Вопрос № 1. Происхождение науки о церковном искусстве. Церковная археология в середине второй половины XIX века. Ф.И. Буслаев, Н.В. Покровский, Н.П. Кондаков

Одно дело – догматическое или литургическое значение иконы, другое дело – существует ли такая наука (в смысле объективной системы знаний, доказательной системы). Если богословие является наукой, то и иконоведение является наукой. Иконоведение является специфическим богословием и достаточно сложным.

Иконоведение имеет свою научную историю. Возникло иконоведение сначала не как богословие (имеется в виду не древний период, не творения святых отцов). Изучение иконы началось только в XIXвеке в системе археологии. Возникла археология, наука о древностях, и в разряд древностей попала, естественно, наука об иконе.

Первоначально интерес был преимущественно исторический, а также патриотический. В XIXвеке мы стали осознавать, что реформы Петра, хотя и хороши, но у нас есть своя собственная история. Реформы Петра имеют двойственный характер. Они были, конечно, необходимы. Но с этих реформ началось драматическое раздвоение российского сознания, которое привело нас к сегодняшнему дню.

В российской истории все очень сложно. Западная Европа давно занималась историей, а у нас по существу только в XIXвеке появляется история как объективное систематическое знание. Критический подход к историческому факту, логическое выстраивание фактов, которого требует всякая наука, все это было воспитано западной наукой, а допетровская русская культура этого не знала. Историческое знание, как таковое, у нас начинает развиваться только вXIXвеке, потому чтоXVIIIвек еще не создал ни одного крупного исторического труда (Татищев – еще летописец по существу).XVIIIвек – это усвоение западных уроков, а вXIXвеке стали уже смотреть в собственное прошлое

Когда история предстала как систематическое знание о прошлом, туда попала и икона, церковное искусство как таковое. Одним из ярких представителей первых церковных археологов, который систематически занялся церковным искусством, был академик Федор Солнцев. Он прожил очень долгую жизнь, почти 90 лет, расцвет его деятельности – середина столетия. Он был по преимуществу церковным художником, живописцем, реставратором. У него были зачатки систематического интереса, который позволил ему открыть древние росписи Софии Киевской.

Это было время, когда наши иерархи, даже лучшие, мало понимали значение этих древностей. Солнцев в своих воспоминаниях пишет, что когда он обнаружил эти древние росписи, то понял их огромное историческое значение (но не художественное – о.Александр) и обратился к государю Николаю Павловичу с просьбой выделить деньги на реставрацию. Но он встретился с сопротивлением митрополита Филарета Киевского, просвещенного и духовного человека. Митрополит стал возражать, что раскрытие этих росписей будет содействовать старообрядчеству. Солнцев пишет, что ему удалось убедить государя, что старообрядчество здесь не при чем, что это наше культурное наследие. На самом деле сам Солнцев ничего еще тогда не понимал в специфике, в художественном строе, в особенностях этого искусства. Он был светлой личностью, необыкновенным тружеником. Но он вырос на западных образцах, очень много поработал в разных монастырях и, к сожалению, погубил огромное количество древних росписей (например, во Владимире).

Многие стремились пробудить в обществе интерес к церковному искусству. Все были глубоко религиозны. Назовем другого ученого Федора Буслаева(сер.XIXвека). По его инициативе в 1869 году в наших духовных академиях были открыты кафедры церковной археологии. Интерес к древностям тогда был чисто археологический. Он немало лет провел в Италии. В воспоминаниях Буслаева очень интересны замечания о католической культуре. Видно, что в это время ученые пытаются понять разницу между католичеством и православием в плане культуры. И для них эта разница в пользу католичества, хотя они были глубоко православными людьми. Буслаев пишет, что католичество - это религия художественная, но не духовна. Что касается русской иконы, то, по его мнению, это культура не художественная, а аскетическая и духовная, что, по его мнению, гораздо выше. Ему кажется, что только вXVIIвеке луч красоты с запада проник в келью православного иконописца. А до этого понятия прекрасного не было, поскольку господствовал аскетизм. По Буслаеву получается, что художественное и аскетичное противоположно.

Революционные большевистские ученые подхватили именно это, в “церковщине” все мрачно, аскетично, а светское все – радостное и художественное.

Это некоторая общая платформа XIXвека, общая позиция, которую разделяли и правые, и левые, и христиане, и нигилисты, и революционеры, и монархисты,- всем казалось, что художественное и аскетическое имеют разную природу. Несколько позже были отдельные голоса наиболее глубоких мыслителей, но их было мало. Аскетичное, т.е. духовное, не мрачно и не враждебно красоте в высшем понимании.

Это неправильное, по сути, понимание христианства сложилось в XIXвеке. При этом для Буслаева православная культура все же выше, чем католическая, потому что она духовнее.В России не критически была воспринята западно-европейкая культура, когда Петр “прорубил окно в Европу” (а это было делать необходимо, исторически мы оказались перед такой драматической ситуацией) и культурные идеалы к нам перекочевали через это окно и дали здесь глубокие корни. Наше высшее общество стремилось быть обществом европейским во всех отношениях. Наши дворяне не могли говорить по-русски. Демидовы построили замечательный православный храм во Флоренции, но с другой стороны, как пишет Солнцев, он давал Демидову уроки русского языка, который тот забыл. Все время наблюдается такая противоречивость. Заимствуя художественные идеалы с запада, т.е. идеалы искусства итальянского Возрождения, в центре которых стоял Рафаэль (идеал европейской культуры XIX века и русской культуры высших классов), однако наше общество искренне оставалось православным и даже не замечало этого противоречия.

Что же касается традиционной иконы, она осталась только достоянием низов общества. Иконописцы получили прозвище “суздальских богомазов”. В XIXвеке наша наука начала развиваться необычайно быстро и сразу обнаружилось, что это церковное искусство несет в себе очень значительную символику. Заслугой другого крупного ученого, известного археологаграфа Уваровастало то, что он первый в России начал изучать символику церковного искусства, хотя в художественном отношении он мало что понимал. Настоящей археологии тогда не было, он был тоже дилетант. Он раскапывал много могильников, но всегда по благословению правящего архиерея с участием духовенства, которые служили панихиды до и после раскопок. Раскапывание могил – смертный грех по канонам, сурово наказывалось по церковным правилам. Здесь же археология соединилась с богослужением. Он пытался даже составить словарь символов. Некоторые его труды остались неизданными и их предполагают издать сейчас. Это тоже серединаXIXвека.

Среди ученых XIXвека нужно назвать такое светило какНиколай Васильевич Покровский, профессор археологии С-П Духовной академии. Он делает шаг вперед. Труды его чрезвычайно велики, выдающимся является его “Евангелие в памятниках иконографии”, изданное в 1892 году. Этот труд не устарел до нашего времени. Поражаешься эрудиции этих людей, глубине и обширности их знаний. Они являются классиками нашей российской науки. Покровский много занимался раннехристианским искусством, искусством эпохи катакомб, ранневизантийским периодом. Он изучает иконографию, т.е. является систематиком, формируется иконографический метод в изучении церковного искусства.

В западной Европе в это время византийское искусство становится объектом пристального внимания, создается большая наука. Мы можем назвать французских, немецких и английских ученых, которые делают много открытий, они идут впереди наших отечественных ученых. Так еще в 40-х гг. XIXвека французский ученый Дидро открыл знаменитую “Гермению Дионисия”, ценный документ (учебник церковного искусства)XVIвека, касающийся как иконографии, так и метода церковного искусства.

Сам иконографический метод, как и церковно-археологический, пришел к нам из-за рубежа. Мы оказались хорошими учениками. Ученые, занимавшиеся иконографией и символикой церковного искусства, не видели настоящей иконы, потому что икону нужно было открыть как церковное произведение, сняв с нее потемневшую олифу. Расхожий штамп “темные лики икон” восходит к XIXвеку. Одновременно возникает реставрация икон, и икона в началеXXвека внезапно предстает в необычайной красоте своих красок. Старые ученые, например Покровский, эту яркость красок не воспринимали.

Вопрос 11. Прещения Божии на изображения в Библии и причины этих прещений.

Использованная литература: И.К.Языкова «Богословие иконы» Общедоступный Православный Университет МОСКВА 1995 (Икона с точки зрения христианского мировоззрения и библейской антропологии). Игумен Иларион (Алфеев) «Таинство веры» «Введение в православное догматическое богословие», Фонд "Христианская жизнь", Клин, 2000. (глава 7. Иконы и Крест)

Несмотря на существование икон в Церкви с глубокой древности, в разные эпохи возникали течения против иконопочитания. Главным обвинением иконоборцев против иконопочитателей во все времена было обвинение в идолопоклонстве, а основным аргументом - ветхозаветный запрет на изображение Бога. Первая заповедь Моисеева десятословия гласит: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог Ревнитель" (Исх. 20:4-5). Непостижимость Бога стала основой для заповеди, запрещающей изображать Бога. Очевидно, что эта заповедь направлена против идолов и кумиров, существовавших у языческих народов, которые поклонялись им. Автор Второзакония разъясняет, о каких кумирах идет речь: "Дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину, изображения какого-либо скота, который на земле, изображения какой-либо птицы, которая летает под небесами, изображения какого-либо гада... какой-либо рыбы... и дабы ты, взглянув на небо и увидев солнце, луну и звезды и все воинство небесное, не прельстился и не поклонился им" (Втор. 4:16-19). Трансцендентность Бога, открывшегося человеку в Ветхом Завете, превосходит человеческие возможности, поэтому Библия говорит: "человек не может увидеть Бога и остаться в живых" (Исх. 33.20). Даже Моисей, величайший из пророков, общавшийся с Сущим непосредственно, не раз слышавший Его голос, когда попросил показать ему Лицо Бога, получил следующий ответ: "ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видно" (Исх. 33.23). Автор подчеркивает, что истинный Бог невидим и неизобразим, и, когда Моисей беседовал с Богом на Синае, люди не видели Бога, а только слышали Его голос: "Вы приблизились и стали под горою, а гора горела огнем до самых небес, и была тьма, и облако, и мрак. И говорил Господь к вам из среды огня; голос слов Его вы слышали, но образа не видели, а только голос... Вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь... из среды огня" (Втор. 4:11-15). Любое изображение невидимого Бога было бы плодом человеческой фантазии и ложью против Бога; поклонение такому изображению было бы поклонением твари вместо Творца. Это, однако, не означает, что в ветхозаветном культе не было вообще никаких изображений: Бог повелевает Моисею устроить скинию и в ней сделать золотых херувимов (Исх. 25:18-20).

     Евангелист Иоанн также свидетельствует: "Бога не видел никто никогда" (Ин. 1.18а), но далее добавляет: "Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил" (Ин. 1.186). Здесь - центр новозаветного откровения: через Иисуса Христа мы имеем прямой доступ к Богу, мы можем видеть Его лицо. "Слово стало плотью и обитало с нами, полное благодати и истины, и мы видели славу Его" (Ин. 1.14). Иисус Христос, Единородный Сын Божий, воплощенное Слово есть единственный и истинный Образ Невидимого Бога. В определенном смысле Он есть первая и единственная икона.