Леонтьев - Лекции по ОП

Библиотека http://www.koob.ru

посмотреть эту книгу, хотя бы просмотреть ее. В последней главе делается попытка немножко резюмировать то, что сказано в психологии о мотивах, и даже предложить классификацию. Вы увидите, что она повторяет примерно те же, по типу, классификации, о которых я вам говорил. Там очень много рядоположенных разных вещей, и я понимаю автора. Другого извлечь из материала не представлялось возможным. Он сделал то, что мог сделать, исходя из этого материала.

Вот видите, когда мы говорим о динамических силах деятельности, то, действительно, можно перечислить очень много этих динамических сил. Включительно до сил инерции. Я говорю это не в фигуральном смысле. Раз начатый процесс действия имеет своеобразную инерционность. Поэтому, когда вы, скажем, в системе некоторых бихевиористических, поведенческих взглядов, видите, что мотивом является навык, который сам актуализируется при первых же условиях или нам рассказывают о крысах с вживленными электродами от центров удовольствия, которые нажимают на рычаг, включающий ток, и так могут продолжать до бесконечности, — в этом тоже есть какаято правда, но это, кажется, никакого отношения к мотивам человеческой деятельности не имеет. Мало ли существует вообще динамических сил. Вы знаете, что существуют специальные структуры, неврологически, точнее нейропсихологически, хорошо изученные и описанные, которые выполняют роль активирующих структур, активационных. Но ведь нас интересует не факт активизации или актуализации. Нас интересует, что активизируется, актуализируется, и что вызывает эту актуализацию?

Сами динамические структуры не вызывают никакого сомнения в своем существовании. Поэтому развитие представления о потребностях привело к решительному шагу: выделить среди динамических сил, в системе актуализирующих, активизирующих факторов какой-то особенный класс. И мне думается, что именно изза этого и возникло понятие собственно мотива. Только мотивы раскрываются, разумеется, по-разному. Поэтому сам термин «мотив» понадобилось ограничить тоже.

Япопробовал сделать противоестественное ограничение этого понятия. Противоестественным оно является в том смысле, что оно совершенно и решительно не совпадает с общепринятым представлением о мотивах, о мотиве. Просто не совпадает — и все. Поэтому оно и кажется противоестественным. Ограничение состоит в том, что понятию мотива я придал совершенно объективное значение. Объективный смысл. Я философски определил мотив, если говорить в описательных терминах, как то, ради чего совершается действие. Или как тот результат, то есть предмет, ради которого осуществляется деятельность. Если отходить от этого наивного описательного определения, я думал сказать так: это объективное, что побуждает и направляет деятельность, отвечая той или другой потребности, конкретизируя потребность или, естественно, удовлетворяя потребности.

Ябы только избежал одного слова, на это прошу вас обратить внимание. Я сказал: «отвечает потребности», я не сказал: «достижением чего завершается удовлетворение потребности», это вовсе не общий случай. К сожалению, мы это увидим дальше, в числе человеческих потребностей есть потребности, которые кто-то из психологов справедливо назвал ненасыщаемыми, в отличие, кстати, от биологических потребностей. Они просто не обладают этим свойством — быть насыщаемыми. Одни насыщаемы, другие — нет.

Итак, я повторяю определение: под мотивом я буду разуметь то объективное, что отвечает потребности, побуждает и направляет деятельность. Я уже в прошлый раз говорил, почему обязательно надо прибавлять «побуждает и направляет». Потому, что актуализация потребностного состояния способна побудить деятельность, но только какую? Неопределенную по своей направленности. Или недостаточно определенную по своей направленности. Направить ее она не может.

Кстати, это то, что совсем старой психологии было отлично известно. Надо сказать, что в новой психологии, современной психологии, очень близко к такому пониманию

Библиотека http://www.koob.ru

мотива подошел очень крупный исследователь, имя которого я, кажется, называю впервые, но с которым вы обязательно будете встречаться дальше в вашем изучении психологии. Я имею в виду исследователя, принадлежащего к немецкой школе гештальтпсихологии — Курта Левина. Он ввел в научный обиход очень важное понятие о побудительном характере предметов, вещей, объектов. То есть приписал побудительность не внутренним состояниям, а прежде всего чему? Самому объекту. Это был очень решительный шаг в его время, в двадцатые годы. Правда, он ограничил понятие потребностей, с этим обстоятельством ассоциированных. И больше употреблял термин не «потребность», а «как бы потребность». Он их называл «квазипотребностями». Но вы знаете, что «квази» значит «как бы». Я это подчеркнул потому, что иногда у нас «квази» переводится как «лже». Это совершенно неверно. Это как бы потребность, то есть «действующая как». Поэтому, если я скажу, что человек действует как квазиинженер, это значит, что он действует, как если бы он был инженером, не будучи им. Это «как» не значит, что лже-инженер. Это не «лже», это «как бы», то есть принявший на себя роль. Вот эти процессы приняли на себя роль или функцию потребности, как понимал Курт Левин потребности, в несколько суженном виде. Я к тому это сказал, что сама идея соединить потребность, побуждение с представлением о побуждающем объекте назрела в современной психологии. Она с разных сторон выступает то в одном исследовании, то в другом. Не только, кстати говоря, у Левина.

Ну вот, значит, мотив выступает как нечто объективное. Вот это и шокирует больше всего моих критиков и оппонентов. Как же: мотив — ведь это всегда где? а может здесь? здесь? Нет, ближе показывают, на сердце. Вот здесь, в сердце у меня побуждение лежит. А я говорю — вон там. Нехорошо. Шокирует. Противоестественная операция. Ну, знаете, иногда надо рисковать, идти на противоестественные операции, посмотреть, насколько они, эти операции, приводят к эвристичности. Эвристичными называются какие выводы? Те, которые толкают, движут, и исследование оказывается плодотворным с дальнейшим их применением. В этом смысле мы употребляем термин «эвристичный результат» и «неэвристичный результат», эвристичная теория и неэвристичная. То есть плодотворная или неплодотворная, если выражаться обыкновенным языком, а не кулуарно-научным. Такое объективное понимание требует провести дальнейшее различение, то есть продолжить анализ.

Ну, прежде всего, это понимание потребности требует внести два главных, пожалуй, различения. Я говорю «главных» потому, что это не все различения, которые необходимо внести. Вот два главных. Первое. Нужно ясно различить понятие мотива и понятие цели. Я пошел на железнодорожную станцию и купил билет. Согласны, что я совершил целенаправленное действие? Хорошо. А ради чего (видите, я возвращаюсь к первой постановке вопроса, простой), ради чего я купил билет? Вот теперь я и спрашиваю: а вы ради чего купили билет в город N? И тут завязывается проблема. Прежде всего, вы не желаете мне сказать, ради чего. И тогда вы говорите: меня посылают в командировку (то есть подбираете мотивировку), а командировки у вас никакой нет. Следователь спрашивает подозреваемого: а вы зачем оказались в этом городе? Тот отвечает: когда я проезжал в поезде мимо этого города, на станции почувствовал себя очень плохо, заболел. Ну и вышел, вот и остался.

Мотивировку дал! Следователь хитрый, он, конечно, понимает, что ни тетушка у него там не заболела, ни еще что... Нет, что-то не так. Он какой-то имел мотив, а дает мотивировку.

Итак, указание на цель (первое положение) не исчерпывает указания на мотив. Второе: указание мотива еще не исчерпывает всю проблему подлинного мотива, правда? Давайте сделаем вывод. Мотивы иногда не совпадают с целями. Я сейчас отчетливо понимаю цель, которая стоит передо мной. Даже ряд частичных целей, дробных целей,

Библиотека http://www.koob.ru

которые отвечают дробным актам, цепным, так сказать, следующим один за другим в более или менее, хорошо или плохо построенном порядке.

Вот у меня цель — передать какую-то систему мыслей и знаний вашей аудитории. Я для этой цели действую. Моя цель теперь — разобраться между мотивом и целью, правда? А ради чего? Мотив где? Вы знаете? Я думаю, что вы не знаете. Я вот даже на своих товарищей по кафедре смотрел, некоторые из них присутствуют здесь. Они тоже не знают. Так, наверное, я знаю? Я к себе обращаюсь. И я не знаю. Товарищи, а ведь это открытие. А ведь ради чего-то я действую? Ведь не случайно же сказано, и справедливо сказано, давным-давно: если действие осуществляется как деятельность, то она обязательно удовлетворяет какой-то потребности, то есть побуждается и направляется какими-то мотивами, в нашей конкретно-психологической терминологии. И это так. Ведь это чудовищно — деятельность без мотива, то есть не отвечающая никакой потребности. Что это за деятельность? Но не всегда мотив себя обнаруживает. Мы начинаем искать мотивы, имея в виду цель, которая открыта. Кстати, цель всегда осознаваема самим субъектом. Иначе она уже не цель, правда? Цель — это представленный заранее результат, к которому стремится мое действие. Оно и представлено этим результатом в виде цели, еще не достигнутым результатом. Надо приготовить орудие, и я должен понимать, что я готовлю, правда? Вот это и есть представление о том, что должно быть достигнуто в результате действия. Это уж по самому наиклассическому определению, общепринятому, бесспорному. Вот «ради чего». Вот и возникает проблема мотива. Значит, мы решили: отделим с вами мотивы.

Ятолько оговорку внесу: потом выяснится, что иногда мотивы совпадают с целями или цели с мотивами. Это отдельный случай. Сделаем еще один вывод. Мы с вами стоим на пути необходимости объективного исследования мотивов в психологии. По данным самонаблюдения, самокопания, смотрения в себя мы не можем решить проблему исследования мотивов, мотивационной сферы личности.

По высказываниям — очень трудно, недостаточно. Это затрагивает лишь малую долю мотивационной сферы человека. Очень многое скрывается. И когда мы сами отдаем себе отчет в мотиве и превращаем этот мотив в осознаваемый, то мы идем по тому же пути наблюдения, по которому идет посторонний человек, ставящий перед собой задачу разгадать мотив того или иного действия, достижения той или иной цели. Он идет по такому же пути. Это очень интересно. Подумайте: путь открывается только для стороннего наблюдателя. А когда мы попадаем сами по отношению к себе в положение исследующего мотивы, мы повторяем тот же самый путь. Мы начинаем к чему-то присматриваться: к собственным поступкам, к собственным действиям, к собственным целям, правда? И находим их.

Яхочу к сказанному прибавить только одну очень простую мысль. Это даже не мысль, а иллюстрация. Вот представьте себе такую конкретную ситуацию. Школьникустаршекласснику надлежит сдать экзамен. И он старается приготовить экзамен. Цель перед ним ясная, осознаваемая, правда? И он стремится к достижению этого желаемого результата. Цель ясная. Я спрашиваю: а мотив? У всех одинаковый или немножечко разный? Разный. Может быть мотив познавательный? Может. А может быть мотив почти что материально-меркантильного порядка? Может быть. А проверить как? Я люблю изображать такую примерную ситуацию, наглядную. Человек сидит и учит, желает сдавать экзамен. Приходит к нему один приятель, говорит: да брось ты это чтение, занятия, пошли в кино. Тот говорит — нет. Мне учить надо. Скоро экзамен. Не могу я никуда ходить, я буду учить. И учит, и читает, и читает. А приятель говорит: а экзамен-то по этому предмету сдавать не надо. Вот тогда может быть разная ситуация. Одна ситуация, скажем прямо, довольно редкая, но бывающая. Первый говорит: а-а-а, это замечательно. И продолжает изучать книгу по астрономии или там по какому-то предмету, продолжет читать. Правда, он читать ее будет повдумчивей, поосмысленнее. Но все-таки читает. Познавательный мотив, правильно? Но может сказать: я сегодня

Библиотека http://www.koob.ru

устал, завтра почитаю, а пока схожу в кино. И теперь, прибавляет, он хочет отдохнуть, а на свежую голову потом дальше почитает.

Но есть и другой случай. Книжка летит в угол, чтобы ему никогда больше к ней не вернуться. Мотивы разные? Разные! Вы можете мне сказать: искусственно, потому что есть что-то и от того и от другого. Я вам отвечу: да, и от того и от другого. Потому что действия человеческие, как правило, имеют не однозначно действующий одинединственный мотив, а являются полимотивированными, то есть имеют сложную мотивацию. Это два и большее число мотивов. Когда мы действуем, достигаем какихто целей, то мы обычно вступаем не в одно какое-то отношение к миру, окружающему нас, а в двоякое, троякое отношение одним и тем же действием. И поэтому оно получается всегда полимотивированным действием.

Я вступаю в отношения к своим служебным каким-то обязанностям, будем так говорить, к долгу, к идее долга, когда я должен поставить экзаменационную оценку, что мне приходится делать довольно редко, по счастью. И я должен дать объективную оценку, правда? Осуществить свое отношение к обществу, будем говорить общо. Выполнить ту функцию, которую мне доверили, поручили. И я обязательно вступаю в отношение к данному конкретному человеку. И что получается? В системе «Я — экзаменующийся» у меня рука хочет написать что-то хорошее, чтобы у него не было неприятностей, правда? А вот в отношении «Я — общество» — двойка, незачет. Как, двойная мотивация? От меня не зависит, что я вступаю в отношения к человеку и одновременно к этой простой трудовой задаче. Мы постоянно оказываемся в этом положении. Почти нельзя совершить действие, которое объективно не ввело бы нас в двойное, в тройное отношение к миру, которое одновременно не принадлежало бы к одной и к другой деятельности. И это же в моем упрощенном примере: к общению с человеком и к выполнению трудовой задачи, правильно? От меня это не зависит, это — объективный процесс.

Значит, давайте мы с вами условимся о четком разграничении и не допустим смешения мотивов и целей. И будем иметь в виду, что мотивы могут выступать и в качестве целей, но это — особый случай. Это не значит, что это редкий случай. Это просто особый случай, частный случай. Они могут в этом качестве выступать. Цели могут быть мотивами. Кстати, это положение было сформулировано в самом начале XIX века. Способность целей, не побуждающих к действию, хотя и достигаемых в действии, превращаться в побудители, мотивы. Человек начинает заниматься биологией для того, ради того, чтобы удержать свою позицию в школе, и ставит перед собой соответствующие цели, целый ряд целей, а заканчивается все это тем, что биологические знания сами становятся побуждающими. Но тогда если есть трансформация целей в мотивы, то уж, раз цель всегда сознательна, то мотив, конечно, становится сознательным, он родится прямо в этой форме, в осознаваемой форме. И не приходится решать задачи на осознание, на отдавание себе отчета в мотиве. Значит, одно различение мы с вами внесли. Это различение, еще раз повторяю, я прошу удерживать, иначе все непонятно: цели и мотивы не совпадают между собой. Их совпадение есть возможный, но частный случай. Не будем говорить, насколько часто этот случай возникает.

Второй вопрос. Второе основное различение. Вот здесь возникают наибольшие трудности. Это вызывает больше всего протеста. Вот тут-то и сказывается вся противоестественность превращения мотива в термин, обозначающий собой нечто объективное, объективный предмет, объект. В то объективное, что побуждает деятельность, направляет на себя, управляет ей.

Широкий класс явлений, к которому мы перейдем вслед за изучением мотивов, — эмоциональные процессы, эмоциональные состояния, это-то и есть настоящие действующие мотивы? В свое время, в эпоху расцвета, прорыва в теории эмоций зародилась периферическая теория эмоций, очень важная веха на пути развития

Библиотека http://www.koob.ru

взглядов на механизмы эмоций, которая связана с именами У.Джемса и датского врача Г.Ланге. Прошу не смешивать с нашим русским Николаем Николаевичем Ланге. Это датчанин, физиолог, врач, спинозист по своему философскому кредо. Так вот, небольшая книжечка Ланге, где открывается этот новый взгляд на механизмы эмоций3, начинается вообще с того, что эмоции движут миром. Движут действиями людей. Вот почему они достойны особенного внимания. Сколько сделано ради страсти, гнева, ненависти и любви тоже. Вот, оказывается, что движет-то — аффективные состояния. Эмоциональные состояния. (Мы пока не будем различать эти термины.) То, что мы называем чувствами. Не в смысле ощущения, а в смысле внутренних переживаний удовольствия, неудовольствия, счастья, горя, гнева — этот перечень бесконечный. Вот, оказывается, где мотивы-то настоящие!

Это очень трудное различение. Мотив, понимаемый противоестественным, как я сегодня говорил, объективированным способом, с объективной позиции, — и вот это чисто субъективное состояние. Движет же оно! И здесь разворачивается серьезная философская полемика. С одной стороны, гедонистические теории здесь говорят свое слово. Гедонизмом называется воззрение, утверждающее, что человек подчинен поиску удовольствия и, соответственно, избеганию неудовольствия. Самый смысл человеческого существования заключается в минимизации неудовольствия и максимизации удовольствия. Возникает некая арифметика, жизнь строится так же: поменьше неприятного, побольше приятного. И тогда чувства управляют деятельностью человека, и направляют ее, и побуждают ее. И серьезная сторона всякого гедонизма, в том числе и психологического, о котором мы сегодня говорили, а не философского, состоит в том, что этот психологический гедонизм рефлектирует, отражает, как-то выражает очень простую правду: необходимость человека жить в счастье. Но отражает ее в уплощенном, к тому же искривленном зеркале. Правда исчезает в психологическом гедонизме. Вот эта ложная интерпретация правды, состоящая в том, что человек должен якобы иметь счастье и стремиться в жизни к счастью, была хорошо показана очень старым писателем, философом (и психологом его иногда называют) Дж.С.Миллем, который выдвинул против гедонистов того времени (они не изменились ни в чем или почти ни в чем) следующую формулу, следующее размышление или даже афоризм. Он говорит: да, в счастье человеку надо жить. И человек хочет и должен жить в счастье. Но есть, оказывается, как называет это Милль, хитрая стратегия в этом вопросе. И она заключается в том, что нельзя стремиться к счастью, нельзя стремиться к удовольствию. Можно стремиться к некоторой цели, которая даст удовольствие или счастье.

Вам понятна логика Милля против уплощенной логики гедонизма? Приобретение удовольствия не может быть целью, потому что нет средств, нет ничего, что можно сделать. Ну, я хочу испытать удовольствие. Удовольствие ведь что-то должно принести. Что же направляет мою деятельность и побуждает ее? То, что создаст удовольствие или счастье, то есть положительные эмоции. Опять проблема не решается. Поэтому справедлива эта формула — эмоция не может побуждать! Она говорит о неуспехе или успехе чего-то по отношению к чему-то, достижении или недостижении чего-то по отношению к чему-то — так это ведь основное ядро проблемы. Поэтому-то и выражается эта хитрая механика так: чтобы быть счастливым, мы стремимся не к счастью, а к тому, что это счастье дает. И, добавлю я от себя, нередко ошибаемся. А эмоция учит не ошибаться. Она выполняет свою функцию — важнейшую, только не ту, которую мотив. Она очень важную функцию выполняет, мы сейчас с вами ее нашли.

Если мы ошибаемся, то эмоция начинает проявлять в аффективном состоянии свои функции, о них мы будем не сейчас говорить. А когда напротив, что-то действительно очень уж хорошо получается, все происходит отличнейшим образом, вы говорите: «Боже мой, как приятно!» — правда ведь? Я осторожно скажу: «Какое удовольствие».

Библиотека http://www.koob.ru

Аведь часто в жизни бывает так, что человек и вправду говорит: «Какое, Боже мой, счастье!» Вот так и говорят — «счастье». Очень сильное выражение. Значит, тут можно сказать так: «Наверное, эмоция выполняет функцию подкрепления-неподкрепления». Но мы с вами увидим: не просто под крепления-неподкрепления. И не просто санкционирования положительного или отрицательного. Функция эмоций еще хитрее. Но только я хочу сказать — функция эмоции не то же самое, что функция предметных побуждений, мотивов — ради чего мы делаем. Мы иногда для краткости говорим: «ради удовольствия». А разумеем-то: «я стремлюсь к некоторой цели, рассчитывая получить удовольствие, правильно»? Что нами движет? Удовольствие эстетическое? Или этим поступком управляет открывшаяся возможность реализовать такую цель, как посещение спектакля, выставки, цирка, и так далее? Практически-то эти обстоятельства совершенно конкретные, правда?

Значит, мы ввели два очень серьезных различения. Я резюмирую это очень просто. Нужно уяснить себе, что по отношению к развитию мотивов и формированию мотивационной сферы личности в целом эмоциональные процессы, эмоциональные явления или, можно сказать, эмоциональные состояния, являются вторичными образованиями. И выполняют известную функцию. В частности, функцию динамизации деятельности. Но я особенно обращаю ваше внимание на первое. Вторичность. Что это значит — вторичность? По отношению к мотиву? А это значит, что мы хорошо читаем, хорошо понимаем мир чувств человека, эмоций человеческих, если мы знаем его мотивационную сферу. Потому что эти чувства, оказывается, не сами собою определяются и не вечно меняющимися переходными объективными ситуациями безотносительно к сфере мотивов человека, а как раз как функция от них. Что меня может обрадовать? Попробуйте ответить на этот вопрос. Не меня лично, а вот вашего товарища. Попробуйте предположить, что может обрадовать? Мы будем говорить — осчастливить даже. Или доставить удовольствие. Это зависит от того, в чем у него потребности. Вы понимаете, рассчитываете, что вы его обрадуете подарком.

Аон посмотрел в недоумении, ничуть не обрадовался. Вы знаете, в чем дело? Ведь здесь же все относительно. Мы все время это соображаем в голове, в нашей практической психологии, в практической жизни. Но только всегда ли отдаем в этом себе отчет? Есть система, которая называется мотивационной сферой. Это есть известная характеристика мотивов, живых для человека, побуждающих и направляющих его деятельность. И от того, какова эта сфера, и будет зависеть, какие эмоции что будет вызывать.

Я могу остаться глубоко равнодушным, я могу пережить систему отрицательных эмоций, могу пережить и положительные эмоции в зависимости от того, в какой системе деятельности, в какой системе отношений возникает то или другое эмоциогенное, то есть эмоцию порождающее, обстоятельство, будем говорить, воздействие или, еще грубее, раздражитель. В этом смысле я говорю о вторичности. И вот почему я начал не с эмоций, а с мотивов. Ключ к эмоциям лежит в мотивационной сфере. Но нет ключа к мотивационной сфере, лежащего в чувствах. Вам понятно? Потом мы будем говорить: воспоминание о пережитом на что-нибудь воздействует. Тут важно что взять? Основное отношение.

Я, пожалуй, на этом сегодня закончу.

Я получил записку. Очень важная записка. Если, допустим, имеется внутреннее состояние, которое субъект определяет как желание получить удовольствие или сделать приятное другому, этого можно достигнуть разными способами — и театр, и книга, и подарок, и прочее, и прочее. В любом случае есть удовольствие.

Верное замечание. Вот это и есть сила аргумента от эмоций. Давайте выбросим одну часть вопроса, в которой субъект определяется как желающий получить или доставить удовольствие другому. Простите, второй случай исключается. Тут появляется другой, и все меняется. Усложнение чрезмерно. Рассмотрим просто желание получить

Библиотека http://www.koob.ru

удовольствие, и этого можно достигнуть разными способами: и театром, и книгой, или разными другими. Вот мы про мотивы и говорим: что может быть этим прочим и прочим, правда?

А про эмоции, товарищи, говорим: какую функцию будет выполнять удовольствие, которое вы получите? Потому что, когда я говорю: я хочу получить удовольствие, — я не знаю, чего я хочу. Понимаете? Я не знаю, чего я хочу. Вот крыса, у которой микроэлектроды засунуты в центр удовольствия, она хочет не этого. Она хочет чего? Лапкой стучать об рычаг. В общем, она понимает, к чему она стремится, правда? Она здесь фиксирована. Иначе поставьте ситуацию — она не будет трогать этот рычаг.

Вот и этот вопрос. Для того, чтобы получить удовольствие, вы должны знать мотивационную сферу. А иначе ошибетесь, ой как ошибетесь! Допустим, я книжки покупаю для престижа. Все покупают, и я покупаю. Уж не знаю, как от них избавиться. Вот если вы знаете, что у меня есть познавательное отношение, эстетические мотивы, даже коллекционерские хотя бы, вот тогда вы можете рассчитывать на удовольствие. А ведь не всегда бывает так. Не всегда мы знаем, что мы хотим. Должны быть пробующие шаги. И в это время сигнал: так держать! Это эмоциональная сигнализация. Держать так! И он держит. Когда что-то не то, начинается поиск, потому что цель вне зоны мотивов, не выбрана. Записка-то про жизненные ситуации. Она подкрепляет то, что я говорил. Если все-таки удовольствие, то как же узнать? Вот так и по жизни, и по науке, и по теории.

1Чхартишвили Ш.Н. Роль и место социогенных потребностей в учебно-воспитательной деятельности // Некоторые вопросы психологии и педагогики социогенных потребностей / Под ред. Ш.Н.Чхартишвили. Тбилиси, 1974. С.5—32.

2Якобсон П.М. Психологические проблемы мотивации поведения человека. М, 1969.

3Ланге Г. Душевные движения. СПб., 1896.

Лекция 46. Мотивация и целеобразование

Товарищи, на прошлой лекции я выделил проблему мотивов как того, что конкретизует собой потребности человека. При этом я разделил понятие мотива и понятие цели. И, наконец, следующий шаг состоял в том, чтобы разделить мотивы и эмоциональные переживания, которые традиционно не только относят к категории мотивов, но часто рассматривают как главные побуждающие человеческую деятельность силы. Сегодня передо мной стоит задача перейти к анализу мотивов, их классификации, конечно, на уровне человека. Но для этого мне придется ввести еще некоторые дополнительные понятия и дополнительные различения. При этом, я хочу заранее вас предупредить, мне многое придется повторить из того, что уже было сказано на предшествующих лекциях. Я хочу напомнить, что основная функция мотивов, в самом общем виде, состоит в том, что мотивы побуждают и направляют деятельность. Или, как я еще другими словами эту же самую мысль выражал, это то, ради чего осуществляется деятельность. Но из этого-то положения и вытекает то особое место, которое мотивы занимают в общей структуре человеческой деятельности. Само понятие «деятельность» необходимо соотносится, прежде всего, с понятием мотива. Или, иначе, мотив — это то, что характеризует деятельность, что побуждает именно деятельность, известные виды деятельности или отдельный конкретный вид деятельности.

Таким образом, мотивы дают даже известное основание для классификации самих деятельностей. Потому что деятельности классифицируются, упорядочиваются, даже отделяются одна от другой именно по признаку мотива. Здесь, кажется, повторяется

Библиотека http://www.koob.ru

ситуация с необходимостью наполнить каким-нибудь содержанием потребность, иначе говоря, содержательно характеризовать ее. И как мы не можем характеризовать потребность иначе, как через указание на ее предмет, то есть на мотив, так мы не имеем возможности характеризовать содержательно и различные виды деятельности, не указывая при этом на мотив этой деятельности.

Дело все в том, что то, что образует состав деятельности, может меняться. При этом сама деятельность как единица человеческой жизни остается неизменной. А это и значит, что неизменным остается мотив. Хотя после выполнения этой деятельности действия и цепи действий, которые образуют содержание этой деятельности, способы, которыми выполняются эти действия, психофизиологические функции, которые реализуют все эти процессы, могут относительно друг друга и внутри себя меняться. Попросту говоря, одна и та же деятельность может по-разному выполняться, оставаясь той же самой в психологическом значении этого слова. В психологической, так сказать, ее характеристике.

Конечно, анализируя деятельности, классифицируя их, едва ли возможно руководствоваться только одним признаком развития ее мотивации, ее мотива. Я хочу сказать другое: невозможно отвлечься от этого признака потому, что он является психологически решающим. В полном описании или в полной и более подробной классификации деятельности, конечно, приходится учитывать и состав этой деятельности, ее течение, ее реализацию и даже механизмы, ее реализующие, возможность ее реализации, и так дальше. Но, повторяю, когда речь идет о каком-то классе деятельности, или о каком-то отдельном виде деятельности, или об отдельной конкретной деятельности, мы не можем опустить одной характеристики, а именно характеристики мотива этой деятельности, характеристики этой деятельности через ее мотив, то есть через то, что побуждает эту деятельность, что субъективно, жизненно оправдывает ее.

Вот так стоит, товарищи, вопрос. Значит, попросту можно сформулировать это последнее высказывание так: мотивы со структурой деятельности соотносятся именно здесь, а не в действии, не в способе выполнения действия, не в операции, не в реализующих эти операции и действия механизмах. Именно поэтому они и дифференцируют деятельности, кладут психологическое различие между ними. Можно представить себе некоторую трудовую деятельность. Ее можно описать как угодно. «На лбу» у этого процесса, как и у любого другого, не начертано, как, на каком языке следует описывать данный процесс. Любой процесс может быть описан на очень многих языках. А что значит — на очень многих языках? Это значит — в системе совершенно разных отношений, в разных связях. Вот когда мы описываем деятельность на языке психологическом, не физикальном, тогда-то и оказывается, что одна и та же трудовая деятельность меняется психологически в зависимости от того, что эта трудовая деятельность представляет собой: деятельность из-под кнута, рабскую, так сказать, деятельность; деятельность, которая мотивируется вещественноматериальными мотивами — труд ради обогащения или просто ради заработной платы, правда? Другое дело, когда технически та же сама деятельность выполняется по другим мотивам, мотивам социальным. Конечно, в зависимости от мотива она меняется, меняется ее динамика, ее течение, и так дальше. Но главное, отчего она меняется? Она меняется потому, что реализует разные жизненные отношения человека с окружающим миром, другими людьми, обществом. Вот почему можно сказать, что мотивы психологически дифференцируют деятельности.

Нет никакой надобности иллюстрировать эту простую мысль. Я уверен, что каждому из вас немедленно приходят в голову различного рода, но сходные между собой иллюстрации этой мысли, которые относятся к деятельности, а не к отдельным действиям, тем более, не к реализующим их операциям, тем более, не к простым реализующим их физиологическим или морфофизиологическим органам, структурам и

Библиотека http://www.koob.ru

процессам. Дело в том, что это не значит, что в деятельности операции остаются как бы незатронутыми мотивами деятельности. Дело в другом: мотив деятельности как бы окрашивает только образующие эту деятельность отдельные действия и операции, эти внутренние образующие деятельности, которые вовлекаются в деятельность, но подчиняются деятельности, и одновременно, конечно, подчиняются объективным условиям, в которых протекает эта деятельность.

Все эти структурные единицы деятельности, которые я называл, как бы несут на себе печать деятельности и ее мотива, потому что деятельность не представляет собой никакого аддитивного, как теперь говорят, образования, то есть не представляет собой результата прикладывания независимых неменяющихся единиц, элементов одного к другому. Они не соединены знаком «плюс». Или союзом «и». Это процессы, взятые в разных отношениях. Поэтому я никогда не могу сказать, о чем идет речь, о какой единице деятельности: может быть, о деятельности отдельной, может, это действие, входящее в какую-то цепь и реализующее какую-то деятельность, может быть, это просто операция техническая, технизированное, так сказать, действие, служащее только способом выполнения какого-либо действия, или речь идет о каких-либо психофизиологических функциях, вовлеченных в эту единицу, которая есть деятельность. Эти единицы переходят одна в другую. Действие может отработаться, автоматизироваться, технизироваться и стать только способом выполнения какого-то другого действия. Действие может получить собственный мотив, об этом мы будем говорить дальше, и тогда происходит трансформация, действие трансформируется в целую деятельность. Словом, действие, деятельность не рассекается на отдельные элементы. Если вы берете процесс в отношении к цели, то вы будете характеризовать этот процесс как действие. Если вы берете процесс в отношении к мотиву, вы получите образование, которое следует квалифицировать как деятельность. Словом, если вы вычтете из деятельности все ее образующие, у вас ничего не останется, потому что деятельность живет в своих собственных единицах.

Как же функционируют мотивы в структуре деятельности? Взятые в отношении к деятельности мотивы выполняют очень интересную и очень тонкую, очень сложную функцию. Они определяют зону целей, если можно так выразиться. А следовательно, через выбор в этой зоне цели определяется и отбор, выбор собственно действий. Что же значит, что мотив порождает зону целей? Это очень сложный вопрос. За этим вопросом кроется проблема, которой нужно еще заниматься и заниматься. Это проблема целеобразования, то есть порождения целей.

Когда мы с вами занимаемся экспериментальными исследованиями, то в типичном случае цель мы ставим. Когда вы ведете учебный процесс, цель в общем случае вы ставите. И весь вопрос заключается в том, чтобы построить и осуществить действие, подчиненное или подчиняющееся, лучше сказать, этой цели. Но в других условиях цели ставятся самим субъектом. Первоначально существует только некоторая общая как бы направленность на эти цели, то, что я назвал зоной целей. Дальше происходит отбор, фиксация какой-то цели. И когда возникает эта цель, то есть результат действия представлен, то вы осуществляете действие в нормальном случае по вашим предположениям, по задуманным результатам, представлениям будущего продукта, результата действия.

Надо сказать, что при изучении реальной деятельности людей, иначе говоря, человеческой жизни, иногда эти процессы целеобразования выступают как очень важная индивидуально-психологическая проблема, субъективная проблема. Я в этом отношении всегда опираюсь на два очень разных случая из числа тех, которые хорошо документированы. Ведь довольно редко бывает, когда материалы о каком-нибудь человеке, известном человеке, да к тому же связанном общностью профессии, общностью деятельности, так сказать, очень различны по целеобразованию. Наверное, много таких случаев существует. Заинтересовал меня один такой случай, контрарный.

Библиотека http://www.koob.ru

Очень резкая противоположность судьбы, процессов целеобразования, причем как-то повторявшихся на протяжении биографии.

Я имею в виду двух ученых, двух исследователей. Каждый из них сделал огромный вклад в науку, да еще притом в довольно близких областях. Один из них — это великий Дарвин. Другой из них, его редко называют великим, — это знаменитый Пастер. Дело в том, что научная деятельность и того и другого очень хорошо документирована. У Дарвина развитие его идей, его научных задач, его биография описаны его сыном. Есть очень большой материал — переписка Дарвина. Даже дневники, очень известные. У Пастера есть тоже биограф — это Э.Ру, который выдумал антидифтерийную сыворотку, это ближайший ученик Пастера, знающий о нем очень много, и очерк жизни Пастера очень хорошо документирован. Вот посмотрите, как шло целеобразование в сфере научной деятельности у того и другого крупного исследователя и ученого.

Дарвин. Я не буду пересказывать вам биографию, здесь много о чем можно говорить. Интерес к естественным явлениям. Много возникавших целей на пути раннего развития Дарвина. Коллекционирование, занятие натуральной естественной историей. А главное — один мотив выделяется очень ярко. Его сфера есть наука. Какая? Вероятно, естествознание. Может быть, даже теология. И есть какой-то период, когда Дарвин согласился с целью сделать из себя священника. Потом очерчивается другая цель, не вполне теология. То да, то нет. Целеобразование идет, но цель пока не осуществляется. Как не осуществилась теология. Теология — какая-то попытка, влияние внешних сил, влияние внешнего окружения. И все-таки цель не выбрана. Остается очень широкая зона науки. Вот теперь опять теология, почти решено. И всетаки — нет, не фиксируется. И вот наконец биология. Это происходит поздно очень, во время путешествия на «Бигле», куда отправляется Дарвин под влиянием биологических идей; прежде занимается биологическими размышлениями, затем продолжает коллекционирование животных видов и еще посылает статьи на другие темы на континент во время путешествия на «Бигле». Наконец, происходит целеобразование раз и навсегда. Дальше вся жизнь Дарвина — великий подвиг создания эволюционной теории, великой теории эволюции животных видов. Вот такой трудный процесс.

Очень общий мотив, очень широкая, очень неопределенная зона возможных целей. Очень трудный выбор. Как будто найдена цель, потом она себя дискредитирует. То есть она оказывается не найдена. Новые поиски. Наконец, это происходит. И происходит поглощение, если так можно выразиться, жизни некоей целью. Вы знаете, как потом горько Дарвин жаловался на страницах своей биографии, которую он писал уже в очень преклонном возрасте, на то, что он потерял вкус ко многим вещам. Что для него перестала существовать поэзия. Что его мозг превратился в машину для обобщения естественнонаучных фактов. То есть он нашел всепоглощающее его занятие. Если вы когда-нибудь читали Дарвина, хотя бы одно его сочинение зрелого периода, когда он стал Дарвином, то вы, вероятно, обратили внимание, что, несмотря на такое поглощение жизненной целью, он оставался очень широким по воззрениям. Это и растительный мир, и животный мир, и даже проблема человека. Словом, он остался исследователем, о котором мы говорим «исследователь с очень широким кругозором и интеллектом». И дарвиновский дневник о развитии ребенка, и известная дарвиновская статья «Выражение чувств у животных и человека», и движение растений, и, конечно, естественный отбор, и инстинкты животных, то есть то, что мы называем сейчас этологией. Огромный круг проблем. И знаменитые наблюдения над тем, что, когда наступила осень и гусь с обрезанными крыльями оказался тяжелым для отлета, лететь он не мог и тогда он пошел, но пошел, замечает Дарвин, на юг. Такое впечатление, что читаешь современнейшего этолога. И об импринтинге он отлично знал. И даже больше: что это мгновенное запоминание, узнавание потребности распространяется и на способ. Если вы хотите оставить корову дойной, не давайте