Глава 6

ТАИНСТВО СМЕРТИ ИИСУСА ХРИСТА

Чтобы яснее понять таинство креста, надо сделать небольшое отступление и

сказать об изначальном замысле [Бога о человеке]. Как известно, человек

состоит (existit) из чувства, интеллекта и посредника-рассудка^20 .

Ощущение стоит порядком ниже рассудка, рассудок — интеллекта. Интеллект

не погружен во временное и вещественное, он абсолютно свободен от них;

чувство целиком зависит от мира, подчиняясь временным движениям;

рассудок по отношению к интеллекту как бы на горизонте, а по отношению к

чувству — в зените, так что в нем совпадает то, что ниже, и то, что выше

времени. Чувство не улавливает надвременных и духовных вещей, оно

животно, а животность не воспринимает божественного, ведь Бог есть дух и

больше, чем дух; вечность поэтому окутана для чувства мраком

непознаваемости. Следуя законам плоти, чувство побуждается силой желания

к плотским влечениям, а силой гневливого возбуждения — к преодолению

препятствий^21 . Возвышающийся над ним по природе^22 рассудок благодаря

причастности к интеллектуальной природе хранит определенные законы,

руководствуясь которыми управляет порывами страстей, умеряет их и

приводит в равновесие, чтобы человек не сделал чувственные вещи своей

целью и не лишился стремления к духовным и интеллектуальным вещам.

Высший смысл законов рассудка в том, чтобы не делать другому, чего не

хочешь себе, предпочитать вечное временному и чистоту и святость —

греховности и грязи; этому и служат законы, выведенные святыми

законодателями из самого рассудка и провозглашенные сообразно различиям

места и времени для исправления людей, погрешающих против рассудка.

Интеллект взлетает выше и видит, что пускай чувство во всем подчинится

рассудку, перестав служить своим природным страстям, человек сам по себе

все равно не может достичь цели своих духовных и вечных стремлений.

Человек родился из семени Адама среди плотских вожделений, животность с

самого рождения преобладает в нем над духовностью, его природа в самом

корне своего источника погружена в плотские наслаждения, через которые

человек приходит к существованию от своего отца, и остается поэтому

совершенно не способна выйти за пределы временных вещей для порыва к

духовным. Так что если груз телесных страстей увлекает рассудок и

интеллект книзу и они соглашаются с этим, не противясь чувственным

порывам, то человек, увлеченный таким путем вниз и отвернувшийся от

Бога, сразу и совершенно лишится наслаждения высшим благом, которое в

духовном смысле скорее наверху, то есть в вечности; наоборот, если

чувство подчинится рассудку, то сначала еще рассудок должен подчиниться

интеллекту, чтобы, встав над рассудком, в любящей вере человек

прилепился потом к божественному Посреднику^23 и Бог Отец мог привлечь

его так к своей славе.

Никто никогда не смог сам преодолеть себя и свою изначально подданную

грехам плотского желания природу, собственной силой поднявшись над своим

животным корнем к вечности и к небу, кроме сошедшего с небес Христа

Иисуса, который и собственной добродетелью возвышался, и в своей

человеческой природе, рожденной не от желания плоти, а от Бога, не имел

помехи для того, чтобы как власть имущий возвратиться к Богу-Отцу. В

Христе человеческая природа благодаря соединению с верховным

всемогуществом поднята и вырвана таким образом из-под груза временных и

гнетущих желаний. Господь Христос захотел совершенно умертвить и

умерщвлением очистить в своем человеческом теле все гнетущие нас к земле

преступления человеческой природы не для самого себя, потому что он

греха не совершал, а для нас, чтобы все люди одной с ним человеческой

природы смогли найти в нем избавление от всех своих грехов. Добровольная

и безвинная, считавшаяся самой позорной и жесточайшая крестная смерть

человека Христа стала поэтому угашением, удовлетворением и очищением

всех плотских желаний человеческой природы. Все, что только может

человек сделать в любви к ближнему, с избытком исполнено в полноте

любви, которую показал Христос, отдав себя на смерть даже за врагов.

Человечность восполнила таким образом в Иисусе Христе все слабости всех

людей. И в самом деле, поскольку его человечность — максимальная, она

охватывает в себе потенцию человеческого вида целиком, сохраняя такое

равенство бытию любого человека, что связана с каждым намного теснее,

чем брат или ближайший друг. Благодаря максимальности своей человеческой

природы Христос совершеннейшим образом соединяется с каждым человеком,

прилепившимся к нему любящей верой, и становится самим этим человеком с

сохранением индивидуальности каждого. Благодаря этому соединению

становится истиной то, что он сам сказал: "Все, что вы сделали самому

малому из [братьев] моих, то сделали мне"^24 . И наоборот: все, что

Иисус Христос заслужил своим страданием, заслужили и они, раз они по

природе одно с ним, — конечно, при сохранении различия в степени заслуги

сообразно ступени, на какой каждый человек соединяется с ним своей

оживотворенной верой. Поэтому, в нем совершив обрезание, в нем

крестившись, в нем умерев, верующие в нем же и снова оживают в

воскресении, в нем соединяясь с Богом и прославляясь вместе с ним.

Это значит, что наше оправдание не от нас, а от Христа. Поскольку вся

полнота — у него, мы достигаем всего в нем, если его имеем. А имеем мы

его в этой жизни благодаря живой вере, почему и оправдаться можем только

этой верой (non alter quam ipsa fide), о чем подробнее скажем немного

ниже^25 .

Вот несказанное таинство креста, таинство нашего искупления. В нем

Христос яснее всякой очевидности показал, что истину, праведность и

божественные добродетели надо предпочесть временной жизни, как вечное —

преходящему, и что в совершеннейшем человеке должны быть терпение и

мужество, любовь и смирение. Крестная смерть Христа обнаружила также,

что в максимальности Иисуса эти и все другие добродетели присутствовали

максимальным образом, и чем больше поднимается человек к этим

бессмертным добродетелям, тем подобнее Христу становится. И здесь тоже

минимальное совпадает с максимальным: величайшее унижение — с

превознесением, позорная смерть праведника — с его жизнью в славе, как

все это явлено нам жизнью Христа, его страстями и распятием.