических космологий. И в нашем случае тоже водная стихия отождествляется с Первоматерью, порождающей путем партеногенеза первую пару сущностей — Небо (Ан) и Землю (Ки) — воплощение мужского и женского начал. Эта первая пара связана, вплоть до слияния в иерогамии. От их союза происходит Энлиль, бог воздуха. Из другого фрагмента мы узнаем, что этот последний разъединил своих родителей: бог Ан поднимает небо вверх, а Энлиль забирает с собой свою мать, Землю
Известно, по меньшей мере, четыре шумерских текста, объясняющих происхождение человека. Они настолько различны, что приходится предположить множественность традиций. Один миф рассказывает, что первые человеческие существа выросли из земли, как растения. По другой версии, человека сделали из глины некие божественные мастера, затем богиня Намму слепила ему сердце, а Энки дал жизнь. Есть тексты, которые называют в качестве творца человеческих существ богиню Аруру. И, наконец, по четвертой версии человек был сделан из крови двух богов Лахму, принесенных с этой целью в жертву.
Раймон Жестэн подчеркивает, что понятия греха, искупления и мотив «козла отпущения» не документированы текстами.6 Это предполагает, что люди являются не просто слугами богов, но и их подра-жателями и, следовательно, «соработниками». Раз боги отвечают за космический порядок, люди должны следовать их требованиям, поскольку те отвечают нормам — «указаниям» (ме), — обеспечивающим порядок как в мире, так и в человеческом обществе.
Космический порядок постоянно нарушается: сначала «Большим Змеем», грозящим превратить мир в хаос,потом преступлениями, заблуждениями и ошибками людей, которые требуют искупления и «очищения» с помощью различных ритуалов. Однако мир периодически возрождается, или «творится заново», с помощью новогоднего праздника.
Первый миф о потопе. Невзирая на несогласие и сопротивление некоторых членов пантеона, Великие Боги решили уничтожить человечество, наслав на него потоп. Кто-то вспоминает о достоинствах царя Зиусудры («скромного, послушного, почтительного»). Зиусудра узнает от своего заступника о решении Ана и Энлиля. Далее в тексте большая лакуна. По-видимому, Зиусудра получает точные инструкции касательно строительства ковчега. Через семь дней и семь ночей вновь появляется солнце, и Зиусудра падает в ноги богу солнца Уту. В последнем из сохранившихся фрагментов Ан и Энлиль даруют ему «жизнь бога» и «вечное дыхание» богов и поселяют его в сказочной стране Тильмун
Вновь появляется тема потопа в «Эпосе о Гильгамеше». Этот знаменитый документ, достаточно хорошо сохранившийся, еще лучше проясняет аналогии с библейскими сюжетами. По всей видимости, мы имеем здесь дело с общим источником, и довольно древним. миф о потопе почти универсален, документальные свидетельства о нем обнаружены на всех континентах (хотя в Африке довольно редки) и в разных культурных слоях.
Эпос о Гильгамеше рассказывает о неудачной попытке человека преодолеть смерть. «Когда боги делали человека, они предназначили его для смерти, а жизнь оставили себе. Набей живот, Гильгамеш, и веселись дни и ночи», - говорит ему нимфа.
В «Эпосе о Гильгамеше» мы видим драматическую картину человеческой судьбы, определяемой неизбежностью смерти. С другой стороны, этот первый шедевр мировой литературы дает понять, что некоторые могут рассчитывать на бессмертие без помощи богов при условии, что выдержат ряд испытаний типа инициации. С этой точки зрения история Гильгамеша — это скорее повесть о провале инициации.
Утверждается, и не без оснований, что аккадская религиозная мысль делает акцент на человеке. В конечном счете, история Гильгамеша парадигматична: она заявляет о непрочности человеческого существования, о невозможности даже для героя достичь бессмертия. Человек сотворен смертным, и сотворен единственно для услужения богам. Это отчаяние идет не от размышлений на тему тщеты человеческого существования, но от чувства общей несправедливости: плохие люди торжествуют, молитвы не помогают, боги кажутся безразличными к человеческим делам.
В конечном счете, делая акцент на человеке, аккадская религиозная мысль показывала пределы человеческих возможностей. Расстояние между богом и человеком непреодолимо. Но при этом человек не замкнут в своем одиночестве. Во-первых, он причастен стихии духовности, которую можно считать божественной: это его «дух», илу
(букв. «бог»). Затем у него есть надежда посредством ритуалов и молитв получить благословение богов.
Наконец, многочисленные техники прорицания, большая часть которых была развита в аккадскую эпоху, давали возможность узнать будущее. Считалось, что таким образом можно избежать некоторых несчастий.
23.Смысл и значение Священного брака. Предание об Инанне и Думузи и их роль в обретении бессмертия.
Инанна (Иштар – у аккадов) - в шумерской мифологии богиня плодородия, любви и войн.
Одновременно почиталась как богиня небес и звезды восхода - планеты Венеры. Ее называли дочерью бога неба Ана, бога луны Нанны, а также бога мудрости Энки. Наиболее известен миф о Инанне и Думузи. Богиня решает спуститься в преисподнюю, видимо желая подчинить себе и подземный мир, (возможно, отменить смерть), в котором правит ее сестра, богиня Эрешкигаль. Желая застраховаться от всякого неожиданного случая, она повелевает своему советнику при ее отсутствии более чем в три дня, обратиться к высшим богам и призвать их к заступничеству. Проходя семь врат, ведущих в подземное царство, Инанна каждый раз снимает какую-либо часть своей одежды или украшение, так что Инанна предстает перед Эрешкигаль и судьями преисподней уже без всякой одежды – т.е. лишенная всей своей «силы». Последние смотрят на Инанну смертоносными взглядами, и бездыханное тело небесной богини подвешивается на крючок.
По прошествии трех дней советник Инанны извещает бога Энки о происшедшем с ней несчастье. Энки посылает тогда в преисподнюю особое существо, которое с помощью живой воды возвращает Инанну к жизни. Но богиня не может вернуться на землю, не оставив кого-либо взамен себя. Выбор падает на супруга Инанны Думузи ( в прошлом – пастух). Тот, вместо того, чтобы проливать слезы, сидит на своем троне в богатых одеждах, судя по всему, довольный тем, что стал единственным хозяином города. Ему не удается спастись от демонов преисподней, и он оказывается в царстве мертвых, где и проводит половину дней каждого года. Пока Инанна была в царстве мертвых, на земле не рождались люди, т.е. возникла угроза прекращения Жизни.
Документированные свидетельства мифо-ритуальных сценариев Нового Года, более или менее схожих между собой, обнаружены в бесчисленном множестве культур. Сценарий включает иерогамию - священный брак - двух божеств — покровителей города, которые представлены либо их статуями, либо правителем, царем Шумера, носящим титул мужа богини Инанны и воплощающим Думузи, и храмовой иеродулой – женщиной, занимающейся священной проституцией. В их священном браке воплощалось единение богов и людей, единение, разумеется, преходящее, однако чреватое существенными последствиями. Дело в том, что божественная энергия изливалась таким образом прямо на город — или, иначе говоря, на «Землю», — освящала ее и обес-печивала ей благоденствие и счастье в начинающемся году.
Думузи превращается в драматический и элегический образ юных богов, ежегодно умирающих и возрождающихся. Отсюда и человек, как и некоторые из богов, должен принять чередование жизнь/смерть. Думузи «исчезает», чтобы вновь «возникнуть» через шесть месяцев. Это чередование — периодическое присутствие и отсутствие бога — несло в себе возможность возникновения «таинств», посвященных «спасению» человека и его загробной судьбе.
Эпос о Гильгамеше рассказывает о неудачной попытке человека преодолеть смерть. «Когда боги делали человека, они предназначили его для смерти, а жизнь оставили себе. Набей живот, Гильгамеш, и веселись дни и ночи», - говорит ему нимфа.
В «Эпосе о Гильгамеше» мы видим драматическую картину человеческой судьбы, определяемой неизбежностью смерти. С другой стороны, этот первый шедевр мировой литературы дает понять, что некоторые могут рассчитывать на бессмертие без помощи богов при условии, что выдержат ряд испытаний типа инициации. С этой точки зрения история Гильгамеша — это скорее повесть о провале инициации.
Утверждается, и не без оснований, что аккадская религиозная мысль делает акцент на человеке. В конечном счете, история Гильгамеша парадигматична: она заявляет о непрочности человеческого существования, о невозможности даже для героя достичь бессмертия. Человек сотворен смертным, и сотворен единственно для услужения богам. Это отчаяние идет не от размышлений на тему тщеты человеческого существования, но от чувства общей несправедливости: плохие люди торжествуют, молитвы не помогают, боги кажутся безразличными к человеческим делам.
В конечном счете, делая акцент на человеке, аккадская религиозная мысль показывала пределы человеческих возможностей. Расстояние между богом и человеком непреодолимо. Но при этом человек не замкнут в своем одиночестве. Во-первых, он причастен стихии духовности, которую можно считать божественной: это его «дух», илу (букв. «бог»). Затем у него есть надежда посредством ритуалов и молитв получить благословение богов.
Наконец, многочисленные техники прорицания, большая часть которых была развита в аккадскую эпоху, давали возможность узнать будущее. Считалось, что таким образом можно избежать некоторых несчастий.
24.Общие черты минойской культуры.
Висторической науке принято выделять крито-микенский этап истории Древней Греции: (конец III—II тыс. до н. э.), подразделяемый на Минойскую (30-12 века до н.э.) и Микенскую цивилизации.
Вконце 4 начале 3 тыс. образовывается цивилизация, которая не является индоевропейской.
1200-1600 г. До н.э.среднеминойский период 1600 вторжение греков (ахейцев)
1140 дарийца уничтожают предыдущую цивилизацию, происходит деградация. Разрушают основные города.
На протяжении 200-от лет разучились делать все: они теряют язык, теряют навык выдувания стекла, навык делать горшки.
Артур Эванс - реконструкция религии Крита.
Культура Крита - мирная. Религиозное и обыденное на Крите не различаются. Очень поздно начинают строить отдельные храмы.
Мирча Элиаде:
Неолитической культуре на Крите, документируемой с V тысячелетия до н.э., пришел конец, когда примерно в III тысячелетии остров был колонизирован иммигрантами,
прибывшими с юга и востока. Пришельцы были мастерами по обработке меди и бронзы. Сэр Артур Эванс назвал их культуру Минойской — по имени легендарного царя Миноса
— и разделил ее на три периода: ранне-минойский (конец III тысячелетия до н.э.); средне-минойский (строительство дворцов в Кноссе и Маллии, прибл. 2000 — 1580 гг. до н.э.) и поздне-минойский (1580 — 1150 гг. до н.э.). Во время средне-минойского периода критяне употребляли иероглифическую письменность, которую сменила около 1700 г. до н.э. линейная («линейная А»); ни та, ни другая не были расшифрованы. Именно в этот период (2000 — 1900 гг. до н.э.) первые греки, минойцы, вошли в континентальную Грецию. Они были авангардом индоевропейских групп, которые последовательными волнами будут расселяться в Элладе, на островах и на побережье Малой Азии. Первая фаза поздне-минойской культуры (1580 — 1450 гг. до н.э.) представляет собой апогей Минойской культуры. Это был период, когда индоарийские захватчики основали на Пелопоннесе город Микены и поддерживали отношения с Критом. Вскоре после этого (прибл. 1450 — 1400 гг. до н.э.) микенцы (или ахейцы) поселились в Кноссе и изобрели письменность, известную под названием «линейная В». Последняя фаза позднеминойской культуры, именуемая микенской эпохой (прибл. 1400 — 1150 гг. до н.э.), закончилась с вторжением дорийцев (прибл. 1150г.)— окончательным разрушением критской цивилизации.
Первые указания на действа, имеющие религиозное назначение, были найдены в пещерах. На Крите, как и повсюду в Средиземноморье, пещеры долго служили по преимуществу жилища-ми, но также, особенно со времени неолита, кладбищами (обычай, который дошел до современности). Однако значительное число пещер было посвящено различным автохтонным божествам. Некоторые обычаи, мифы и легенды, связанные с этими чудесными пещерами, были позже включены в религиозные традиции греков. Так, одна из наиболее известных пещер, находящаяся в Амнисосе, близ Кносса, была посвящена Илифии, доэллинской богине деторождения. Другая, на горе Дикте,42 знаменита тем, что служила убежищем для младенца Зевса; именно здесь появился на свет будущий хозяин Олимпа, и его крики заглушили бряцанием своих щитов куреты. Воинственный та-нец куретов, вероятно, был церемонией инициации, которую проводили братства молодых людей (см. §83). Ибо некоторые пещеры использовались братствами для тайных ритуалов: например, пещера на горе Ида была местом сборищ дактилей, мифологической персонификации братства мастеров-металлургов.
Пещеры, как известно, играли религиозную роль, начиная с эпохи палеолита. Лабиринты переняли и расширили эту роль; вхождение в пещеру или лабиринт было эквивалентно спуску в Аид, иными словами — ритуальной смерти инициатического типа. Мифология знаменитого лабиринта Миноса темна и фрагментарна, но ее самые драматические эпизоды связаны с инициацией. Первичное значение этого мифо-ритуального сценария, было, возможно, забыто задолго до появления первых письменных документов, свидетельствующих о нем. Миф о Тесее, и особенно о его вхождении в лабиринт и победоносной борьбе с Минотавром, привлечет наше внимание позже (§94). Сейчас уместно просто напомнить о ритуальной функции лабиринта в инициатическом, испытании.
Раскопки в Кноссе не выявили следов легендарного создания Дедала. Тем не менее, лабиринт изображен на критских монетах классического периода, упоминаются лабиринты и в связи с другими городами. Что касается этимологии этого слова, то его толковали, как «дом двойного топора» (labrys), иными словами, как обозначение царского дворца в Кноссе. Но ахейским словом для «топора» было pelekys (ср. месопотамское pilakku). Более вероятно, что термин происходит от азиатского labra/laura — «камень», «пещера» — и означает подземный карьер, проложенный руками человека. Так,
Ампелусийская пещера близ Гортины и в наши дни называется «лабиринт».43 Мы хотели бы напомнить, что пещеры издревле играли ритуальную роль. К живучести этой роли мы еще вернемся, ибо она превосходно иллюстрирует преемственность некоторых религиозных идей и инициатических сценариев — от предыстории до современности.
В эпоху неолита увеличивается число женских скульптурных фигурок; для них характерны колоколообразные юбки, открытая грудь и руки, воздетые в молитвенном жесте. Чем бы ни были эти фигурки — вотивы или «идолы», но обозначают они религиозное превосходство женщин и, прежде всего, главенство богинь. Позднейшие свидетельства подтверждают и определяют это главенство. Судя по изображениям процессий, дворцовых празднеств и сцен жертвоприношений, женщины принимали большое участие во всех этих действиях.44 Богини представлены в покрывалах или полуобнаженными, они сжимают ладонями свои груди или воздевают руки в знак благословения.45 Другие изображения представляют их как Хозяек Диких Зверей (potnia theron). На печати из Кносса изображена Хозяйка Гор, указующая своим скипетром на почитателя, который закрыл глаза. 46 На выгравированных изображениях богиня идет вслед за львом, либо держит оленя или барана, либо стоит между двумя животными и т.д. Как мы увидим, Хозяйка Диких Зверей перейдет в греческую мифологию и религию (ср. §92).
Культ богинь отправлялся на вершинах гор, равно как и в дворцовых часовнях или частных домах, и везде богини оказывались в центре религиозного действа. Начало средне-минойской культуры (2100 -1900 гг. до н.э.) дает нам самые ранние свидетельства о святилищах на высоких местах. Сначала это были только скромные ограды, а позже — небольшие здания. В святилищах Петсофы, на горе Юктас толстый слой пепла скрывал терракотовые фигуры людей и животных. Более сложными и загадочными были так называемые аграрные, или вегетационные культы. Несмотря на свое «аграрное» происхождение (они отправлялись главным образом в священных оградах), они входили, по крайней мере, символически, и в дворцовые службы. Судя по резным камням, рисункам и рельефам на вазах, эти культы включали пляски, процессии со священными предметами и принесение очистительных жертв.
Деревья играли центральную роль. Иконографические свидетельства показывают различных персонажей, которые трогают листья, поклоняются богине растительности или исполняют ритуальные танцы. Некоторые сцены подчеркивают экстравагантную, если не сказать экстатическую, природу ритуала: обнаженная женщина страстно бьет ствол дерева; служитель культа вырывает дерево с корнем, а его напарник словно бы плачет над могилой.В таких сценах справедливо видят не только драму ежегодной гибели растительности, но также и религиозный опыт, внушенный открытием мистической солидарности между человеком и растением.
Как полагает Пикар, «до настоящего времени у нас нет свидетельств существования взрослого бога — мужчины».50 Богиню иногда сопровождает вооруженный служитель, но его роль не ясна. Тем не менее, некоторые боги растительности были, несомненно, известны, ибо греческие мифы сообщают о характерной для аграрных религий иерогамии, имевшей место на Крите.
Не вызывает сомнений разве что сам религиозный смысл иконографических материалов и то, что собственно культ строился вокруг «мистерий» жизни, смерти и возрождения, а, следовательно, включал в себя обряды инициации, погребальный плач, оргиастические и экстатические церемонии.
Функцию дворца как церемониального центра надо непременно подчеркнуть. Священные бои быков, в которых животное не убивали, происходили на площадках, окруженных рядами ступеней, на так на-зываемых дворцовых театральных аренах. Рисунки в Кноссе показывают нам «акробатов» — мужчин и женщин — вольтижирующих через быков. При всем скептицизме Нильссона, религиозное значение «акробатов» не вызывает сомнений: перепрыгнуть через бегущего быка — превосходное инициатическое испытание.53 Весьма вероятно, что легенда о спутниках Тесея, семи юношах и семи девушках, принесенных в жертву Минотавру, отражает память о таком посвятительном испытании. К сожалению, мы ничего не знаем о мифологии священного быка и его роли в культе Возможно, что специфический критский культовый объект, известный как «святительные рога», представлял собой стилизацию бычьих рогов. Его вездесущность подтверждает вес его религиозной функции: рога должны были освящать помещаемые между ними предметы.
Религиозный смысл и символика некоторых культовых объектов все еще обсуждаются. Двойной топор определенно использовался при жертвоприношениях. Его находят на значительном отдалении от Крита. В Малой Азии, как символ удара молнии, он был эмблемой бога-громовержца. Но еще к эпохе палеолита относится сделанная в ТелльАрпачья (Ирак) находка двойного топора рядом с нагой богиней. На Крите также двойной топор можно видеть в руках женщин — жриц или богинь — или на их головах. Два его заточенных лезвия наводят Эванса на мысль, что это эмблема, символизирующая союз взаимодополняющих мужского и женского принципов.
Культ мертвых играл значительную роль. Их тела спускали в глубокие камеры склепов. Как и повсюду в Малой Азии и Средиземноморье, мертвым оставляли под землей возлияния. Живущие могли спускаться в некоторые камеры, где были установлены скамьи для отправления культа.
Не вызывает сомнения, что религиозные традиции греков изменились в результате смешения с местными, критскими — как и повсюду в Эгейском регионе. Нильссон отметил, что из четырех религиозных центров классической Греции: Дельф, Делоса, Элевсина и Олимпии, — первые три были унаследованы от микенцев. Живучесть некоторых микенских религиозных структур была широко подтверждена. Так, минойскомикенская часовня перешла в греческое святилище, и очевидна преемственность между критским и микенским дворцовым культом домашнего очага. Минойцам был известен образ бабочки-психеи. Начала культа Деметры засвидетельствованы на Крите, а старейшее святилище в Элевсине датируется микенской эпохой. «Некоторые архитектурные и другие особенности мистериальных храмов классических времен, как представляется, ведут свое происхождение, в большей или меньшей степени, от инсталляций доэллинского Крита».
Как и в доарийской Индии, это прежде всего культ богинь и обычаи и верования, связанные с плодородием, смертью и посмертной жизнью души. В некоторых случаях прослеживается преемственность верований от доисторических времен до современности. Приведем лишь один пример — Скотейнская пещера, «одна из самых грандиозных и живописных на всем Крите». Ее глубина — 60 м, у нее четыре уровня; в конце второго уровня помещены два «культовых идола, один — на каменном алтаре, другой — рядом»: женщина и «бюст безбородого мужчины с сардонической усмешкой». Перед этими двумя статуями — «осколки сосудов более чем метровой величины; такие же разбросаны на третьем подземном уровне... Их хронология идет без разрыва с начала II тысячелетия до н.э. до конца Римского периода». 61 Святость пещеры сохраняется до наших дней.