5. Слом нэпа и переход к директивному планированию в ссср.

Кризис хлебозаготовок. Смычки нэпа оказались не в состоянии скрепить его как хозяйственное целое, способное организовать многообразие укладов, не удалось. Хотя население страны быстро восстанавливалось после демографической катастрофы, а хозяйство - после разрухи, по всем направлениям пошли размычки, определившие недолговечность системы.

Предполагалось, что продналог и разрешение свободного оборота хлебных излишков создадут условия для роста в деревне крестьянского мелкотоварного уклада, а высвободившаяся «мелкобуржуазная стихия», отслаивая кулачество («капиталистические элементы»), будет не только удержана в рамках государством, опирающимся на сельскую бедноту («пролетарские элементы»), но и обеспечит накопления для социалистической индустриализации. Главным источником накоплений должна была стать выручка от экспорта зерновых, покупаемых государственными планово-заготовительными органами у индивидуальных крестьянских хозяйств.

В первые годы нэпа основную долю незначительного советского экспорта составляли лесоматериалы, лен, нефтепродукты и марганцевая руда. К 1924 хлебные злаки, вышли на первое место, однако в объеме лишь 25% от довоенного, и на этом уровне застопорились. Сказалось то, что революция и гражданская война привели к имущественной нивелировке деревни, сократив долю и беднейших «пролетарских», и зажиточных «капиталистических» элементов². «Осереднячившись», крестьянство тяготело скорее к хозяйству натуральному, чем мелкотоварному: самим есть хлеб досыта и откармливать скотину, без стремления к расширению продаж зерна. К тому же с переводом госпромышленности на хозрасчет тресты-производители в погоне за рентабельностью начали вздувать цены на продукцию, рассчитанную на крестьянский спрос (кровельное железо и металлоизделия, ткани, мыло, курево и др.). Из-за возникших ножниц цен (осенью 1923 относительные цены на промтовары были в 1,7 раз выше, а на сельхозпродукты – в 2 раза ниже, чем в 1913) разразился кризис сбыта промтоваров (1923) при уровне объема легкой промышленности, еще далеком от восстановления (40% от 1913).

Власть отреагировала декретом о предельных ценах на товары и требованием от госпредприятий снижения себестоимости. «Раствор ножниц» промышленных и с.-хоз. цен был сжат (осенью 1924 – отношение 1,35:1), но возник дефицит промтоваров. А рост цен на зерно и доли частных и внеплановых заготовителей в хлебообороте (1925 - 43 % от общего объёма заготовок) привел к срыву государственных хлебозаготовок (1925 – всего 47% от запланированного) и обострению борьбы внутри ЦК ВКП(б).

Восстановление сельского хозяйства влекло и новое расслоение деревни: доля хозяйств с посевной площадью св. 6 десятин, снизившаяся за 1920-1923 с 12% до 8,5%, возросла к 1925 до 12%, хотя из этих хозяйств лишь четверть (2,7% от всей массы крестьянства) могла считаться крупными (св. 10 дес.).

Восстановительные процессы при нэпе воспроизводили аграрно-индустриальную структуру народного хозяйства Российской империи: с преобладанием сельского, преимущественно земледельческого и трехпольного хозяйства, и более быстрым ростом легкой, а не тяжелой промышленности. С началом больших новостроек социалистической индустриализации (ДнепроГЭС; Турксиб -Туркестано-Сибирская железная дорога и др.) увеличилась потребность в хлебе не только для валютного экспорта, но и для питания рабочих новостроек. Между тем зажиточное крестьянство предпочитало удерживать излишки хлеба в закромах, лишая государство из-за недостатка товарного хлеба возможности импортировать машины и оборудование на уровне более половины от того, что был в Российской империи. За 2-е полугодие 1927 было заготовлено зерна на 2 млн. т меньше сравнительно с 1926. Стало ясно, что курс на построение социализма «в одной, отдельно взятой стране» в рамках нэпа сталкивается с противоречиями, ставящими границы структурным сдвигам в хозяйстве для превращения СССР в индустриальную страну. Чтобы в 1927-1928 хотя бы приблизиться к уровню хлебозаготовок предыдущего года, пришлось прибегнуть к чрезвычайным мерам. Обозленный кризисом хлебозаготовок генсек Сталин решил круто развернуть генеральную линию партии и порешить нэп, объявив его «особой политикой пролетарского государства, рассчитанной на допущение капиталистических отношений… на возрастание социалистических элементов в ущерб элементам капиталистическим».

«Возрастанию социалистических элементов» Сталин и ведомые им высшие структуры власти от Политбюро ЦК до ОГПУ придали форму новой системы чрезвычайных мер, проводимых под лозунгом обострения классовой борьбы: с зажиточными крестьянами (кулаками); торгово-промышленными частниками (нэпманами, кустарями, иностранными концессионерами); спецами. Протест Бухарина, Рыкова, Томского против изменения генеральной линии был осужден как правый уклон (апрель 1929) на 16 конференции ВКП(б), принявшей директивы по первому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР и одновременно решение о «генеральной чистке партии». Победа была достигнута Сталиным благодаря установленному им контролю над номенклатурой и выдвижения в аппаратом ЦК функционеров, готовых отождествлять генеральную линию с линией генсека, оставшегося единственным «вождем».

От размычек нэпа – к вытеснению частного капитала и «спецеедству». Советский червонец недолго котировался на заграничных биржах: незначительная величина золотого запаса СССР (¹/₇ дореволюционного) и срыв активного торгового баланса торможением хлебного экспорта не позволяли поддерживать обратимость червонцев в золото. Пришлось запретить сначала вывоз червонцев за границу (1926), а затем и их ввоз в СССР (1928). Концессионеры были обязаны заводить рублевые счета в Госбанке и переводить туда свои инвалютные капиталы по завышенному курсу червонца, а перевод полученных в СССР доходов на зарубежные валютные счета, часто задерживался сверх официально установленных сроков (2-3 месяца). Еще одной проблемой стали фальшивые червонцы, за спиной изготовителей которых стояли белая эмиграция и глава «Ройял-Датч-Шелл» Детердинг.

Вмешательство государства в ценообразование приводило к процессу, который Л.Юровский назвал арбитражем между двумя уровнями цен: оптовыми регулируемыми, которые в СССР стали называть этикетными, и вольными розничными. Разноуровневость цен не позволяла уравновесить спрос и предложение, порождая товарный дефицит и просачивание на частный рынок изрядного количества дефицитных товаров, распределяемых по регулируемым государством ценам. Для растущего слоя лиц специальным занятием становилась спекуляция на разрывах в ценах. С ней, как и с валютной спекуляцией, государство решило бороться при помощи юстиции и милиции.

Но вскоре на первый план в уголовном преследовании в связи с хозяйственными проблемами вышли процессы спецов-«вредителей». Износившееся дореволюционное промышленное оборудование, не обновляемое из-за отсутствия накоплений для капиталовложений, не справлялось с напряженными заданиями, диктуемыми провозглашенным курсом на социалистическую индустриализацию. Участились аварии, ответственность за которые власть возложила на старых технических специалистов, обвиненных во вредительских действиях по срыву индустриализации и по наущению заграничных капиталистов (в том числе эмигрантов) из бывших собственников предприятий. Показательный процесс над «вредителями» из числа инженеров предприятий треста «Донуголь» (Шахтинское дело, 1928) положил начало борьбе с «экономической контрреволюцией». ОГПУ фабриковало уголовные дела, выбивая из арестованных инженеров, техников, экономистов и статистиков «признания» в организации нелегальных групп и «партий», якобы готовивших сообща с западными разведками иностранную интервенцию в СССР для реставрации капитализма. По стране покатилась кампания спецеедства – притеснений и преследований «буржуазной» технической интеллигенции.

Аресты по обвинениям во вредительстве и шпионаже затронули и администрацию концессий, которые Советское государство стало в массовом порядке разрывать. Почти все из 113 концессий, действовавших в конце 1920-х, были ликвидированы. Вместо них расширилась практика платной технической помощи: заказы западным фирмам конкретных производственных проектов; договоры с отдельными западными инженерами; командировки членов партии для практики на иностранных заводах, чтобы затем работать директорами, главными инженерами, руководителями подразделений промышленных предприятий.

Спецеедство распространилось на аграрников-кооператоров (А.Чаянова и его коллег), доказывавших, что дифференциация крестьянства носит преимущественно не классовый, а демографический характер (циклические возрастные изменения составов семей и «коэффициента едоки/работники»). Возобладала жесткая схема «классовый враг-кулак» - «колеблющийся середняк» - «беднота-опора».

Влияние Великой депрессии на социалистическую реконструкцию в СССР. И.Сталин назвал 1929-й год, когда под его руководством началась насильственная сплошная коллективизация сельского хозяйства СССР, «годом великого перелома». В том же году Сталин после разгрома «правого уклона» стал единоличным диктатором. И вскоре начал «подхлестывание» индустриализации, добиваясь превышения темпов роста промышленности сравнительно с и без того высокими показателями 1-го 5-летнего плана.

Пятилетний план не включал отдельного плана и конкретных цифр относительно производства вооружений. Но военные приготовления в Польше (покупка 400 танков у Франции, 1928), лобовое столкновение с которой (союзной Румынии и поддерживаемой Францией) считалось тогда наиболее вероятным, взбудоражили Политбюро ЦК ВКП(б) и Наркомат по военным и морским делам. Летом 1929 Политбюро приняло секретное постановление «О военной промышленности», ориентировавшее на ускоренное создание современной военно-технической базы для обороны, для того чтобы иметь над возможным противником превосходство по 2-3 видам стратегических вооружений: авиации, артиллерии и танкам.

«Великая депрессия» на Западе нагнетала ощущение военной угрозы оттуда и одновременно удешевила капитальные блага в передовых странах; сталинское руководство сочло историческим шансом закупку необходимых технологий у западных фирм, особенно американских и германских. После перевыполнения плана на 1928/1929 хозяйственный год (23,7%)Сталин потребовал (январь 1930) увеличить их целом с 21,5 до 45%. Новые руководители Совнаркома (В.Молотов вместо Рыкова) и Госплана (В.Куйбышев вместо Кржижановского) занялись пересмотром и пятилетнего плана. Его показатели были завышены против запроектированных цифр оптимального варианта по выплавке чугуна - в 1,7 раза, добыче угля и нефти, производству стали и проката – в 2 раза, еще больше – по выпуску транспортных средств.

На фоне крутого спада производства и многомиллионной безработицы в странах Запада пятилетка СССР производила впечатление размахом промышленных новостроек и ликвидацией безработицы. Но до 85% нового заводского оборудования в 1-й пятилетке было установлено благодаря закупкам западных технологий. Доля промышленного оборудования в импорте СССР за 1-ю пятилетку возросла с 23% до 56%, а промышленного сырья уменьшилась с 56,5% до 28%; доля СССР в мировом импорте машин и оборудования подскочила до 30% (1931) и затем до 50% (1932)! В условиях резкого сокращения спроса на индустриальные проекты и продукты на Западе предприниматели и инженеры, особенно американские и германские, были заинтересованы в выгодных заказах из СССР.

Координатором принятия советских заказов (строительство промышленных предприятий, поставки оборудования, инженерные консультации) западными корпорациями стала фирма американского архитектора Альберта Кана «Кан Инк.» (Детройт, филиал – «Госпроектстрой» в Москве). Она получила по договору с Амторгом (февраль 1930) пакет заказов от Совнаркома стоимостью 2 млрд. $ и обеспечила реализацию более трети промышленно-строительных проектов (св. 500 из 1500) в годы 1-й пятилетки. Кан изобрел метод конвейерно-поточного производства технической документации, позволявший делать проекты за считанные недели, а возводить заводы – за месяцы.

Но для закупок нужна была твердая валюта, и начались лихорадочные поиски ее источников. Были приняты меры к освоению золотоносного района в верхнем течении рек Колымы и Индигирки и расширению круга зверей (вплоть до собак и кошек), шкуры которых могли быть экспортированы как «меха». Для вывоза нефти из северо-кавказского района сооружен первый в СССР магистральный нефтепровод Грозный – Туапсе (1929-1932). В Торгсин (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами на территории СССР, 1930-1936) советским гражданам было предложено сдавать старые червонцы и бытовое золото («лом») в обмен на жизненно необходимые товары.

«Великий перелом» - сплошная коллективизация. Однако главным источником валютных поступлений остался зерновой экспорт. Ради его увеличения Сталин и организовал сплошную коллективизацию, провозгласив, что«середняк пошел в колхоз». Массовое сопротивление крестьянства насильственному обобществлению угодий и скота вынудило власть под угрозой волны повстанческих крестьянских выступлений и уничтожения половины низовых работников пойти на попятную. Вину за «перегибы», «искривления партлинии» в колхозном движении Сталин переложил на местных руководителей (ст. «Головокружение от успехов», 2 марта 1930). Число крестьян, охваченных колхозами, быстро снизилось (с 56% до 21%). Но хлеба на экспорт для индустриализации требовалось все больше: на мировых продовольственных рынках цены упали много сильнее, чем на промтоварных. И с 1931 коллективизация вновь была форсирована, теперь уже окончательно.

Основная выручка приходила в фунтах стерлингов из Англии - главного импортера советского зерна, а основные закупки техники делались в США и Германии на доллары и рейхсмарки. Поэтому крушение золотого стандарта и девальвация фунта стерлингов (1931) нанесли ощутимый удар по платежеспособности СССР, потерявшего во внешней торговле за время кризиса 1,1 млрд. валютных руб. Хотя план по натуральному объему экспорта был выполнен на 95%, выручка валюты от него составила лишь 60% намеченного. Несмотря на это, план по импорту машин и оборудования был выполнен на 105,6%, хотя в целом по импорту – всего на 48,6%. Только за сельхозмашины, включая трактора, было заплачено 1,15 млрд. зол. руб.