62 Жан Жак Руссо

вываю в значительной степени надежду на вечное его спо­койствие; и я отмечаю с удовольствием, смешанным с удивлением и почтением, какое содрогание вызывают у них принципы тех варваров, что считаются священными²⁰, коих не один пример дает нам история и которые для за­щиты так называемых божьих прав, т. е. своих интересов, проливали человеческую кровь тем щедрее, что их собст­венная, как они льстили себя надеждой, всегда должна щадиться.

Могу ли я забыть о той драгоценной половине Республи­ки, которая составляет счастье другой и коей кротость и мудрость поддерживают в ней мир и добрые нравы. Любез­ные и добродетельные гражданки, вашему полу всегда будет суждено управлять нашим. Сколь радостно, если ваша целомудренная власть, проявляемая только в супру­жеском союзе, дает себя чувствовать лишь во славу госу­дарства и всеобщего счастья! Именно так повелевали жен­щины в Спарте и так именно достойны вы повелевать в Женеве. Какой варвар-мужчина может противиться голо­су чести и разума в устах нежной супруги? и кто не про­никнется презрением к бесполезной роскоши при виде вашего простого и скромного наряда, которому ваши лич­ные достоинства придают такой блеск, что этот наряд уже кажется самым счастливым дополнением к вашей красоте? Именно вам надлежит поддерживать всегда вашею любез­ной и невинной властью и вашим тонким умом любовь к законам в Государстве и согласие между гражданами, объ­единять посредством счастливых браков враждующие се­мьи и более всего исправлять убедительною кротостью ваших наставлений и скромным изяществом вашей беседы дурные манеры, которые наша молодежь усваивает в иных краях, откуда вместо стольких полезных вещей, что могли бы пойти им впрок, наши молодые люди приносят с собой, наряду с ребячливым тоном и смешными замашками, за­имствованными у падших женщин, лишь преклонение перед уж не знаю какими так называемыми идеалами, внешне скрашивающими рабское состояние, перед идеала­ми, которые никогда не заменят священной свободы. Будь­те же всегда тем, что вы есть, — целомудренными храни­тельницами нравов и нежных уз мира; и продолжайте отстаивать по всякому случаю права сердца и природы на пользу долгу и добродетели.

Рассуждение о происхождении неравенства 63

Я хочу думать, что не буду опровергнут фактами, когда основываю на подобных залогах свою надежду на общее счастье граждан и славу Республики. Я признаю, что, об­ладая всеми этими преимуществами, Республика не будет бчистать тем блеском, который ослепляет большинство глаз и детская и пагубная страсть к которому — самый смертельный враг и счастья, и свободы. Пусть развращен­ная молодежь ищет в иных краях легких удовольствий и затем долгого раскаяния; пусть так называемые люди со вкусом в иных местах восхищаются великолепием двор­цов, красотою экипажей, изысканностью меблировки, пышностью зрелищ и всеми утонченностями изнеженнос­ти и роскоши. В Женеве можно увидеть только людей; но ведь и такое зрелище, конечно, имеет свою цену, и те, кто ищут его, конечно же, стоят более, чем поклонники всего остального.

Соблаговолите, сиятельнейшие, высокочтимые и вла­детельные государи, все с одинаковою добротою, принять почтительные свидетельства того, как мне дорого ваше общее благополучие. Если оказался я столь несчастен, что повинен в несколько нескромной восторженности в этом живом излиянии моей души, то умоляю вас простить мне эту восторженность, видя в ней только нежную привязан­ность истинного патриота и пылкое и законное рвение че­ловека, который не знает для себя большего счастья как видеть вас всех счастливыми.

С глубочайшим почтением,

СИЯТЕЛЬНЕЙШИЕ, -

ВЫСОКОЧТИМЫЕ И ВЛАДЕТЕЛЬНЫЕ ГОСУДАРИ,

ваш нижайший и покорнейший слуга и согражданин Жан Жак Руссо.

Шамбери, 12 июня 1754 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Наиболее полезным и наименее продвинувшимся из всех знаний²¹ человеческих мне представляется знание че-ловека^(П); и я осмеливаюсь утверждать, что одна надпись дельфийского храма²² содержала в себе наставление более важное и более глубокое, чем все толстые книги моралис­тов. Поэтому я смотрю на предмет этого рассуждения как на один из самых интересных вопросов, которые может выдвинуть для обсуждения философия, и, к несчастию для нас, как на один из самых щекотливых вопросов, которые могли бы разрешить философы, ибо как познать источник неравенства между людьми, если не начать с познания их самих? и как удастся человеку увидеть себя таким, каким создала его природа, через все те изменения, которые должна была произвести в его изначальной организации последовательная смена времен и вещей, и отделить то, что было ему присуще с самого начала, от того, что обстоя­тельства и развитие прибавили к первозданному его со­стоянию или изменили в нем? Подобно статуе Главка²³, которую время, море и бури настолько обезобразили, что она походила не столько на бога, сколько на дикого зверя, душа человеческая, извращающаяся в обществе в силу ты­сячи причин, беспрестанно вновь возобновляющихся, вследствие приобретения множества знаний и заблужде­ний, изменений в телосложении и постоянного столкнове­ния страстей, переменила, так сказать, свою внешность почти что до неузнаваемости, и мы находим теперь в ней вместо существа, действующего всегда по определенным и неизменным принципам, вместо той небесной и величе­ственной простоты, которую запечатлел в ней ее творец, лишь безобразное противоречие между страстью, полагаю­щей, что она рассуждает, и разумом в бреду.

Еще более жестоко то, что все успехи человеческого рода беспрестанно отдаляют его от первозданного его со­стояния, и, следовательно, чем более накапливаем мы но-

Рассуждение о происхождении неравенства 65

вых знаний, тем более отнимаем мы у себя средств приоб­рести самое важное из всех; так что, по мере того, как мы углубляемся в изучение человека, мы, в известном смысле, утрачиваем способность его познать.

Нетрудно видеть, что именно в этих последовательных изменениях природы человека и следует искать первые истоки различий между людьми, которые, по общему мне­нию, были так же равны между собою, как равны были животные каждого вида, прежде чем различные физичес­кие причины вызвали среди некоторых видов образование отмечаемых нами теперь в них разновидностей. В самом деле, было бы непостижимо, если бы все эти изменения, чем бы они ни были вызваны, сразу же и одинаковым об­разом переиначили всех индивидуумов этого вида; однако тогда как одни стали совершеннее или выродились и при­обрели различные новые качества, хорошие или дурные, которые не были присущи их природе, другие дольше ос­тавались в первозданном своем состоянии. И таков был между людьми первый источник неравенства, который легче показать, таким образом, в общей форме, чем с точ­ностью указать его истинные причины.

Пусть же мои читатели не думают, что я осмеливаюсь льстить себя надеждою, будто увидел я то, что увидеть мне кажется столь трудным. Я начал несколько рассужде­ний, я решился высказать несколько предположений не столько в надежде разрешить этот вопрос, сколько с наме­рением придать ему ясность и привести его в истинный вид. Другие легко пойдут дальше по этому же пути, но никому не будет легко достигнуть предела, ибо это нелег­кое предприятие — выделить то, что врождено и что ис­кусственно в теперешней природе человека, и вполне по­знать состояние, которое более не существует, которое быть может никогда не существовало²⁴, которое, вероятно, не будет никогда существовать и о котором нужно все же иметь правильное представление, чтобы как следует су­дить о нынешнем нашем состоянии. Даже больше, чем думают, потребуется твердости духа тому, кто возьмется точно определить, какие предосторожности принять, что­бы произвести серьезные наблюдения по этому предмету, и верное решение следующей задачи не кажется мне недо­стойным Аристотелей и Плиниев нашего века²⁵: Какие будут необходимы опыты, чтобы удалось познать есте­ственного человека? и каковы средства, которые позво-3—3575