Духовный турист исправлен.окончательно
.docСнова увидел разницу в том, как меня учили или как я старался обучать желающих, и что делал Мирза. Я всегда старался сделать изложение максимально понятным для слушателя, подстраивался под него, подбирал слова. А Мирза, казалось, делал все наоборот. Он не облегчал, а усложнял процесс получения знаний, специально создавал преграды на этом пути. То есть он не раскрывался навстречу желающему узнать, а строил ему препятствия, сбивал с толка, отвлекал внимание, переводил важную тему разговора на второстепенную. Скорее всего, в его тексте было несколько уровней, которые без специальной подготовки увидеть совсем непросто. Иногда, со стороны просматривалось, как он, хотя и иносказательно, но очень точно отвечает на заданный вопрос. Однако же сам человек в это время ничего не слышал и пропускал важную для себя информацию «мимо ушей». Было обидно думать, что на этом месте веду себя точно также.
Только один раз он дал логический ответ, когда его Марат спросил, как себя полюбить. Мирза устроил целый импровизированный спектакль, стал говорить о том, что каждый человек сам для себя все делает, сам о себе заботится. Вот, например, говорил он, эту ложку с едой ты сам себе в рот кладешь, а не кто-то. Поэтому себя любить надо. Но такие «подарки» моему европейскому рациональному сознанию он устраивал редко. Поэтому после пары дней знакомства с ним понял и перестал задавать вопросы. Просто слушал, как Мирза озвучивал то, что происходило у каждого из нас внутри. Он также обладал способностью вести и «узконаправленные» разговоры. Например, однажды, когда в разговоре один из гостей задал очень личный вопрос и Мирза начал отвечать, я почувствовал сильную сонливость и как будто «вырубился». А проснулся в тот момент, когда уже эта тема завершалась, и разговор снова принял общий характер.
Интересно было, когда он рассказывал о своей жизни. Она и вправду была необычна. В молодости он был борцом и зарабатывал этим на свадьбах. Однажды он пошел на базар и там встретил своего будущего мастера Юлу. Про него у меня было не так много сведений. Рассказывают, что он однажды зарабатывал милостыню на базаре, при этом прекрасно танцевал. А вечером жители обнаружили его в местном ресторане, где он гулял на «их» деньги. Это их так возмутило, что когда Юла выходил из ресторана, они подкараулили его и избили, как думали, до смерти. Но каково было их удивление, когда он на следующий день снова танцевал на базаре, живой и невредимый.
В результате этой встречи Мирза не вернулся домой и ушел с базара с ним. Обратно он появился в доме через три года. Испытаний у него было много. Юла использовал самые разные средства, в том числе заставлял его попрошайничать, отбирал все деньги, бросал его и т.д. Обещал отдать ему в жены свою дочь. А на Востоке жена стоит дорого, и Мирза долгое время надеялся, что женится. В итоге мастер отказался от своего обещания. В конце-концов Мирза побил его и ушел. Но прежде чем это случилось, у него с Юлой было великое множество событий, в результате чего и в итоге он стал тем, кем стал.
Пока мы разговаривали, Мирза курил сигареты. И вдруг обратился ко мне: «Будешь курить?». Я курил только однажды, в юном возрасте, когда учился в школе. Но мне не понравилось, и я не стал продолжать. Но раз мастер предлагает, значит надо попробовать. Пришлось взял сигарету и закурить.
Ближе к вечеру на квартиру пришли три девушки, знакомые Мирзы. Он оживился, стал с ними ласково разговаривать, потом уединился с одной из них. Мы продолжали общаться с девушками, спрашивали их про Мирзу. Они отшучивались и ничего толком про него сказать не могли. Для них он был просто немного странный дедушка. Ближе к трем часам ночи Мирза отправил девушек домой и решил наконец-то поспать. Он просто лег на ковры в комнате и сразу уснул. Я выключил свет, и мы тоже улеглись на полу. Минут через десять Айрат стал как-то странно дергаться и вскрикивать. Я спросил, что с ним. Он сказал, что по нему кто-то ползает и кусает. Когда включили свет, то обнаружили … тараканов, которые выползли из ковров. Айрат был очень взволнован. Я пытался его успокоить и убеждал, что тараканы не кусаются, что ему показалось. Но он мне не верил и твердил, что кто-то его кусал. Так он и сидел на полу, но поздняя ночь, алкоголь и усталость сделали свое дело. Через некоторое время он тоже заснул.
Но спали мы, как всегда, недолго. Часа через четыре Мирза проснулся и стал ходить по квартире. Хотя он специально не будил, но спать дальше было невозможно. Человек он был плотного сложения, и каждый его шаг сотрясал пол. Пришлось вставать, умываться и садится за стол. Примечательно, что в качестве салфеток у него были книги. Их написал один из его учеников и прислал ему большую посылку в подарок. Книга была написана в серьезном философско-психологическом стиле. Поэтому, отрываю за обедом страницы из нее, всегда можно было прочитать что-то интересное. Лично я впервые видел, чтобы книга использовалась в таком качестве, даже не знал, как к этому отнестись.
Постепенно настало время обеда. Честно говоря, завтрак был так себе и я здорово проголодался. В этот раз Мирза не стал посылать меня за едой, а решил сам ее приготовить. Поесть из рук мастера – это было так изумительно. Я слышал, что мастера владеют способностью передавать свои знания не только словами, но и самыми разными способами: энергетически, через подарки, и, конечно, через пищу. Ведь в процессе ее приготовления можно «зарядить» еду самой разной информацией. Говорят, что наиболее податливыми являются чай, водка и рис.
Мирза достаточно долго возился на кухне, что-то там у него стукало, бряцало, а потом все затихло. Затем он позвал Айрата, чтобы тот ему помог. Я остался лежать на коврах, предвкушая особенный обед в восточных традициях. Айрат вернулся в комнату, держа в руках две большие тарелки. Вид у него был несколько растерянный. «Сергей,- сказал он. – ты какую тарелку выбираешь – правую или левую?». Меня озадачил его вопрос, но я решил подыграть: «Ну, давай правую». Айрат облегченно вздохнул и как-то даже повеселел. Когда он поставил тарелки на стол, я увидел их содержимое и понял, в чем была причина его странного поведения. Дело в том, что в тарелках плескался тот самый супчик, который я обнаружил несколько дней назад в холодильнике Мирзы. И вот теперь этот суп с буро-зелеными полуразложившимися, непонятного происхождения ингредиентами находился передо мной. «А я еще когда нес тарелки, - произнес Айрат, - думал, какую тебе дать, а которую себе оставить. Видишь, в одной тарелке плавают пленочки, а в другой нет. Поэтому я и попросил тебя выбрать, теперь твоя – с пленочками». Мы смотрели на эти тарелки, продолжая подшучивать друг над другом, но есть не начинали.
Рационально я понимал, что от такой люди обычно умирают или тяжело болеют. Сразу вспомнился случай с родным дядей, который однажды поел вчерашний суп, поленившись повторно скипятить. После этого он попал в больницу с серьезным диагнозом и там изрядно помучился. Глядя на супчик, я осознавал, что его совершенно нельзя.
Очень скоро из кухни пришел Мирза, который нес тарелку такого же содержания, что очень условно можно было назвать пищей. Поставив ее на стол, он взял ложку. Увидев наши вытянувшиеся лица, положил ее обратно. «Сейчас сделаем вкуснее» - и заговорчески подмигнув, открыл консерву под названием «Печень трески», полил нам в тарелки оттуда масла. При этом он причмокивал и восклицал, всем видом показывая, какая это вкуснятина. Потом добавил масла в свою тарелку и стал прихлебывать супчик.
Я еще раз убедился, насколько эффективный у него подход в обучении. Можно много говорить о духовности, восклицать, какой Мирза большой мастер, думать про себя как уже о просветленном человеке. Но вот представляется предельно простая ситуация – мастер предлагает еду. Либо ты ешь ее, либо отказываешься. Если ешь, значит веришь, что он мастер, а раз он тебе это предлагает, значит, будет полезно для твоего развития. А если отказываешься, то возникает вопрос – зачем пришел к мастеру? И тут не словчить, не убежать за слова, ситуация предельно обнажена. Веришь – ешь, не ешь – значит не веришь.
За такое короткое время, пока я не взял ложку, у меня промелькнуло много разных мыслей. Прежде всего, я подумал, что вроде бы у Мирзы никто не умирал. Значит, ситуация безопасная. А с другой стороны, я помнил, как он говорил женщине, которая ему жаловалась, что не может больше пить и сейчас умрет: «Зачем меня просишь? Как Бог решит, так и будет». Значит, он ничего не гарантирует! Тут же всплыл рассказ своего мастера о встречах с Мирзой. Однажды, когда они путешествовали группой, Мирза раздобыл пачку печенья. Она пропахла бензином, да к тому же срок годности давно истек. Мирза открыл ее и стал давать по одной штуке каждому участнику группы. Мой мастер сказал, что у тех, кто съел с верой, все было в порядке. У одного из них, например, прошла головная боль, которой он страдал на протяжении всей своей жизни с четырех лет. Никакая медицина не помогала, а тут как рукой сняло. Были люди, что отказались, и у них ничего плохого не было. Но вот у тех, кто не верил, но съел печенье, были потом очень неприятные последствия. А насколько сильна моя вера, подумал я? Какая участь меня постигнет? Вроде я верю, но насколько сильно, не мог сказать, не знал, чем можно веру померить. От всего этого меня охватил неимоверный страх.
Решил, что буду рисковать, обратной дороги не было. Единственное, о чем я попросил Мирзу, так это налить мне водки. У меня была слабая надежда, что она хоть немного обеззаразит «супчик». Мирза разлил по стаканчикам, мы выпили. Я зачерпнул в ложку содержимое в тарелке. Пока подносил ко рту, решил, что главное – сразу глотать, чтобы не почувствовать вкуса. На удивление, дело пошло быстро и скоро я съел все, что было в тарелке. Немножко кисло, но терпимо. Немного приободрился, подумал, что справился с испытанием.
Радость моя была преждевременна. Мирза ушел на кухню, опять чем-то брякал и вернулся с небольшой кастрюлькой. «Это второе» - сказал он. Из чего было ранее приготовлено второе, я не смог определить. Сейчас там лежала какая-то дурно пахнувшая кашица желтовато-коричневого цвета. Мирза, все также причмокивая и нахваливая, разложил содержимое на три тарелки. Затем он стал спокойно есть, поглядывая на нас. Тут уж и водка не помогла. Айрат смог съесть одну ложку, а я две. Дальше меня стало выворачивать, слезы навернулись у меня на глаза. Мне было стыдно и обидно, что я все же не справился. Мирза, увидав, что нас тошнит, перестал есть. Он быстро забрал у нас тарелки и выложил из них на свою и продолжил есть. Я смотрел на него смущенный и немного виноватый.
Да, подумал я, вот такая доля у мастера: все, ученики не доедают и не доделывают, все приходится брать на себя. Это только со стороны кажется, что мастеру легко, и он помыкает учеником. На самом деле все его промахи и недоработки мастеру приходится брать на себя. Мирза на наших глазах делал немыслимое. Он совершенно спокойно поглощал эту бурду. При этом он продолжал шутить и рассказывать разные истории. Мы просто сидели и смотрели, как он ел.
Несмотря на такой обед, я все еще чувствовал себя нормально. Как не прислушивался к себе, пока не замечал боли, тошноты и других симптомов отравления. Тогда прикинул, что симптомы должны, наверное, появиться часа через два и «засек» время. Если после этого времени у меня ничего плохого не начнется, то значит, чудо свершилось, я смогу жить дальше.
По окончанию обеда пришел знакомый Мирзы, Олег. Он принес продукты и что-то из вещей. Мирза тоже налил ему своего супчика. На мое удивление Олег совершенно спокойно стал его есть. Похоже, что это было с ним не в первый раз. После того, как мы поели, Олег предложил сходить с ним на базар. Мне его идея понравилась, интересно посмотреть восточный базар поближе, купить там что-нибудь экзотическое. Настораживало только то, что два часа еще не прошли. А вдруг прихватит прямо там, что тогда делать?
Немного поколебавшись, я согласился, и мы поехали. Ташкентский базар, конечно, произвел большое впечатление. Это был даже не базар, а целое поселение. Огромная площадь, бесконечные торговые ряды, изобилие продуктов и других товаров. Продавцы не только работали, они там прямо жили. Это был не просто базар, а особое место, где происходила своя внутренняя интенсивная жизнь. Люди там общались, решали свои дела, обменивались новостями и даже просто пребывали в этом пространстве. Пока мы бродили, у меня возникла идея подарить Мирзе что-нибудь. В качестве подарка выбрал нарядную зеленую тюбетейку.
Когда мы вернулись, я торжественно преподнес ему свой подарок. Мирза его радостно принял, сразу надел, немного походил в ней и вышел в свою комнату. Оттуда он вернулся, держа в руках свою тюбетейку, которую отдал мне. Я увидел, как быстро Мирза уравнял наши позиции. Делая подарок, я где-то в глубине души чувствовал некоторое превосходство, как дающая сторона. Мирза в этой ситуации сразу нашел выход и восстановил равновесие со мной. Потом я еще слышал истории, как Мирза поступает с подарками. Однажды в компании приезжий подарил ему дорогущие часы. Мирза подержал их в руках, повертел, а потом обратился к тому, кто сидел рядом с ним: «Нравятся?». Тот утвердительно покачал головой. «Бери» - сказал Мирза и отдал ему часы. Представляю, какой эффект вызывала такая обучающая ситуация на дарителя.
Наступал вечер, время ужина. Я с ужасом ждал «продолжения банкета», еще один такой супчик не осилю. Каково же было мое облегчение, когда Мирза сказал, что мы пойдем ужинать в кафе. Значит, подумал я, сегодня буду жить!
На улице было темно, летняя жара уже спала. Мы втроем немного погуляли и сели за столики в кафе на открытом воздухе. Горели яркие огоньки, играла громкая музыка. Мирза заказал шашлык, который нам принесли достаточно быстро. Мясо было вкусное, но местами очень жирное. Я с детства жир не любил, поэтому ел избирательно. Марат тоже некоторые куски частично обгладывал. После того, как мы поели, отодвинули тарелки и наблюдали, как Мирза доедал свое мясо. Он посмотрел на наши тарелки с обглодками, потом взял их и опрокинул в свою. Затем на наших глазах стал доедать все, что мы не съели. Мне стало стыдно, но ничего не оставалось делать, лишь смотреть на то, как Мирза все доедал. Это был новый урок, хотя от своего учителя я не раз слышал о «правильном отношении к пище».
Еще выпили пива, а потом вдруг Мирза пошел танцевать. Танцевал он азартно и самозабвенно. Мы тоже встали и пробовали танцевать, но чувствовали неловкость ситуации. Остальные посетители сидели за столиками и поглядывали на нашу троицу. Кто-то комментировал, кто-то иронично улыбался. Затем мы пошли домой.
Хотя я уже почти привык к тому, что рядом с Мирзой всегда надо быть готовым к любому повороту событий. Чего у него было меньше всего, так это оглядки на других, подстройки под конвенцию, компромисса между своим желанием и желанием быть хорошим. Он как бы напоминал локальное стихийное бедствие, будто его поведение подчинялось каким-то другим законам, не общепринятым, а как бы природным, его внутренней природе. Чем-то он напоминал младенца, который точно знает, чего хочет, не оглядывается на других и остановить его в этом было невозможно. Не отвлечь, не задобрить, не запугать. Можно было только сдаться и подстроиться под него. Я тогда особенно прочувствовал старое изречение о том, что ребенок до года – это духовный мастер.
Вечером опять приходили женщины, их было уже четверо. Одна из них была новенькая. Похоже, что ее позвали, но толком не объяснили, что за ситуация и что за человек этот Мирза. Когда тот пытался с ней заигрывать, она поджимала губы и отстранялась от него, всем видом показывая свое неприятие. Было видно, что все происходящее она воспринимала как нечто непонятное и крайне неприличное. Но в конце произошло примечательное событие. Когда подружки собрались уходить, эта гордая девушка стала резко подниматься с пола и со всей силы ударилась головой о низ открытой рамы окна. От боли она охнула и осела на пол, прижимая руками свою голову. На что Мирза потом сказал, не он так ее наказал, а Бог за ее гордыню.
Действительно, при общение с ним все происходило не просто так, а как бы было насыщено разными обучающими ситуациями. Словно он мог управлять ими, поворачивать их течение в любую сторону. Как таковые, случайности были всегда далеко не случайны. Можно было бы сказать, что это просто совпадения, но уж очень часто они происходили, когда дело касалось общения с Мирзой.
Спать мы легли, как всегда, поздно. И хотя меня уже давно клонило в сон, я не мог лечь спать раньше, чем уснет мастер.
Собираясь в дорогу к Мирзе, я вспомнил, как моего учителя его учитель посылал к Мирзе с «ласковым» напутствием: «Счастливо умереть». Под этим, естественно, подразумевалась не физическая смерть, а возможная трансформация как новое рождение. Чем-то похожим было и мое состояние. Я уезжал к Мирзе, как мне казалось, по крайней мере, готовым ко всему. Ехал «на смерть», абсолютно не думая о будущем, о том, как вернусь и что буду делать. Это было как прыжок в пропасть. По другому мне было бы невозможно поехать в далекий Ташкент.
Утром, когда снова по комнате стали раздаваться «шаги Мирзы», стал постепенно просыпаться. Наступал новый день, и я почувствовал, что меня охватывает смертельный ужас. Мне у Мирзы осталось жить два дня. А за это время он еще много чего мог придумать, я стал боялся, что не выдержу. «Супчик» был переломным в моей ситуации, после него меня уже покидал страх, что в какой-то ситуации я снова не справлюсь. Не зря, наверное, Мирза сразу по приезду спросил, когда мы едем обратно: день, время. Я понял, что на этот срок мы в его пространстве, и он будет использовать это до последней минуты. Теперь я хорошо осознал, сказанное о Мирзе, что к нему обычно ездят на три – четыре дня и этого более чем достаточно. Я пожадничал и поехал на неделю. Лишние три дня казались мне полной глупостью и безответственным самомнением. Теперь наше житье-бытье в горах, глядя на него из квартиры Мирзы, казались мне детским садом.
После того, как мы встали, выпили чай с лепешками, Мирза сказал, что нам надо пойти на прогулку. Эта невинная фраза вызвала у меня спазм паники, но я смог с ним справиться. Мастер в этот раз нарядился франтом. Он откуда-то достал шикарную бейсболку с дорогой эмблемой и шикарный галстук с изображением Эйфелевой башни. Как и многое, его подарил Мирзе одним из его учеников. Так втроем мы пошли по улице: Мирза - в центре, а мы с Айратом - по бокам. Мирза продолжал громко со всеми здороваться, я тоже приветствовал прохожих. Больше всех этому радовались дети. Они его знали, радостно отвечали: «Алейкум ассалям». Взрослые же, напротив, просто пугались и хмурились. Их лица каменели, они смотрели на нас как на клоунов.
Кстати, одна важная черта Мирзы – он начисто был лишен такого качества как важность самого себя. Больше всего он любил посмеяться над самим собой, чем очень сильно напоминал легендарного Ходжу Насретдина. Эта его черта разрушала мой стереотип учителя. Если «учитель учителей» мог так смеяться над собой, то уж чего я стараюсь быть важным и серьезным. Его готовность подшутить над собой или искренне принять чью-то шутку в свой адрес напрочь снимала дистанцию в отношениях.
Вспомнил, что перед своим отъездом я смотрел видеозаписи с Мирзой, которые сделали друзьями. Это была не художественная съемка, просто установили камеру в углу его комнаты, чтобы снимать все происходящее. Меня сильно поразил один факт. На экране было видно, как Мирза общается с гостями. Затем он уходит, чтоб их проводить, возвращается и начинает убирать свою комнату, наводить там чистоту. Но при этом, наедине он не менялся, оставался все такой же, как и при гостях. Обычный же человек в подобной ситуации, оставшись один, все равно «сбрасывает маску», выказывая свое истинное лицо. Но у Мирзы так не происходило, он всегда был самим собой. Эта его способность была для меня просто поразительна! И многие, кто общался с Мирзой, отмечали данный факт. Где бы он ни был, с кем бы он не разговаривал – он всегда был собой, не подстраивался. Будь то академик, писатель или работяга. Наоборот, все подстраивались под него.
Когда мы проходили мимо одноэтажных домов, в одном из дворов залаяла собака. Решил поиронизировать над всезнанием Мирзы и спросил: «А о чем сейчас собака говорит?». А Мирза, словно не поняв подвоха, стал рассказывать, что она здесь живет, служит, что ей немного скучно сидеть во дворе. Слушая его, я устыдился собственной ироничности. В дальнейшем заметил, что сам я ни разу не слышал иронии от Мирзы. Да, он шутил, но его шутки не содержали агрессии, его степень открытости была потрясающей. Я увидел разницу шутки и иронии, в том, что последняя является замаскированной агрессией. И хотя в интеллектуальных кругах принято считать признаком хорошего тона ироничность в обращении друг с другом, в близком эмоциональном контакте она всегда разрушительна. Она активизирует защитный механизм человека. А любой душевный контакт требует прежде всего психологической безопасности.
По дороге мы сначала зашли в какую-то пивную, где сидели несколько очень подозрительных субъектов. Там Мирза взял водки и несколько бутылок пива. «Но ведь пиво с водкой нельзя мешать», - подумал я. Но с нашим мастером никакие каноны не подходили. Я обреченно выпил сначала пива, а потом «заполировал» водкой. Мы пошли дальше, хотя у меня уже было состояние, далекое от устойчивости. Подошли к кафе, где он заказал на всех узбекский суп с лапшой – «лагман». Я облегченно вздохнул, что наконец-то поедим нормальную пищу. Но нам принесли такие необъятные миски, что уже на половине стало понятно - больше не смогу съесть ни одной ложки. Меня начало тошнить от этой еды еще хуже, чем от «супчика». Но помня про правильное отношение к пище, не мог оставить миску недоеденной. Каким-то чудом справился с ней, и затем мы пошли обратно.
По пути Мирза зашел на базарчик и велел Марату для завершения его задачи купить сорок яиц. Тут мне стало окончательно плохо, потому что в таком состоянии съесть не только сорок, а даже пару для меня было просто запредельно. К моему счастью, эти яйца надо было есть не только нам, ими можно было угощать всех желающих.
…Настал последний день. В этот раз уже никакой еды не было. Мирза принес несколько трехлитровых банок, наполненных чаем, крепости как у «чифира». Мы разговаривали и пили его, в результате чего мой пульс сильно подскочил. Наверное, подумал я, это какая-то специальная процедура для раскрытия сердца. Постепенно пришла ночь, я посмотрел на часы, на них была полночь. Безудержная паника овладела мной. До отлета самолета оставалось семь часов, до выхода из квартиры Мирзы – пять, я знал, что раньше времени он никого не отпускает. Поэтому всегда спрашивает при встрече, когда человек уезжает. Итак, оставалось целых пять часов, в течение которых в его пространстве могло произойти огромное количество событий! Общаясь с ним, я периодически поглядывал на часы, но стрелки будто замерли. Эти последние пять часов были для меня самыми тяжелыми. Хотя внешне ничего не происходило, сила стресса была так велика, что мне было очень сложно оставаться спокойным. На меня нахлынуло глубокое чувство вины, я стал сетовать Мирзе, что не смог съесть его «второе», смог только две ложки. На что Мирза мне сказал: «Не смотри назад, смотри вперед». Его слова меня подбодрили, действительно, ситуацию «проехали»: какой смысл ее трепать, надо собраться и двигаться вперед. Это, конечно, было продуктивнее. Ближе к расставанию Мирза достал арбуз, который я купил в первый день и предложил им полакомиться. Только теперь настал такой момент. Мирза очень нарядно порезал арбуз на кусочки, и мы стали кушать.
Наконец-то настала пора уезжать, вещи были собраны, я приготовился к финалу и проникновенному прощанию с мастером, который так много мне показал. Но Мирза довел нас до дверей, сказал всего лишь «До свидания», повернулся и пошел в свою комнату. Еще один урок прощанья, как говорится «Долгие проводы, лишние слезы», уходя - уходи, о чем тут можно сказать?
Потом был аэропорт, где нас оштрафовали за отсутствие регистрации на жительство, перелет, казанский аэропорт. Я вернулся живой и невредимый. В самолете вспоминал события этой недели, происшедшие переживания существенно повлияли на мое тело и сознание. Сделал массу открытий относительно себя, духовного пути, поведения мастера и т.д.
Но если бы меня спросили, хочу ли приехать снова к Мирзе, скорее всего ответ был бы отрицательный. За одну поездку ощутить, что такое учитель учителей я смог, но учиться у этого человека? Как только начинал задумываться об этом, на меня снова нападали сильное волнение и страх, понимал, что вряд ли к нему еще раз вернусь, хотя результат был великолепный. Побывать у него - по интенсивности переживаний все равно, что оказаться на войне.
Когда мы прилетели, я не сразу пошел домой, заехал в гости к Айрату, сидели у него в комнате, пили водку с дыней, курили сигареты и вспоминали, «допережевывали» то, что с нами случилось. Айрат был совершенно изменившимся, с энергичным взглядом, живыми эмоциями, думаю, и со мной внешне тоже произошли изменения. Достиг ли я своего результата, избавился ли от страха, было непонятно. Но, похоже, Мирза использовал парадоксальный способ. Теперь по сравнению с тем ужасом, который я испытывал в общении с ним, повседневные ситуации воспринимаются мной совершенно спокойно.
Так думал я, приближаясь к своему дому. Вдруг до меня стало доходить, как волна, завершающее переживание. Понял, что приобрел самое главное - состояние здорового сумасшествия. Его трудно описать словами. Но как будто я нашел некий рычаг в своем сознании: если находишься в страхе и беспокойстве, то можно с его помощью войти в другое состояние души. Это абсолютное бесстрашие и крайне веселое положение. В этом состоянии можно идти в любую опасность, принимать любой вызов. Это состояние некоего бессмыслия и полной включенности в ситуацию. Я испытал в своем сердце огромную благодарность к Мирзе, судьбе, которая подарила мне такой великолепный подарок. Учитель дал мне камертон, благодаря которому уже смогу отличать подлинную духовность от псевдодуховности, мастера - от «духовного генерала». Отношения с мастером – это не подчинение, они идут от Любви. Общаясь с Мирзой, я увидел силу Любви воочию. Человека можно ко многому принудить, используя его страх. Но если удается встретить такого, который, как ты видишь, любит тебя, то это гораздо большая сила. Для него ты сделаешь даже невозможное.
Мирза для меня остается человеком, глядя на которого я осознал, что такое умение любить. И в то же время увидел, какая это редкость. Его любовь была не сюсюканьем. Оказалось, что любящий человек может производить впечатление властного. У него не было избирательности. С кем бы он не общался, там и проявлялась его любовь. А самое важное - с ним не чувствовалось никакой дистанции. То, что Мирза был всегда самим собой, позволило и мне быть собой. В общении с ним исчезала вечная раздвоенность между действиями думать и говорить, не возникало желания что-то изображать из себя. Такое состояние крайне редко даже между очень близкими людьми.
От события до написания этого рассказа прошло десять лет. Вот сколько времени мне потребовалось, чтобы раскрыть до конца ту недельную ситуацию. До сих пор в памяти всплывает то время – ночь, горы и бескрайнее звездное небо как душа Мирзы.