16. «Диаметр сознания»

А.С. Макаренко писал: «Самое важное, что мы привыкли ценить в человеке, - это сила и красота. И то и другое опре­деляется в человеке исключительно по типу его отношения к перспективе, человек, определяющий свое поведение самой близкой перспективой, сегодняшним обедом, именно сегодняш­ним, есть человек самый слабый» (166, стр.567). Эту мысль А.С. Макаренко уместно сопоставить со словами А.С. Пуш­кина: «Дикость, подлость и невежество не уважают прошедше­го, пресмыкаясь перед одним настоящим» (221, т.11, стр.162). «Жрецов минутного» он считал «достойными слез и смеха».

В диагностике потребностей, если можно так выразиться, существенным и относительно простым показателем является расстояние до целей - дальнозоркость или близорукость целе­направленности человека. То и другое реализуется в отличиях средств от целей, а отличие это проявляется, начиная с моби­лизованности, во всем поведении - в том, что можно назвать старым русским словом «повадки», которое часто употреблял Н.С. Лесков. Разумеется, дальнозоркость и близорукость бы­вают весьма различны по содержанию, и содержание их наи­более важно. Но в принципе дальнозоркость есть проявление силы, а близорукость - проявление слабости; идеальное всегда более или менее дальнозорко, биологическое - более или ме­нее близоруко. Поэтому содержание далеких целей человека в большей степени характеризует его как личность, обладающую ей одной присущими чертами.

Кроме того, далекие цели - продукт роста человека, его развития, достигнутого им уровня зрелости и вооруженности.

Новорожденный ребенок только в непосредственных кон­тактных ощущениях воспринимает ход удовлетворения своих недифференцированных потребностей. Благодаря дистанцион­ным рецепторам - зрению и слуху - и вместе с их развитием, опытом их использования, потребности опредмечиваются и дифференцируются. Так среда, окружающая ребенка, и органы чувств, дающие возможность воспринимать ее, формируют человеческие потребности.

Профессор Г. Айзенк говорит: «Известно, что генетика оп­ределяет возможности индивидуума, а среда - насколько эти возможности будут реализованы» (3, стр. 13). П.В. Симонов уточняет ту же мысль: «Конкретная общественная среда не столько формирует личность в смысле механического привне­сения в нее каких-то определенных черт, сколько отбирает те свойства личности, которые представляют наибольшую цен­ность именно для данной общественной группы» (238, стр.37).

Если же ребенок лишен дистанционных контактов со сре­дой, то и развитие его потребностей невозможно. Таков вы­вод А.И. Мещерякова: «Все авторы, наблюдавшие слепоглухо-немых до обучения, видели, что эти дети без специального вмешательства психически не развиваются. Более того, в лите­ратуре был отмечен ряд случаев, когда дети, получившие нормальное развитие, имеющие словесную речь и нормальное поведение, с потерей слуха и зрения претерпевали обратное развитие и вновь превращались в существа, ведущие полурас­тительны й-полуживотный образ жизни» (188, стр.26). Чрезвы­чайная роль дистанционных восприятий в этих выводах оче­видна.

Тот же автор указывает и на роль предмета в постепен­ном расчленении целей и средств: «Очеловечивающее влияние предметов как продуктов общественного труда, окружающих ребенка, и роль обучения правильному с ними обращению до сих пор недооценивается как в педагогической практике, так и в психологической теории. А ведь именно предметное пове­дение, если можно так выразиться, т.е. обращение с предме­тами согласно их логике, и составляет сущность человеческого поведения» (188, стр.73). Можно бы продолжить: человеческое поведение развивается и совершенствуется в усложнении пред­метов и в их удалении.

В направлении дальнозоркости развиваются в нормальных условиях и социальные потребности, а потом - и идеальные. Так происходит естественный - стихийный - процесс форми­рования потребностей человека в онтогенезе: от ближайших контактных - ощущаемых и недифференцированных биологи­ческих - до социальных и идеальных, конкретизируемых в целях более или менее далеких. Причем удаление целей дикту­ется природой самих потребностей и происходит всегда вместе с опытом и накоплением вооружения, но степень удаления бывает самая разная, и можно предполагать, что цели каждо­го человека удалены более или менее в зависимости и от его врожденных, генетических задатков и от воспитания - среды, в которой происходило и происходит развитие этих задатков. Влияние среды на трансформации потребностей, их воспита­ние, происходит, очевидно, путем информации, посредством норм и при участии эмоций и воли. «Ребенок родится «двуправо-полушарным», - пишет В. Деглин, - лишь с возрастом у здо­рового ребенка устанавливается разделение «сфер влияния» между полушариями» (88, стр.114). Поэтому ребенок не экономит силы, не отличает средства от цели, не строит планов, и все в его поведении подчинено биологическим потребностям.

Впервые социальные потребности проявляются как зачатки самолюбия, гордости, стыда; им отвечают и средства самые про­стые - непосредственно связанные с целью, практически сливаю­щиеся с нею; таковы же и первоначальные планы - они пре­дельно просты и коротки. Постепенно планы увеличиваются, средства обособляются и цели отдаляются; перспектива целей усложняется, и круг социальных потребностей расширяется.

Академик А.А. Ухтомский заметил: «Солдаты никогда не думают о будущем», - по словам Ларрея. Это и губит солдат, как это было в горящей Москве 1812 г. Но это делает из них образцовых исполнителей приказов, заданий в руках руково­дящего штаба. То, что делало в этих солдатах чудеса под Аустерлицем и Бородино, губило их в Москве. Солдаты - это короткие рефлексы, превосходно выработанные для своих маленьких заданий» (286, стр.260).

Если солдатам не положено думать о будущем, то только потому, что о будущем думает командир, и тем о более дале­ком будущем, чем выше его командная должность. Но это относится не только к военной специальности и служебной субординации. О более или менее далеком будущем люди думают в зависимости от размеров своих социальных притя­заний - от «социального кругозора» или «диаметра сознания», если еще раз воспользоваться выражением Ю.Н. Тынянова.

Узость социального кругозора при самой ревностной за­щите занимаемого места в обществе, близость целей, продик­тованных социальными потребностями, малый «диаметр со­знания» говорят всегда, я полагаю, о значительной силе по­требностей биологических и об относительной слабости иде­альных потребностей.

По мере расширения социального кругозора, с ростом дальнозоркости и интереса к далекому окружению за счет ближайшего, по мере все более определенного перехода соци­альных потребностей от уровня оборонительного к уровню наступательному (от «нужды» к «росту»), а в связи с этим -по мере удаления целей, усложнения перспективы и увеличе­ния предусматриваемой программы во времени - в единстве со всеми этими процессами - изменяются и силы давления на социальные потребности: уменьшается давление потребностей биологических и увеличивается давление идеальных потребнос­тей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Причем, разумеется, разнообразных вариаций здесь можно увидеть, а тем более представить себе, великое множество.

В упрощенном виде эта предполагаемая зависимость может быть сформулирована так: чем ближе к субъекту границы распространения его потребностей (чем меньше «диаметр со­знания»), тем, соответственно, большее место в структуре его потребностей занимают потребности биологические и тем скром­нее его потребности идеальные. И обратно: чем дальше от субъекта границы распространения его потребностей (чем больше «диаметр сознания»), тем меньше давление потребностей био­логических и тем больше у него потребностей идеальных.

На крайних точках: с одной стороны - существо расти­тельно-животное, лишенное как социальных, так и идеальных потребностей; таков новорожденный ребенок. С другой сторо­ны - человек, практически невозможный, нежизнеспособный, человеческий «дух» как таковой.

Между этими крайностями расположены все люди. Ф. Эн­гельс писал в «Анти-Дюринге»: «Но уже самый факт проис­хождения человека из животного царства обуславливает собою то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, присущих животному, и, следовательно, речь может идти только о том, имеются ли эти свойства в большей или меньшей степени, речь может идти только о различной степе­ни животности или человечности» (178, т.20, стр.102). Одни ближе к одной крайности («животной»), другие - к другой («духовной»), а большинство, вероятно, располагается где-то в средней зоне, перемещаясь в ее пределах в разные периоды своей жизни и в зависимости от конкретных социальных и природных условий.

Такова грубая схема. Практически она скрывается за мно­жеством разнообразных вариаций и модификаций, а ее измен­чивость даже в относительно узких границах затрудняет раз­личение и самой схемы и ее вариаций.

Основа схемы проста. Она сводится к вопросу: как далеки цели данного человека? Ответ уже раскрывает основные черты структуры его потребностей. Казалось бы, чрезмерно просто. Примитивно.

В действительности ответить на вопрос о дальности целей человека отнюдь не легко. Речь может идти о целях и преде­лах данной минуты, дня, недели, года, всей жизни. Поэтому, чтобы ответ указал на структуру потребностей, нужно подра­зумевать в нем преимущественную склонность человека: обыч­но, чаще всего, наиболее охотно, согласно присущим ему свойствам (а не в каких-либо исключительных обстоятель­ствах, или под влиянием особых условий), какие он цели ста­вит перед собой - далекие или близкие, насколько далекие

или насколько близкие? Если так ставить и понимать вопрос, то ответ на него, вероятно, не будет простым и однозначным, но он может быть все же дан. В реальном окружении мы различаем людей, живущих преимущественно ближайшими и простейшими целями; людей, увлекающихся целями самыми далекими; видим и людей, занимающихся с наибольшим увле­чением достижением целей средней дистанции. Эта «средняя дистанция» достаточно обширна, но все цели, на ней распо­ложенные, отличаются конкретностью, реальностью, рацио­нальной практичностью.

Значит, в поставленном вопросе существенны влечения, а не фактически выполняемые дела. Бывает так: человек делает одно, а влечет его к другому, причем при достаточном вни­мании видно: то ли именно он делает, к чему его действи­тельно влечет; а наиболее ясно это проявляется в моменты, когда он переходит от цели, его увлекающей, к делу, которым он вынужден заниматься, или обратно - от дела вынужденно­го к предмету влечения. А может быть, в нем борются не­сколько влечений или несколько необходим остей?

Заключение об этом мы делаем (если мы его делаем!), ви­дя: когда и насколько щедро человек расходует свои силы, когда и насколько строго он их экономит. Или, пользуясь выражением Марка Аврелия: когда и о чем он хлопочет по влечению, когда и о чем - по принуждению?

Мы вернулись к вопросу о целях и средствах... К тому, «как» добивается человек своих целей.