Оценка античного искусства в трудах христианских апологетов.

Многие ранние христианские апологеты выступали против античного искусства. Например, Тертуллиан считал, что всякое искусство несет в себе опасность идолопоклонства, а Татиан прямо призывал к «Уничтожению памятников нечестия» - то есть изображения античных богов. Поэтому апологеты негативно относились к возможности существования образа в христианстве, пытаясь оградить Церковь от угрозы идолопоклонства, которое могло проникнуть в нее через художественное творчество. По причине трансцендентности Бога Климент Александрийский утверждал, что «Законодатель хотел возвысить наши умы в области созерцательные, а не останавливать их на материи. Неверно, что величие Божие потеряет в своем блеске, если Божество не будет представлено обыденным искусством, напротив, поклоняться существу бестелесному, доступному лишь духовному зрению, изображая его в чувственной форме, значит только унижать его». В то же время, для того же Климента существует два различных рода изображений: одни допустимы для верующих (христианские символы), другие ложны и неприемлемы (натуралистические изображения).

Тертуллиан говорит: «Руки, которые создавали изображения идолов, эти же руки ныне раздают Тело Господне». Очевидно, он имеет ввиду художников, которые стали священниками – раз они раздают Тело Господне. Значит, в церковном обществе сословие художников пользовалось авторитетом – что крайне интересно само по себе, как исторический факт. И , конечно, становясь христианами, художники уже не творили идолов, но мифологические сюжеты им казались приемлемыми. Почему? По той простой причине, что они видели в них прообразы Христа. В своей родной языческой мифологии они тоже отыскивали эти прообразы. Отцы Церкви считали, что некоторые греческие философы были учениками Моисея и пророков. Об этом говорил Филон Александрийский, потом Климент Александрийский это повторяет, и так думали не они одни. И в мифологии отыскивались параллели христианскому учению. Понятно, что если Геракл выводит душу из ада, то в данном случае он является прообразом Христа. Геракл поражает Вернейскую гидру – точно так же Христос поразил древного змия, диавола.

В выработке своего образного языка Церковь принимала формы античного мира, т.е. языческие способы выражения, но при этом наполняла их новым содержанием, «воцерковляла » их. Уже тогда в религиозном искусстве существовали различные художественные тенденции, например, изысканные эллинистические, связанные с античным художественным наследием, и сиро-палестинские, которые были носителями исторического реализма, иногда натуралистического и грубоватого.

№13

Тертуллиан об искусстве в раннехристианской Церкви

1. Со свойственным ему полемическим жаром он обрушивается на художников, исповедующих, как выясняется, веру во Христа и вместе с тем сохраняющих вер­ность своему творчеству. Текст позволяет, как нам представляется, интерпретиро­вать деятельность художников, с которы­ми спорит автор, в основном, как творче­ство уже внутри Церкви и для Церкви, а не как собственно языческое, хотя Тер-туллиан громит их именно за "протаски­вание" язычества в Церковь.

2. Тертулли­ан вполне понимает символическую сущ­ность религиозного искусства, и, говоря об этом в необходимых случаях, он рас­суждает, как истинный эллин по культуре. Разъясняя сотворение человека Богом из земли, он задолго до св. Василия Вели­кого уподобляет Бога художнику, хотя не высказывает этого прямо, а использует пример языческого искусства

1. Направляя громы и молнии против любых изображений, Тертуллиан остает­ся знатоком и ценителем искусства даже в его уничижительно-ироническом обли­чении, причем, как будто, отдает предпо­чтение своим современникам (быть мо­жет, это связано с новыми техническими приемами, появившимися в это время).

2. Отрицание изобразительного творче­ства, как якобы запрещенного Св. Писа­нием, стало одним из основных постула­тов Тертуллиана-христианина, и он неод­нократно подтверждает его, как нечто са­мо собой разумеющееся.

3. Тертуллиан занимает позицию, враж­дебную не только искусству в Церкви и для Церкви, но враждебную искусству в целом, как таковому. Со свойственным ему крайним ригоризмом и беспощадно­стью Тертуллиан требует категорическо­го запрещения для христиан всякого изо­бразительного искусства, кроме чисто ор­наментального. Для Тертуллиана искусство в целом имеет сатанинскую природу.

4. Но не только сама по себе привлекает Тертуллиана задача тщательно подгото­вить и обосновать позицию столь полного отрицания изобразительного творчества. Речь идет о художниках, принявших хри­стианство и посещающих церковь, хотя, по мнению Тертуллиана, их "и допускать-то в Божий дом не следует" (Идол. 5).

Первая группа (Идол. 5): художники, выдвигающие "обычное", то есть часто по­вторяемое объяснение: "не на что иначе будет жить". " Тертуллиан отвечает отповедью: "Выходит, ты все-таки живешь! Что тебе до Бога, если ты живешь по собственным законам?!"

Вторая группа художников — те, кото­рые уже являются несомненными христи­анами и ищут обоснование своего искусст­ва в посланиях св. ап. Павла: "...некоторые осмеливаются ссылаться на Писание, где апостолом сказано: "В каком состоянии был, в том пусть и остается" (1 Кор. 7, 20). Второе высказывание в аргументации ху­дожников: "... и про Него (то есть Иисуса Христа, — авт.) говорят, что Он предписал, чтобы, по Его примеру, "всякий да живет трудами рук своих" (1 Фесе. 4, 11). Возра­жение Тертуллиана: "Если это предписа­ние распространять на какие угодно руки, так и те воры, которые промышляют по баням, живут от своих рук, и разбойники руками делают то, что дает им средства к жизни. Также и подделыватели завещаний не ногами, а именно руками составляют поддельные бумаги, а актеры — те вообще не только руками, но всеми членами зара­батывают хлеб свой" (5).Тертуллиан уравнивает художников, ищущих поддержки в Св. Писании, с преступниками, явными нарушителями законности.

Третья группа (Идол. 5) — художни­ки, которые также используют в обосно­вание своего творчества Священное Пи­сание, однако вникают более глубоко и находят непосредственное свидетельство в пользу изображений: "... Некоторые воз­ражают и против запрещения создавать изображения, ссылаясь на то, что Моисей в пустыне сотворил из бронзы изображе­ние змеи" (Числ. 21, 9; Ин. 2,14). Очевид­но, эти "некоторые" уже начитаны в Пи­сании и обнаруживают, что запреты на изображения имеют не абсолютный ха­рактер. Тертуллиану гораздо труднее отвечать на него. "Но ведь это совсем дру­гое дело", — начинает свой ответ Тертул­лиан, и поясняет: "Изображения, которые воздвигаются для истолкования чего-либо скрытого...". Иначе говоря, он имеет в виду изображение как символ и, таким обра­зом, допускает его возможность. "В про­тивном случае, — продолжает он, — мы будем вынуждены заодно с маркионита-ми ... обвинить Всевышнего в непоследо­вательности". "Кому не очевидно, — объ­ясняет этот символ (или, скорее, аллего­рию) Тертуллиан, — что эта статуя подве­шенной в воздухе бронзовой змеи долж­на была символизировать обличье Гос­поднего Креста..."

Итак, становится ясным, что в данном случае Тертуллиан полемизирует с ху­дожниками, стремящимися внести ис­кусство в Церковь, создавать христиан­ские образы. Позиция его слаба: он вы­нужден допустить исключение, а это раз­рушает всю его концепцию, потому что природа Церкви иная, чем природа вет­хозаветного Израиля. Церковь и должна была считать, что возможность изобра­жений допускается именно по воле Бо-жией; но соборное суждение Церкви об этом было совсем иным, чем у Тертуллиа-на. Ошибка Тертуллиана и в том, что он требует личного откровения для каждого художника: Церковь же, конечно, не счи­тает это необходимым. Здесь проявилось то воззрение, которое привело Тертулли­ана к монтанизму

№14