3. Мериме-новеллист. Особенности жанра и принципы реалистического психологизма.

Роман "1572. Хроника времен Карла IX" завершает первый период творчества Мериме. Его связь с исторической ситу­ацией в стране очевидна. В последующий период — 30-40-е гг. писатель достигает творческих высот в жанре новеллы, которому особый блеск придал в эпоху романтизма Ф. Р. Шатобриан (1768—1848). Своеобразие этого этапа творчества писа­теля Ю. Б. Виппер, автор главы о Мериме в "Истории зарубеж­ной литературы XIX века" (ч. 2, кн. 1), видит в ярко выражен­ной антибуржуазной направленности, в многообразии форм выражения критического пафоса.

Для уяснения жанровой специфики новелл Мериме и осо­бенностей психологического анализа в его новеллистике условно можно выделить два типа произведений: "экзотические" новеллы и новеллы социально-психологические. В ряду первых — "Таманго" (1829), "Mameo Фалъконе" (1829), "Кармен" (1845), в ряду вторых — "Этрусская ваза" (1830), "Двойная ошибка" (1833), "Арсена Гийо" (1844), "Венера Иллъская" (1837). Условность та­кого деления очевидна, если вспомнить о новелле "Коломбо" (1844), где органически соединены так называемое экзотичес­кое начало и социально-аналитическая традиция.

Гёте связывал новеллу с "необычайным происшествием", а Шлегель сближал но­веллу с анекдотом, с описанием происшествия, "которое инте­ресно само по себе". Для Г. Н. Поспелова новелла (novell — "новость") — это тип романтического рассказа, форма, в значительной мере подготовившая роман.

Новелла Мериме состоялась в своеобразной эстетической си­туации, когда развитие реализма в литературном процессе про­исходило в сложном и противоречивом взаимодействии с ро­мантизмом. Это то, что Л. Я. Гинзбург, характеризуя "Красное и черное" Стендаля, назвала "стыком литературных процессов, коренящихся в прошлом и уходящих в будущее" [6, 297]. Новелла— сквозной жанр для творческого развития писателя: от "эк­зотических" новелл первого периода до новелл конца 60-х го­дов – "Докис" (1868), "Джулиан" (1868).

Таким образом, новелла Мериме прошла три этапа развития, общей тенденцией которого является постоянное углубление психологического плана в повествовании, постепенное снижение зна­ния экзотической темы и роли местного колорита, расширение современной тематики, требовавшей новых форм художественного воплощения и прежде всего перемещения цент­ра изображения к внутреннему миру человека. Однако "экзотиче­ские" новеллы впрямую связаны с общей направленностью но­велл второго ряда: и Корсика, и Андалусия, и Африка не защи­щены от проникновения буржуазных отношений, чувств, мора­ли, этики, которые стали вездесущими и для людей корсиканс­ких маки, и за Пиренеями, и для далеких африканских племен.

"Экзотические" новеллы обнаруживают приверженность пи­сателя романтической эстетике: действие происходит, как прави­ло, на периферии Европы или за пределами европейской дей­ствительности, в новеллах значителен "местный колорит", сю­жет строится как воспроизведение драматически нарастающего конфликтного действия — отсюда лаконичность этих новел. Они трагичны по своей проблематике, изображенному конфликту, способу его разрешения. Трагическое содержание новелл в значи­тельной мере предопределено характерами людей — цельных, инициативных, твердых в своих нравственных установках. Матео уводит в маки и убивает своего единственного сына Фортуна-то, предавшего честь семьи, дома, рода; Кармен гибнет от ножа отвергнутого возлюбленного Хосе Наварро; свободолюбивый, гор­дый негритянский вождь Таманго теряет свободу, родину, люби­мую жену и гибнет в неволе. Нравственная цельность и бескомп­ромиссность героев делают их романтическими характерами.

Романтической эстетике обязан и ярко выраженный в новел­лах "местный колорит". Авторское повествование глубоко, вы­разительно, пафосно, оно пронизано духом антитезы обыден­ному, буржуазному, прозаическому. Вспомним описание корси­канских маки: 1) "Маки — это прибежище корсиканских пасту­хов и всех, кто не в ладах с законом"; 2) "Различные кусты и деревья растут здесь, сцепившись и перепутавшись как Бог по­шлет. Человек может проложить себе дорогу лишь с топором в руках, а иные маки так разрастаются, что сквозь чащу не пробраться даже муфлону" [1, II, 5]; 3) "Если вы убили человека, бегите в маки Порто-Веккьо: захватив с собой хорошее ружье с порохом и пулями, вы проживете там спокойно... У пастухов вы достанете молоко, сыр и каштанов, и вам не придется опасаться ни правосудия, ни родственников убитого" [1, II, 5—6].

В поэтике всех новелл Мериме обращает на себя внимание активная роль автора, рассказчика; эта роль значительна там, где его "я" скрывается за повествованием от третьего лица. В последующих новеллах появляется линия второго рассказчика, который является либо свидетелем случившегося, либо лицом, к которому обращены рассказ, исповедь, воспоминания.

Характеры Кармен и Хосе Наварро вполне прояснены исто­рией их драматической любви и трагического противостояния. Но эта новелла, хотя и сохраняет "экзотический" аспект, несет на себе печать поэтики более поздних произведений. Автор-по­вествователь своим рассказом об Испании, цыганах, нравах Ан­далусии, описанием географических особенностей места действия, этнографических деталей расширяет обстоятельственную характеристику основной новеллистической истории. Ее дина­мический и драматический сюжет в известной мере искусственно тормозится историей встречи автора и рассказчика, участни­ка главного новеллистического сюжета. Перед нами как бы предварительная "наработка" на характеры главных действующих лиц: мы увидели Хосе глазами автора ("молодой малый среднего ро­ста, но по виду сильный, с мрачным и гордым взглядом" [1, II, 467]), заметившего испуг проводника. Эта встреча — предвестие рассказа о поразительном, необыч­ном: "Дурная встреча! — подумал я". Эта встреча — уже новел­ла: тут и предательство проводника Антонио, решившего зара­ботать двести дукатов на выдаче властям Наварро, и "противо­законное" поведение путешественника, содействовавшего бегству Наварро. Таково содержание первой главы.

Вторая глава — новая история: это встреча автора с Кармен. Смысл главы тот же — введение в драму, представленную через исповедь Хосе. Со времен Шатобриана рамочно обрамленная исповедь становится традицией во французской новелле. Тре­тья глава — кульминация всего повествования: это история любви К-армен и Хосе, ее измены и гибели. В четвертой главе автор вновь возвращается к педантичному рассказу о цыганах, их языке, истории. Пространность "исследовательской" части новеллы не случайна: история Кармен и Хосе погружена в реалистическое описание страны, истории народа, его нравов, что отражает стремление Мериме к "многофакторной" детерминации характеров героев, показу их человеческого бытия. Романтическая история получает глубоко реалистическое обоснование. Стык реалистической и романтической поэтики очевиден в портрете героев. Автор не однажды обращается к портрету Кармен: Кармен среди купальщиц, Кармен во время беседы с автором, Кармен в разговоре с Хосе, наконец, Кармен _в восприятии Хосе. Три обязательных вещи романтического стереотипа ("Так, три вещи у нее должны быть черные: глаза, веки и брови; три — тонкие: пальцы, губы, волосы и т. д." — 1, I, 479) преломляются в портрете Мериме в одну звучащую лейтмо­тивом портретную реалистическую деталь — глаза, выражение которых подчеркивает сложность и противоречивость натуры ге­роини ("у нее огромные глаза" — 1, II, 477; "... у ее глаз было какое-то чувственное и в то же время жестокое выражение" - I, II, 479; "Ее глаза наливались кровью и становились страшны, лицо перекашивалось, она топала ногой" — 1, II, 430).

В восприятии Хосе Кармен начисто лишена романтичес­кого ореола (Хосе идет от жизни, автор — от "исследований" и стереотипных представлений о цыганах): "На ней была очень короткая красная юбка, позволявшая видеть белые шелковые чулки, довольно дырявые, и хорошенькие туфельки красного сафьяна... В зубах у нее тоже был цветок акации, и она шла, поводя бедрами, как молодая кобылица кордовского завода ... она каждому отвечала, строя глазки и подбочась, бесстыдно, как только может быть цыганка" – 1, II, 485).

Нет портрета той Кармен, которую Хосе любил. Мы узнаем, что Кармен жестока, лжива, корыстна, что она ворует и интри­гует. Автор показывает разрушительное действие буржуазной цивилизации на людей самобытной и древней культуры, в душе которых сохранились чувство гордой независимости и способ­ность к самоотверженной страсти. Как справедливо пишет Л. Г. Андреев, автор главы о Мериме в "Истории французской лите­ратуры", "благодаря новеллистическому творчеству Мериме реализм формируется и в этом традиционном для Франции виде литературного творчества" [2, 341]. Вместе с тем он полагает, что "окончательный переход от романтизма к реализму в новеллистике Мериме все же не осуществился" [2, 343].

Второе утверждение Л. Г. Андреева не отражает сложных закономерностей как развития индивидуальной эстетической си­стемы Мериме, так и формирования реализма в литературном процессе. "Стык" романтизма и реализма, свойственный также поздним новеллам ("Локис", к примеру), свидетельствует о неприемлемости формулы "от романтизма к реализму": становление и утверждение реализма у таких писателей, как Стендаль, Мериме, шло через романтизм.

В "Кармен" внимательный читатель обнаруживает наличие романтической поэтики, связанной с исключительностью изоб­ражаемых героев, и тонкое ироническое осознание ограничености неизбежного в их обрисовке романтического стереотипизма. Самоирония, конечно, — средство из арсенала романтической поэтики, но одновременно и реальное осознание ее возможностей.

В общей характеристике творчества Мериме советские лите­ратуроведы использовали иногда понятие "гений безвременья", являющееся названием статьи А. В. Луначарского. В этом поня­тии отражены и стремительное восхождение звезды Мериме на небосклоне французской литературы первой трети XIX века, и его вклад в развитие поэтической системы реализма классичес­кого периода, и его роль в формировании национальных тради­ций в жанрах новеллы и исторического романа, и его открытия в области психологического реалистического анализа.

Мери­ме — страстный пропагандист русской литературы (критик, ини­циатор публикаций, переводчик) — творчества Пушкина, Гого­ля, Тургенева. Русская история становится в 50—60-е годы пред­метом его исследований, особенно русская история на крутых ее поворотах ("Лжедмитрий — эпизод из русской истории", 1853; Казаки Украины и их последние атаманы", 1855; "Восстание Разина", 1861; "Казаки былых времен", 1863; в поле его зрения находилась и личность Петра I). Видимо, после 1848 года в со­знании художника произошли перемены, которые свидетельство­вали не только о его социальной настороженности и историчес­ком скепсисе, но и о неослабевающем интересе к эпохам смут­ного и бурного развития общества.