- •Альфред Петрович Хейдок Звезды Маньчжурии
- •Оглавление
- •Предисловие
- •Звезды Маньчжурии
- •Три осечки
- •Маньчжурская принцесса
- •Призрак Алексея Бельского
- •Храм снов
- •Черная палатка
- •Песнь Валгунты
- •Безумие желтых пустынь
- •На путях извилистых
- •Таежная сказка
- •Неоцененная добродетель
- •Собаки воют
- •Шествие мертвых
Неоцененная добродетель
...Ну, конечно, – они едят!.. Тут же, на джонке, стоит маленькая печь, и на ней артельный повар приготовил обед... Вот он деревянным ковшом разливает по чашкам просяную похлебку и раздает ее лодочникам, которые с палочками в руках, нетерпеливо ожидают еды...
И они едят!.. Небеса! Как они едят! Палочки мелькают так быстро, что в глазах рябит!
При виде этой картины ноги старого Лао-Ку сами засеменили по забросанному арбузными корками берегу прямо к обедающим.
Лао Ку нищ и стар. Лао Ку с самого утра ничего не ел.
А разве нищим меньше хочется есть, чем лодочникам?
Тем не менее, слишком торопливо приближаться к обедающим не следует: они могут замахать на него руками и сразу прогнать. Кроме того, обедающие сидят на третьей джонке от берега – к ним нужно пройти по узкой сходне, а долго ли старому Лао Ку пошатнуться и упасть в воду!
Конечно, в этом случае лодочники сейчас же вытащат его, но... рассерженные за лишнюю возню, обедать ни за что не дадут! Не дадут!..
Лао Ку медленно двигается по сходням: на ходу вытаскивает серый от грязи кулек, признак своей жалкой профессии, снимает свою закоптелую тирольку с пробитым дном и примащивается неподалеку от обедающих, устроившись сидеть на широкой доске, перекинутой между двумя джонками.
Он ничего не говорит и не просит: к чему слова, когда и так видно, зачем человек пришел?
Бритая голова Лао Ку на тонкой коричневой шее поворачивается к счастливым едокам и в эту минуту удивительно напоминает спелую тыкву.
Но, все-таки, – как они едят! Небеса!.. Как они едят и выскребывают свои чашки!.. Если так пойдет дальше, то они съедят все и ничего не останется для старого Лао Ку...
Не лучше ли попросить их теперь, пока еще не все съедено?
Нет, голодные злы, а сытые милосердны... Нужно немножко подождать, пока они насытятся...
Терпение – великая мать добродетели... С берега, мимо Лао Ку, пробирается на джонку хозяин овощной лавочки. Лао Ку смиренно подбирает под себя ноги и совсем ложится на сходню, чтоб лавочник мог пройти: ведь Лао Ку никому не хочет мешать! Ему только нужно своим присутствием воздействовать на обедающих, хотя они по своей жадности и делают вид, что совершенно не замечают его...
– Ox-ox! Ай-я-ха! – вырывается вопль из старой груди Лао Ку: неосторожный лавочник наступил ему на пальцы руки и больно придавил их.
Может быть, еще покричать? Нет! Нет. – Лао Ку испуганно замолкает под гневным взором загорелого, как головешка, лодочника. Взор так и говорит, чего, мол, тут раскричалась, вошь такая!..
– Ничего! Ничего! – улыбается Лао Ку, кивает головой и дует на пострадавшие пальцы – у господина подошвы мягкие...
Ничего... Он будет ждать... Теперь уже дадут наверняка... Он даже не будет смотреть им прямо в лица, что не подобает, впрочем, он и так видит жующие рты и мелькание палочек...
Все нутро старика сводит голодная судорога. Он сплевывает совсем белую слюну в мутные воды Сангари. Это можно – он не говорит, не надоедает, а разве эта слюна не красноречивее любых слов?..
Мучительная минута...
Вдруг Лао Ку вздрагивает от внезапно появившейся опасности: по берегу приближался еще один побирушка. Это – Пи И. Совсем еще мальчишка.
Со своей торбой и позванивающей на ходу пустой консервной банкой, которая болтается у него на обрывке веревки, он тоже заметил еду и мчится сюда?
Ну зачем его несет сюда?! Разве он не видит, что Лао Ку уже давно занял это место и ждет? Неужели этот мальчишка думает, что им обоим дадут?..
Сын глупых родителей и сам глупец... Его следовало бы прогнать палкой!..
Тем не менее Лао Ку не будет его гнать! Нет, он подожмет ноги и пропустит его так же, как давеча – лавочника.
Пусть лодочники видят его смиренную вежливость. Даже перед себе подобными! Они, конечно, это поймут, оценят и дадут старику Лао Ку большую чашку чумизы, и, быть может, бросят туда еще несколько кусочков жареного перца...
Кроме того, мальчишка будет хныкать, и лодочники сами прогонят его...
Пи И с приличной дистанции протянул к обедающим свою пустую банку и заныл густо и жалобно. Это была древняя песня нищих об умирающих от голода родителях и его, Пи И, неизбывных болезнях и язвах.
Лао Ку в это время бесстрастно созерцал зеленый противоположный берег и ждал насторожившись. Профессиональное чутье не обмануло его: Пи И быстро отлетел, получив пинок. С полминуты он простоял еще на сходне, в колебании, а затем, признав свое поражение, с плутоватой улыбкой направился к берегу.
Теперь черед его, Лао Ку... Своевременно и вежливо... С цветистым обращением он поворачивает голову к обедающим...
– Небеса! Они все съели!!! – фраза застряла в горле. Лао Ку поперхнулся – лодочники деловито складывали палочки, а во всех котлах – пустота!
Опытный взор старого нищего точно определил, что при величайшем умении оттуда не наскрести и четверти чашки.
Итак, жадные люди не оценили его смиренной вежливости.
– Пусть, – думал Лао Ку, направляясь обратно к берегу, – пусть вертится колесо жизни: пройдут века, настанут новые жизни, и тогда Лао Ку будет сидеть у полного котла, а лодочники – наоборот...