прилепин паталогии

сельские постройки, да на дома у дороги, да на далекие 'хрущ?вки' никто уже не смотрел. Дома как дома, чего на них

смотреть. Тем более что на крыше школы четыре поста.

Смуглые грузные чеченки спокойно стоят за прилавками, расставленными вдоль дороги. Не шумят, не торгуются, называют цену и ни рубля не сбавляют. Нимало не похожи они на жертв российской военщины - не испуганные, сытые, усатые. К слову сказать, красивого лица

не встретишь. Есть одна девушка на рынке, вроде ничего, миловидная, да и то, скорей, полукровка, с русским вливанием. Это Хасан нам сказал, ему видней. Возле этой девушки постоянно стоят наши пацаны, говорят что-то, смеются. У девушки лицо при этом брезгливое.

Хасан, как-то отправившись на рынок (мы называем это 'в город'), попал в дурную ситуацию: купил пивка, побрел неспешно на базу и тут услышал, как за спиной торговка с соседкой

переговаривается по-чеченски:

-А это ведь наш парень. Он в школе с моим учился...

Хасан сказал об этом Сем?нычу. Командир запретил Хасану в город выходить.

-Теперь твои яйца стоят по тысяче долларов! - кричит Хасану, внося чан

ссупом, Плохиш. - Все твои одноклассники соберутся... - кряхтит Плохиш, устанавливая чан на скамейку, - с бо-о- ольшими кинжалами...

Хасан хитро улыбается.

-Я бы за две штуки себе яйца сам отрезал, - задумчиво говорит Вася

Лебедев. У него вечно грязные, будто проржавевшие, руки. Белые, атласные, новые карты, которые он держит в своих заскорузлых лапах, смотрятся беззащитно и трогательно. Такое ощущение, что дама, на груди которой лежит окаймленный черной полоской ноготь

Васи, сейчас взвизгнет. Вместе с Васей играют Саня Скворцов и Слава Тельман. Слава их постоянно обыгрывает. Вася матерится, Скворец улыбается и, похоже, думает о другом.

-Есть маза прокрутить выгодную сделку, - задумчиво продолжает поднятую Плохишом тему Язва. - Хасан! Говорят,

это совершенно безболезненно...

Хасан все ухмыляется.

-Я беру на себя самую тяжелую часть операции, - продолжает Язва. -

Собственно, прости за тавтологию, операцию. Покупателя ты сам найдешь. Позвони по старым телефонам, может, среди твоих друзей по двору есть какой-нибудь завалящийся полевой командир. Торговаться пойдет Тельман. И - две штуки наши. Или четыре, а,

Тельман?

Язву внезапно увлекает новая, назревшая в его голове шутка. Он подходит

киграющим.

-Парни, смотрите, какой непорядок. Саня у нас Скворцов, Вася - Лебедев, а Слава - какой-то Тельман. Слава, давай ты будешь... Вальдшнеп?

Вася Лебедев довольно смеется. Саня смотрит на Язву удивленно, такое ощущение, что он даже не понял, о чем речь. Слава недовольно молчит.

-Отстань, Гриша, я уже говорил, что я русский, - выговаривает он.

- А я тувинец! - хуже прежнего смеется грязно-рыжий Вася, щуря южно-русские глаза с бесцветными ресницами.

Парни рассаживаются обедать. Режут лук. Никогда мужики не едят столько лука и чеснока, как на войне.

Сем?ныча по рации вызывают в штаб. Он кличет Васю Лебедева и Славу Тельмана. Слава сразу встает,

сбрасывает с тарелки недоеденные макароны в чан для отходов, берет автомат и

выходит. Вася давится, ложку за ложкой набивает рот недоеденным. От выхода возвращается, берет кусок хлеба и луковицу.

После обеда мы с Саней выходим на улицу покурить. Бездумно обходя школьный двор, я заглядываю в каморку к Плохишу. Эта скотина там водку в

уголке разливает. Астахов и Женя Кизяков стоят со стаканами наготове.

-А, сволочи! - кричу.

-Тихо! - зло шипит Плохиш. - Шеи там нет? А? А начштаба?

-Будешь? - предлагает мне Женя Кизяков.

-Ща, я Саньку позову, - я выглядываю на улицу. - Сан?к! Давай сюда.

Мы быстро выпиваем. Закусываем луком. Опять выпиваем. Разливаем остатки... Плохиш засовывает в щель в полу пузырь. Бутылка звякает, видимо, там уже таятся ей подобные.

-Плохиш, ты весь НЗ пропьешь! - смеюсь я.

Выходим на улицу. Закуриваем. Сладко туманит и одновременно немного тошнит. Санька все никак не развеселится.

-Ты чего такой, Сань? - спрашиваю.

-А?

-Ты где?

-Как где? Я смеюсь.

-Девочку хочу, - вдруг говорит Саня.

-На ужин? - глупо шучу я и, понимая глупость своей шутки, продолжаю: - Чего это вдруг? Только вторая неделя пошла.

-Ты представляешь, Егор, - вдруг говорит мне Саня, - я вот что подумал: это ведь ужас, что на земле есть девушки... тонкие, нежные...

-Чего ж тут плохого? - спрашиваю, чуть вздрагивая от нежданной Саниной искренности.

-Егор, ты пойми, вот ходят все эти существа, на них трусики надеты, тряпочки всякие... грудки свои девочки несут... попки... и у каждой из них, подумай только, у каждой - ни одного исключения нет - между ног вот это

розовое... серое... прячется, - Саша сглотнул слюну. - Это ведь божий дар, то, что у них это есть. Не у всех, конечно, божий дар... У многих - так, просто орган... Но у некоторых - это божий дар. А девушки, Егор, все девушки им торгуют. Балуются им - этим даром.

Не так торгуют, чтоб блядовать, а просто разменивают... как папуасы... на всякие побрякушки. Я пока пацаном был, в школе пока учился, думал, что нормальные девочки все недотроги. Ну, не так чтоб никогда и никому... но, по крайней мере, серьезно это делают, отчет себе отдают. Со шлюхами все понятно, а вот если есть у девушки голова, она же понимает, что всякие прелести

ей не просто так даны. Как думаешь, Егор? - не оставив ни секунды мне на ответ, Саня заговорил дальше: - Я до

нашего спецназа три работы сменил. В разных конторах работал, у меня ведь отец буржуй, он меня пристраивал.

- Кем работал? - зачем-то спрашиваю

я.

- Да какая разница, кем... Черт знает кем. Там полно было девушек, самых разных возрастов. Малолетки были - после школы, первый курс

какого-нибудь юрфака... лет двадцати - двадцати двух были, которым замуж пора... замужние были, пару-тройку лет в браке... О разведенках вообще молчу... Не скажу, чтоб я там их всех перехапал. Было, конечно. Дело не в этом. Дело в том, что они с самого начала собой торгуют. Устроится такая девочка на работу, улыбается, заигрывает немного, но все красиво...

пристойно... А потом, когда поближе познакомимся все... Восьмое марта, скажем, отметим... Вот тут надо только момент уловить, чтоб, как на рыбалке,

подсечь. Выпила она чуть больше, развеселилась - ты ее рассмешил, заставил ее хохотать, всех девочек и не девочек

тоже заставил смеяться... А потом вы курить выходите, и ты ее (пока она гордится перед подругами, что ты ее, а не их курить позвал), ты ее сразу - цап...

Или другой вариант: ее парень обидел. Девочки обычно в этот день задумчивые приходят на работу, раздраженные даже... Главное, с менструацией этот день не перепутать. Вот ее парень обидел, а тут ты наготове.

Тютьки-матютьки, заливаешь ей...

изображаешь из себя такого внимательного, понимающего, всепрощающего... И веселого. Девушкам ведь надо всего

три вещи: чтоб их смешили, чтоб их