4. Соотношение между понятиями «фронтир», «институциональная граница»,

«социальный конфликт как форма социальной границы», «пространственное

измерение маргинальности» - это особая область изучения. Определение

маргиналов и самого процесса маргинализации предполагает наличие понятия

границы, края, лимита. Кроме статики, тут появляется динамический аспект –

когда установленные институциональные границы, их ясные очертания сдвигаются

под влиянием социальных изменений и становятся «фронтирами», соответственно,

маргиналы становятся основными агентами изменения линий границы. Что касается

изучения форм процесса маргинализации, это зависит от интерпретации самого

понятия «края» (Margin) как раздела, края, кромки, лимита, фрейма, периферии

или фронтира. Возвращаясь к условиям постсоветской маргинализации, стоит

упомянуть об особенностях этого процесса, связанного с отношением между

«границами» и «маргиналами». Обычно маргиналы, Чужаки и пр. пытаются

преодолеть границы, сделать их гибкими и проницаемыми; они пытаются

скомбинировать свойства двух (или более) форм. (Херик, 1977, Тирукайн, 1973).

Постимперский случай связан с процессом маргинализации, который происходит в

условиях возникновения границ, умножения границ (пространственных,

институциональных, символических); исходные формы разваливаются на куски, и

диффузные, «эфирные, свободно парящие формы» (Ионин, 1996) становятся средой

для вновь сформированных сгустков социальной реальности. Маргинал здесь стоит

перед выбором: присоединиться к новым формам социальной организации, принять

новые формы отношений, идентифицироваться с ними – одним словом, войти внутрь

этого ограниченного бытия. Альтернатива – остаться за (позади) новыми

границами, в бывшем рассеянном (расплывчатом) diffuse окружении. Иногда

оставаться между – означает жить на линии фронтира, где 2 новые сущности

(образования) пока еще взаимодействуют, конфликтуют, делят ресурсы и формируют

границы между собой. Таким образом, маргинал в этом случае пытается скорее

спастись, избежать контактов с границами и ясно очерченными линиями, чем

комбинировать или сглаживать их. Такой тип маргинализации не является

свободным от контроля и традиций (Парк, 1967); он скорее осознает

необходимость бороться все возрастающим состоянием контроля вокруг; маргинал

сокрушен необходимостью защищать себя от попыток поглотить его независимость,

неоднозначность и растворить ее у установленных, определенных формах. Если

Чужой Зиммеля предполагал и «свободу от любого навязанного суждения и,

одновременно, фиксацию на каком-то суждении, позиции» (Левин, 1977), то в

нашем случае мы можем говорить скорее о свободе социального пространства от

Чужого и, одновременно, фиксацию, удержание его у себя.

5. Фаза изменения социокультурных форм (расширение или сужение социального

пространства) порождает проблемы и перспективы, связанные с новыми

интерпретациями постсоветского социокультурного контекста как «империи»; само

присутствие «постсоветского пространства» в политическом дискурсе и практике

свидетельствует о наличии социального образования без определенных границ

(ведь границ Союза не существует уже), однако значение и содержание этого

образования вполне реально. Таким образом, маргиналов можно описать как

агентов империи. Самая сложная теоретическая задача - описать социальные

нормы/аномию, особенно – нормы участия/неучастия. Это приобретает особое

значение, когда «новый демократический порядок» рассматривается как результат

пространственной трансформации. Здесь проблема маргинальности соединяет сферы

политики и культуры, поскольку она (проблема) актуализирует перспективу

превращения Чужого во Врага (Шмитт, 1963). Процесс маргинализации, таким

образом, является ферменном политической трансформации и ре-идентификации, а

также служит контраргументом унификации и массовизации современных демократий.

(c) Светлана П. Баньковская, Центр фундаментальной социологии (с) пер. с англ.

Светланы Шостак