Поляков Д.Н. К вопросу о морали

К вопросу о морали

Д.Н. Поляков

Можно с полным основанием говорить о том, что моральная проблематика возникает тогда, когда всякая бесспорная и само собой разумеющаяся данность нравственных норм и правил поведения уже более не присутствует в жизни какого-либо общества.

Теодор Адорно1

У Макса Шелера в работе "Формализм в этике и материальная этика ценностей" мы находим ещѐ более резкую критику: ―рождение этики повсюду связано с процессом разложения существующего этоса‖.[1. С. 22] Под этосом Шелер подразумевает систему ценностных оценок и ценностных предпочтений, ―подлинной сердцевиной этого этоса является строй любви и ненависти, форма построения этих господствующих и преобладающих страстей, прежде всего то,

какова эта форма в слое, ставшем образцовым. Мировоззрение, а также поступки и действия субъекта всегда находятся под правлением этой системы‖. [19. С. 123]

По мысли Шелера, социальную мораль формирует господствующий этос общества по правилу ―предпочтения одних ценностей и пренебрежения другими‖. [19. С. 134] И именно этос определяет ―основную нравственную формулу, по которой морально существует и живѐт субъект‖.[19. С. 124]

Тем не менее, философы упорно не желают оставить попытки конструирования так называемой ―абсолютной этики‖, несмотря на то, что еѐ

1 Адорно Т. Проблемы философии морали / Пер. с нем. М. Л. Хорькова. — М.: Республика, 2000. (Б-ка этической мысли) С. 21.

1

основной функцией можно считать помощь человечеству в критические этапы преодоления прошлых этических представлений, которые неизбежно приобретают репрессивный характер, лишь только их безусловная истинность подвергается сомнению. Адорно подчеркивает, что задача философов-моралистов

– не реставрация и реабилитация нравственных предписаний, а обличение возникающих проблем.

Современные философы-моралисты по непонятным причинам нередко игнорируют тот факт, что в современном культурном пространстве, основные черты которого: ацентризм (ср. с теоцентризмом в средние века или антропоцентризмом в эпоху возрождения) и плюрализм – нет места для идей,

претендующих на такую глобальность как универсальная этика.

―Если моральную проблему […] рассматривать со всей серьезностью, то ее не следует сглаживать; наоборот, необходимо как можно глубже осознать все ее противоречия, не оставляющие места чему бы то ни было удобному и приглаженному‖.[1. С. 21].

Значение морали для вида Homo Sapiens сложно переоценить (при условии правильного понимания морали, конечно). У нашего вида множество ―вторых‖ названий: Homo Ludents, Homo Politicus, Homo Erestus2 и т.д. Но во главу этого списка я бы поставил – Homo Moralis, поскольку моральные отношения (назовѐм их так) существуют столько же, сколько ―человек разумный‖. Человек возможен лишь в обществе, а общество возможно лишь в купе с моралью. Аристотель охарактеризовал человека как ―politikon zoon‖3, жизнь в обществе себе подобных

– то, что делает человека человеком, отсюда следует ценность общественных отношений и значимость их регуляции. Фактически, совместная жизнедеятельность подтолкнула человека к ―изобретению‖ морали.

Общественно-договорная теория морали – лучшая тому иллюстрация. Даже Гоббс, веривший, что ―благодаря божественному провидению высший завет запечатлен во всех сердцах"[6. С. 261], считал возникновение нравственности

2от лат. – играющий, политический, прямоходящий – соответственно.

3politikon zoon (греч.) - социальное животное.

2

результатом рационального осознания опасности ―войны всех против всех", а

морально-правовые отношения – важнейшим условием перехода человечества от естественной дикости к цивилизации. Чем более развито общество, тем больше нормативов в его морали. Адорно называет главной проблемой философии морали ―отношение между особенным, между особыми, частными интересами,

поведением отдельного человека как особенного существа и общим, которое противостоит особому‖.[1. С. 23] Прежде, чем перейти к основному содержанию статьи, хочу предложить, ad avisandum, наиболее близкое мне определение морали: ―Мораль – технология выживания человечества‖.

Термин ―мораль‖4 был введѐн Цицероном в IV в. н.э, в частности для перевода на латинский язык ―Этики‖ Аристотеля (греч. ethos – обычай, нрав,

характер), который использовал прилагательное ―этический‖ для обозначения человеческих качеств, называемых им ―этическими добродетелями‖.

Надо сказать, зародившись в IV в. до н.э. этика не претерпела особых изменений и по сей день. Первая развѐрнутая систематическая работа по этике –

―Никомахова этика‖ Аристотеля – актуальна и сегодня. Позже аналогичные по значению термины появляются и в других языках, например – ―sittlichkeit‖ в

Германии (от sitte – нрав). В России термин ―нравственность‖ впервые встречается в XVIII в.

Термины ―этика‖, ―мораль‖ и ―нравственность‖, как видно из этимологии – тождественны. Но нередко их разводят, подразумевая под этикой – научную дисциплину, а под моралью – еѐ предмет. Мораль можно определить как непрерывное нормотворчество людей, некую нормативную систему, а

нравственность – как совокупность личностных установок. Морали в целом противостоит аморализм, который достаточно многолик.

―Обычаи определяют нравы‖ – эта сентенция жива до сих пор, что говорит о сохранении актуальности взаимосвязи обычаев и нравов, следовательно, для определения смыслового поля категории ―нравственность‖ необходимо

4 от лат. moralis – нравственный, mores – нравы.

3

определить, что же подразумевается под обычаем. Обычаи можно охарактеризовать как специфический исторически сложившийся тип взаимоотношений людей, как друг с другом, так и с окружающим миром,

включающий в себя совокупность норм поведения и общения, очерченных смысловой границей человеческой деятельности.5

―Вся реальность рассматривается в пределах тех значений и смыслов,

которые она имеет для сознания. Истинно то, что мир трансцендирует, то есть превосходит какие-либо пределы, а потому не может быть сведен к сознанию,

которое мы имеем об этом мире.[...] Центральной для всех последователей феноменологии Гуссерля является идея о человеческой субъективности как интенциональной активности по образованию значений и смыслов, через которую мир и собственная субъективность конституируются. […] Гуссерль подчеркивает исторический характер науки и самой философии. Выступая против объективизма, он вводит понятие жизненного мира, мира живого опыта,

радикально отличного от научно-интерпретированного мира. Свойства и структуры, приписываемые ―объективными‖ науками ―объективному‖ миру сами являются результатами процесса идеализации и математизации жизненного мира.

Задача философии — сбросить ―идеологический‖ покров научных истин с этого мира жизни‖.[2]

Из вышеизложенного очевиден исторический характер морали, а так же тесная интеграция морали общества и его культуры. Многообразие культур – основная причина многообразия морали. Следовательно, понимание морали как некой устоявшейся системы ценностей, аутентичной для каждого отдельно взятого общества, будет наиболее правильным.

Ввиду невозможности конструирования универсальной системы этики на все времена, неклассическая философия предлагает идею ―генеалогии морали‖

(впервые встречается в работах Ницше и получает своѐ развитие в философии постмодерна), то есть реконструкцию еѐ исторических трансформаций.

5 см. Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика. [7. C.19 – 23]

4

Мораль генеалогическими корнями уходит в первобытное общество, где еѐ упрощѐнные функции выполнял обычай, табу, нарушение которого жѐстко каралось. Интересную гипотезу зарождения табу, а, соответственно, и

нравственности предложил Зигмунд Фрейд: ―Как в историческом плане, так и в функциональном отношении навязчивые состояния невротиков и древние запреты6 имеют общий аналог – наличие определѐнного ―категорического императива‖, свидетельствующего о нравственных основаниях человека‖. [8. С. 748] Характерно, что Фрейд, в отличие от Канта, рассматривает зарождение категорического императива, а вместе с ним становление общества, религии и нравственности, через призму ―великого события‖ – убийства отца-тирана в первобытной общине и возникшего, в связи с содеянным чувства собственной вины, которое и породило первый тотем7. Чувство вины искало выхода и нашло его в раскаянии, понимаемом Фрейдом как результат изначальной амбивалентности чувств по отношению к отцу: сыновья одновременно ненавидели своего отца и в то же время любили его. ―Теперь нам со всей ясностью видна и причастность любви к возникновению совести, и роковая неизбежность чувства вины. При этом не имеет значения, произошло отцеубийство на самом деле или от него удержались. Чувство вины обнаружится в обоих случаях, ибо оно есть выражение амбивалентного конфликта, вечной борьбы между Эросом и инстинктом разрушительности или смерти‖. [13. C. 123]

Следующей ступенью в развитии нравственности, исторически соответствующей позднеродовому и раннеисторическому обществу, является талион8 – нравственный регулятив восходящий к архаическому обычаю кровной мести, трансформировавшийся впоследствии в правило наказания за совершенное преступление в соответствии с принципами соразмерности и взаимности. ―Как в отношениях с чужими, так и в отношениях с соседями талион не только был призван восстанавливать равенство, но и оберегать эти позитивные отношения

6речь идѐт о табу. – прим. Д.П.

7имеется в виду запечатление образа отца, придание ему святости и неприкосновенности. – прим. Д.П.

8от лат. talio – возмездие, равное преступлению, talis – такой же.

5

сотрудничества (партнерства), союзничества, гостеприимства и т.д. Особое внимание уделялось ограничению возмездного действия, поскольку именно в чувстве мести как чувстве, обусловленном конкретными обстоятельствами, а

именно, преступлением или оскорблением, совершенным конкретным другим,

индивид оказывался как бы ничем не ограниченным‖.[3]

С развитием общества, экономики, а, следовательно, и межличностных отношений происходит усложнение социально-нормативной регуляции поведения. Формируется этика благоволения, прощения по отношению к друзьям,

соседям, новообращенным, но по отношению к чужакам талион остаѐтся незыблемым постулатом. Примеры такой этики – античная классическая этика вплоть до стоиков, а так же ветхозаветная этика. Постепенно произошел переход к золотому правилу этики: ―от нормирования реактивных действий к нормированию инициативных действий […] – золотое правило апеллирует к чувству и намерению человека; талион как будто апеллирует к сложившейся ситуации, к действию, совершенному другим. Золотое правило предполагает,

таким образом, инициативное действие, т.е. оно определяет, как (и с чем) следует вступать в отношение с другим. Талион же предполагает ответное, или реактивное действие‖.[3]

Надо отметить, что золотое правило довольно сильно зависит от императивно-ценностного контекста – практически вплоть до отождествления с талионом. Но есть и существенное отличие – золотое правило адресовано волению человека – поступай по отношению к другому так, как хочешь, чтобы поступали по отношению к тебе. Тогда как талион предполагает лишь определѐнный способ реагирования.

Своѐ относительное философское обоснование золотое правило нравственности получает у Канта в ―Критике практического разума‖, причем этика становится этикой долга, а основной целью нравственной жизни – абстрактное Summum Bonum, гарантом которого является Бог. Deus ех machina...

Но мораль понимается не только как характеристика отношений между людьми, а так же как характеристика личности. Вообще, цель любой этической

6

конструкции – поступки, а не знания. У Аристотеля мораль определяется как качественная характеристика души, ―верно направленное движение чувств, а не разум служит началом добродетели‖9 [4. С. 357], т.е., поведение по-настоящему нравственного человека согласуется с моральными нормами по той причине, что по-другому он себя вести не может.

В отличие от других способов регуляции общественных отношений

(например, законодательство и, в некоторой мере, религия) мораль выступает в качестве ―неписанного закона‖ и апеллирует к свободной воле. Нормативная система должного (общественная мораль) задаѐт предпочтительные интенции поведения (более точно – ―волений‖), но прерогатива морального выбора всегда остаѐтся за каждым индивидом.

Кант называл мораль автономией воли. Лишь свободный человек может быть моральным. И именно об этот подводный камень разбивается большинство этических концепций. А вся беда в том, что даже в наше время человек не является свободным...

Источники порабощения человека, точнее человеческой воли, можно условно разделить на внешние и внутренние. К сожалению, рамки данной статьи не позволяют углубляться в эту, весьма интересную, тему. Поэтому рассмотрим лишь основные положения. Начнѐм с более простого вопроса – что я подразумеваю под внешними источниками порабощения?

Всѐ очень просто – техногенная цивилизация и рыночная экономика диктуют свои правила. Отныне человек – лишь средство, необходимое для осуществления рыночных отношений, винтик в грандиозной производственной машине. А его главная характеристика – не столько качество, сколько стабильность работы. Люди отождествляются со своими социальными ролями.

Наше время – время тотального подавления личности, растворения еѐ в массе. Человек стал проблемой. Масса легче поддаѐтся внушению, ей легче управлять, еѐ поведение вполне прогнозируемо.

9 имеется в виду сдержанность в отношении аффектов.

7

В массовом сознании большинство является не только носителем моральных ценностей, но так же законодателем моды и хранителем абсолютных истин. Представление о содержании общественного мнения люди получают посредством СМИ. Но в чьих интересах работают СМИ и кто очерчивает допустимую степень воздействия на сознание людей, например посредством НЛП-технологий?10 В чьей собственности находится сознание человека в условиях рыночных отношений? Конечно, всех загипнотизировать нельзя, но те,

кого сея чаша минула, попадают под мощный социальный прессинг со стороны поддавшихся внушению, коих, надо признать, большинство.

Перейдѐм ко второму вопросу – почему человек внутренне не свободен?

Богословы на протяжении веков отвечают кратко – человек находится во власти греха... Но рядовому представителю техногенной цивилизации,

обладающему к тому же секуляризированным сознанием, эта формулировка не очень-то ясна, поэтому для начала обратимся к З. Фрейду.

―По выражению Фрейда, Я является ―несчастным существом‖,

подверженным опасностям не с двух, а с трѐх сторон, поскольку ему угрожают Оно, Сверх-Я и внешний мир‖. [8. С. 640] Основатель психоанализа называл Я

―пограничным существом‖, действительно, его положение весьма прискорбно: с

одной стороны – аморальное Оно, руководствующееся принципом удовольствия;

с другой – гиперморальное Сверх-Я со своими завышенными требованиями и истеричным гласом совести; с третьей – внешний мир, в котором любые манифестации Оно караются и порой весьма строго, а Сверх-Я, зачастую,

нежизнеспособно. Находясь под этим перекрѐстным огнѐм, Я должно или в совершенстве освоить мимикрию, или ―расщепиться‖, или согласовать интересы трѐх сторон, проявив феноменальные навыки дипломатии – dura lex, sed lex.

―В конечном счѐте, как подчѐркивал Фрейд, приводимое в движение со стороны Оно, стеснѐнное со стороны Сверх-Я и отталкиваемое реальностью,

10 В частности – даже самая обыкновенная реклама. Для психологов давно не секрет, что многократно повторяемая фраза проникает глубоко в подсознание (мистиками эта прописная истина используется испокон веков, как для достижения состояний изменѐнного сознания, так и для трансформации сферы бессознательного).

8

бедное Я прилагает все усилия к установлению гармонии между силами,

действующими в нѐм и на него. Но, не смотря на все усилия подобного рода,

жизнь Я становится постоянным терзанием, сопровождаемым внутриличностными конфликтами и мучениями.[...] Раскрытие взаимоотношений между Я и тремя тиранами [...] дало возможность Фрейду ещѐ раз подчеркнуть ту,

ранее выдвинутую им идею, согласно которой Я не является хозяином в своѐм собственном доме.‖[8. С. 641]

По Фрейду человек глубоко несчастен: его любовь – лишь сублимация полового влечения, а нравственность – плод искусственно навязанного

―категорического императива‖. Но неужели человеческая доля так печальна?

Некоторые сторонники фрейдизма предпочитают во всѐм винить культуру и мораль. Так что теперь – назад к животному царству?! Надо отметить, что сам Фрейд был далѐк от подобного рода призывов. ―Психоанализ никогда не замолвил ни одного слова в пользу раскрепощения наших общественно вредных влечений; наоборот, он предостерегал и призывал к улучшению людей, но общество не хочет слышать ничего об открытии этих соотношений, т.к. его совесть нечиста во многих направлениях‖. [14. C. 531 – 532]

Фрейд с такой тщательностью исследовавший тѐмную сторону человеческого существа, так и не дал внятного ответа на вопрос – возможно ли человеку как-то обуздать разрывающие его на части страсти?11 Ответ нам даѐт Евангелие. И этот ответ прост – Любовь ко всему и всем. Лишь следуя этой установке человек может стать по-настоящему свободным и счастливым. Отказ от Любви – первый грех, который делает человека уязвимым для всех прочих.

Цель каждого человека – быть любимым. И неважно, отдает он сам себе в этом отчѐт или нет. Ради этого зарабатывают и тратят миллиарды, ваяют гениальные произведения искусств, а также обманывают, клевещут, убивают и т.д. А всѐ по той причине, что люди под любовью, как правило, понимают всѐ чаще вещи, и отдалѐнно не напоминающие Любовь, этакие псевдо- , а в лучшем случае квази-―любови‖: любовь к телу, деньгам, машинам, наркотикам и т.д.

11 сублимация – это специфический ―пакт о ненападении‖, а не решение проблемы.

9

―Любовь это не обязательно отношение к определенному человеку; это установка, ориентация характера, которая задает отношения человека к миру вообще, а не только к одному "объекту" любви. Если человек любит только какого-то одного человека и безразличен к остальным ближним, его любовь это не любовь, а симбиотическая зависимость или преувеличенный эгоизм‖.[16]

Тема любви достойна отдельного рассмотрения, поэтому вернѐмся всѐ же к морали. В обществе, где отношения строятся на взаимной любви, никакая искусственная, спекулятивная мораль становится просто не нужна. ―Золотое правило снимается в новозаветной заповеди любви (Мф. 5:38–39, 44). Заповедь любви к ближнему отличает от золотого правила содержательная определенность: не просто относись к другому, как к самому себе, но люби его.

При этом ―как самого себя‖ в ветхозаветной заповеди любви, так же, как ―как ты желаешь‖ в золотом правиле, может получать субъективисткую интерпретацию и практически выражать индивидуальную ограниченность тех, кто мерит по ―самим себе‖. Но в христианской заповеди любовь к ближнему соотнесена с любовью к Богу. Любовь к Богу как к совершенству – это ключ любви к человеку‖.[3]

Вообще, если рассматривать рационалистическую мораль с позиции еѐ регулятивной функции, она всѐ больше напоминает чистую фикцию: ―Бесконечное множество культурных людей, отшатнувшихся бы в ужасе от убийства или инцеста, не отказывает себе в удовлетворении своей алчности,

своей агрессивности, своих сексуальных страстей, не упускает случая навредить другим ложью, обманом, клеветой, если может при этом остаться безнаказанным;

и это продолжается без изменения на протяжении многих культурных эпох‖.[12. C. 24] Ураган ―Катрина‖, пронѐсшийся по США 29 августа 2005 года, если и не развенчал , то уж точно серьѐзно поколебал гипертрофированный миф о нашей

―культурности‖ и ―цивилизованности‖: ―В Новом Орлеане после «Катрины» каждый был сам за себя. Полицейские катера вместо спасения людей были заняты охраной магазинов и банкоматов от мародеров. Отчаявшиеся дождаться спасения люди даже стреляли по вертолетам‖.[10] Данные соцопроса, проведѐнного в России, говорят, что у нас нравы большинства мало чем отличаются. [11]

10