Этнические миграции в современной России

Этнические миграции в современной России: детерминанты и типология

В 90–е годы XX в. – начале XXI в. существенное влияние на российское общество оказали миграции населения, обусловленные комплексом объективных и субъективных причин, имеющие ярко выраженные этнический характер и содержание. В эти годы учеными проделана масштабная исследовательская работа, позволяющая систематизировать представления в области миграций [1]. Особенно важно, что творческими усилиями отечественных этносоциологов, этнопсихологов создана теоретико-методологическая база, разрабатываются методики исследований этнической миграции населения, вскрываются разнообразия в причинах, результатах и следствиях этнических миграционных процессов. Попытка анализа этой сложной, неоднозначной по концептуальным подходам работы осуществлена, в частности, в статье Г.Ф. Габдрахмановой [2].

Однако имеющиеся наработки вряд ли можно признать завершенными в силу присущего российской действительности своеобразия миграций. Обнаруживается неполнота в социологической трактовке понятий, отражающих новизну конкретных этнических миграционных процессов, невысокой остается степень инструментальности их классификаций и т.д. В связи с этим в данной статье продолжен поиск решений ряда вопросов, касающихся этнических миграций.

О трактовках этнических миграций. На наш взгляд, они тесно связаны с общим пониманием миграционного процесса, представление о котором предполагает выделение таких его компонентов, как: субъект процесса, потребности, объективные условия и субъективные факторы, стимулы, ситуация действия и сами миграционные действия. Центральное место в миграционном процессе принадлежит его субъекту. В научной литературе распространено представление, что социальными субъектами миграционных процессов являются: мигрант – лицо, совершающее территориальное передвижение (миграцию) со сменой постоянного места жительства и работы навсегда или на определенный срок (от 1 дня до нескольких лет), и мигранты – социальные группы лиц, совершающие миграционное движение. В дополнение этой определенности предлагается выделять группы потенциальных мигрантов и немигрантов [подробнее см. 3,4].

На наш взгляд, в качестве субъекта миграционного процесса выступают личности и социальные группы, взаимодействующие между собой на всех этапах миграции: в отдающем обществе при созревании и принятии решения о миграции, на стадии непосредственного передвижения и в принимающем обществе (теория стадий миграционного процесса разработана Л.Л. Рыбаковским [4]). В такой интерпретации все население отпускающего и принимающего общества, с его социальной структурой в целом, понимается как потенциальный или реальный субъект миграционного процесса. Миграционный процесс – это серия социальных взаимодействий, происходящих в отдающих и принимающих обществах, обусловленных причинными зависимостями и ведущих к изменениям положения социальных субъектов в том или ином социально–территориальном пространстве [5].

Что касается существа этнических миграций, то, несмотря на видимую простоту данного явления, в научной литературе о нем не сложилось однозначного мнения. Различия существуют, прежде всего, в связи с неодинаковым пониманием этничности как детерминанты миграционных процессов. Например, в энциклопедическом словаре «Народонаселение» для этого понятия приведены два существенно различающихся смысловых пояснения: этнические миграции определяются, во–первых, как миграции населения, в которых участвуют люди определенных этнических (национальных) принадлежностей; во–вторых, как миграции, где на первый план выступает роль этнического фактора [6].

Действительно, достаточно часто под термином «этнические миграции» понимаются потоки мигрантов одной национальности. Так, Н.М. Лебедева к подобного рода миграциям относит «случаи массовых перемещений, когда представители того или иного этноса (этнокультурной группы) добровольно или вынужденно покидают территорию места формирования этноса (или его длительного проживания) и переселяются в иное географическое или культурное пространство» [7]. В таком же ключе формулирует свое определение Э.Р. Барбашина. По ее мнению, «субъектами миграционного движения выступают люди отдельных этнических групп. Этническая миграция включает в себя представительство людей различных национальностей в миграционных потоках» [8]. Аналогичную точку зрения высказывает С. Панарин [9].

Вместе с этой позицией в социологии и этносоциологии находит распространение и трактовка, согласно которой при определении характера и содержания этнических миграций следует опираться на значение этнического фактора. Так, А.В. Топилин считает, что по форме этнической можно признать любую миграцию, ибо любой миграционный поток состоит из представителей одной либо нескольких национальностей. Однако по содержанию к этнической миграции могут быть отнесены далеко не все потоки. «Решающим для выделения этнический миграции является действие этнических факторов, к которым относятся следующие: этнический состав населения и национальная самоидентификация, межнациональные отношения и этнические конфликты, культура и традиции, включая трудовые, языковая и религиозная ситуации. Этнические факторы нередко действуют в тесной взаимосвязи с социально–экономическими и другими… Под этнической миграцией понимается миграция, в основе которой лежат не экономические факторы, а факторы, связанные с самосохранением этноса или его части как самостоятельного социально–экономического и этнокультурного организма» [10].

С.В. Рязанцев также предлагает рассматривать этнические миграции с позиций влияния на миграционные процессы этнического фактора, под которым он понимает совокупность объективных и субъективных причин этнического характера, оказывающих воздействие на формирование и реализацию миграционного поведения [11].

Таким образом, при рассмотрении миграционных потоков возникает вопрос: имеет ли здесь место этничность как специфическая характеристика, придающая особенный вид и содержание миграционным процессам? Придавать ли значение этой характеристике, и если да, то каким смыслом она наполнена? Эти вопросы в определенной степени затрагивались в упомянутой статье Г.Ф. Габдрахмановой [2]. Автор взвешенно подходит к использованию примордиалистского, конструктивистского и полипарадигмального подходов в исследовании взаимосвязи этничности и миграции. В каждом из них есть и продуктивные возможности, и ограничения, создающие определенные трудности для качественного анализа постоянно меняющейся социальной реальности. Думается, что решение проблемы с выбором методологических подходов, инструментальных способов и средств, адекватных конкретной миграционной ситуации все же не только в том, чтобы начать все «с чистого листа» (мы не против инноваций), а в использовании имеющихся исследовательских ресурсов по принципу взаимодополнительности, развитии их «разрешающих» возможностей в познании миграционных процессов.

На наш взгляд, при определении тех или иных факторов как этнических необходимо различать в самой этничности ее индивидуальное и социально–групповое состояние. Этничность может определяться как личностное свойство постольку, поскольку находит свое существование и выражение в типических психо–физиологических, психологических, социальных характеристиках индивидов, принадлежащих по родовому происхождению и социализационному развитию к определенной этногруппе. В социально–групповом случае этничность существует как результат совокупных представлений, находящих свое выражение, в частности, в виде идентичности, авто– и гетеростереотипов. Последние создаются и инструментально используются как коммуникативные маркеры, посредством которых этносы позиционируются во взаимодействиях и отношениях с другими группами. Маркеры могут иметь устойчивый и преходящий характер, использоваться ситуативно и универсально.

Вместе с тем, этносы как общности обладают надиндивидуальными, системными свойствами. При этом содержание идентичности, авто– и гетеростереотипов определено не столько потребностями конкретной ситуации, возникающей в процессе и исчезающей всякий раз по окончанию актов социального взаимодействия, сколько свойственной данному этносу родовидовой сущностью, сложившейся в ходе длительной и уникальной истории его существования. Поэтому интерпретация этнического фактора (факторов) включает понимание тех свойств, что принадлежат этносу и его представителям как личностные и социально–групповые устойчивые константы, адаптируемые к потребностям ситуации социального взаимодействия.

Еще один вопрос, осложняющий понимание этничности: насколько она гомогенна или гетерогенна в своей отнесенности к этногруппе и ее представителям [12]. Очевидно, что этничность, являясь интегральным свойством этногруппы, не представлена в одинаковой и равной степени во всех ее структурных элементах. Ее распределение и своеобразное присвоение, актуализация в сознании, активация в социальных практиках находятся в зависимости от социальной дифференциации и стратификации, общеполитической ситуации в обществе. Именно это взаимовлияние порождает феномены «плавающей», «навязанной» идентичности, ее видовые различия, проблему ее наличия и достижения «критической массы». То же самое можно сказать о стереотипах, распространенность которых и их влияние на социальные практики имеет, несомненно, селективный характер.

Каковы же предпосылки этнизации миграционных процессов в современной России?

Во–первых, это кардинальные изменения в этносфере, которые выразились, в актуализации и наполнении новым содержанием этнических потребностей. К ним следует отнести: потребность в этнической принадлежности; в позитивной этнической идентичности; в этнической безопасности; в социальном благополучии; в эмоциональном благополучии; в признанном другими этническом статусе, самореализации и т.д. [13].

Во–вторых, совокупность условий, влияющих на формирование потребностей в миграционном движении, мотивов и миграционных установок у человека, принадлежащего к определенному этносу, и приобретающих таким образом этнический смысл. К таковым относятся: природно–географические и климатические особенности территории исторического проживания этноса, ее экологическое состояние; социально-историческая специфика его экономической и трудовой деятельности, быта, социально–институциональной организации; трудозанятость и трудоизбыточность в конкретном регионе и среди представителей этноса; развитость мигрантских сетей; политика отдающих и принимающих государств (сообществ); возможности реагирования этноса на конкретные и изменяющиеся запросы принимающего общества; миграционная история данного этноса.

В–третьих, комплекс личностных и социально–групповых свойств, влияющих на миграционное поведение. К ним относятся социальные и социально–психологические особенности личности, принадлежащей к определенному этносу, которые находят свое выражение в потребностях, мотивации, в интересах и установках, целях. На формирование потребности в миграционном движении, на миграционные намерения и поведение существенно влияют такие субъективные факторы, как: проявления этнической ментальности; особенности личности как носителя характерологических черт этноса; самоидентификация потенциального мигранта; этнические авто– и гетеростереотипы; чувство этнической родины.

Итак, этнические миграционные процессы (синонимы: процессы этнических миграций, этнические миграции) рассматриваются нами как серии социальных взаимодействий акторов, для которых характерна идентичность с выраженной этнической определенностью. Они происходят под влиянием факторов, приобретающих этническое содержание, и ведут к изменениям в социально–территориальном и социальном положении отдельных представителей и групп определенных этносов. Этнизация (этническое представительство и обусловленность этническими факторами) стала присущей в 1990–е гг. всем без исключения потокам мигрантов на пространстве бывшего СССР.

Воздействие факторов этнизации на миграционное движение в постсоветском пространстве.

Формирование некоторых из этих факторов относится к 60–70 гг. ХХ в. В этот период происходил рост этнического самосознания, развитие национальной культуры, увеличение численности национальной интеллигенции, повышение роли национальных кадров в управлении, расширение и совершенствование профессиональной подготовки специалистов и рабочих из состава автохтонного (титульного) местного населения. В силу специфики демографических процессов и традиционности в экономико–хозяйственной деятельности росла трудоизбыточность в ряде союзных республик.

Экологические катастрофы, обострение межнациональных отношений на исходе существования СССР и после его распада, радикальные преобразования в экономической и политической системах, нестабильность обстановки, внутренние межнациональные и межгосударственные конфликты, межэтнические столкновения и войны стали главными причинами образования интенсивных потоков этнической миграции (во многих случаях вынужденной) из стран «ближнего зарубежья». В самой Российской Федерации сепаратизм и терроризм на Северном Кавказе создали прямую угрозу жизни для различных этнических групп, сопровождались массовым исходом населения за пределы опасных территорий.

Это особенно коснулось представителей русского этноса. В ряде бывших советских республик состоялось принятие во многом дискриминационных законов о гражданстве. Форсированное закрепление в правовых актах и на практике государственного статуса титульных языков с сознательным сокращением для русскоязычного населения времени овладения ими, дискриминация при оформлении на работу и приобретении жилья, ограничение прав участия в приватизации и предпринимательской деятельности, получении образования, сужение информационных связей с Россией и т. д., – все это создало крайне дискомфортные условия не только для русского и другого славянского, но в более общем плане для «нетитульного» населения, усилило его миграцию [14].

Этнизация миграционных потоков происходила и под влиянием идеологических факторов, среди которых центральное место занимает доктрина этнократии. Суть ее заключается в идее увязывания политической власти с этническим происхождением людей. Весьма сомнительная в гуманитарном плане и практически не реализуемая идея создания этнически чистого государства, тем не менее, оказалась весьма заманчивой для «элит» титульных национальностей, поскольку позволяет им обосновывать якобы правомерность их преимущественного доступа к власти и ресурсам. Широко используемые лозунги создания этнонациональных государств, громкие призывы к соотечественникам вернуться на свою «историческую родину», узко трактуемый национализм сформировали достаточно сильную мотивацию для перемещения людей на «свои» этнические территории, россиян – в Россию, а представителей «титульных» национальностей бывших союзных республик – в новые постсоветские государства [15].

В самой Российской Федерации образовался миграционный обмен, в котором наряду с притоком в республики представителей «титульной» нации происходит выезд иноэтничного и, в первую очередь, русского населения.

Понятия «репатриация», «реэмиграция», «возвращение», как инструмент анализа этнических миграционных потоков.

Один из актуальных в рассматриваемой теме вопросов – использование терминов «репатриация» и «реэмиграция» применительно к возвращению тех или иных этнических групп. Дискуссия вокруг этих понятий возникла в связи с необходимостью обозначения характера миграционного движения на постсоветском пространстве русских и другого славянского населения к местам исторического проживания.

Составители «Демографического понятийного словаря (ред. Л.Л. Рыбаковский) полагают, что термины «репатриация», «репатриант» используются применительно к конкретным случаям возвращения на историческую родину и в целом равнозначны терминам «реэмиграция», «реэмигрант». «Во всех случаях, – подчеркивают авторы словаря, – использование терминов реэмиграция и репатриация достаточно условно, и уж совсем не к месту их применение для характеристики миграции в Россию русскоговорящего населения из стран нового зарубежья, которые еще недавно были частями единого государства. Это скорее вызванная политическими причинами, запоздалая обратная миграция, хотя формально для государств нового зарубежья это теперь эмигранты или реиммигранты, а для России – реэмигранты или иммигранты» [16].

На наш взгляд, несмотря на близость явлений, описываемых понятиями «репатриация» и «реэмиграция», между ними существуют определенные смысловые различия. Так, в реэмиграции подчеркивается ее самостоятельный и добровольный характер, в то время как под репатриацией понимается возвращение в страну гражданства или происхождения, которое обычно осуществляется на основе международных договоров и может быть недобровольным. В международной практике репатриация относится к долгосрочным программам государственной политики принимающей страны при решении проблем беженцев, в частности, их возвращения домой [17]. В «Многоязычном демографическом словаре» отмечается, что «возвращение на родину именуется также репатриацией, но этот термин обычно применяется только в тех случаях, когда переезд лиц, задержанных или задерживающихся в чужой стране, организуется государственной властью» [18]. В данном случае речь идет о возвращении конкретных мигрантов, покинувших в силу вынужденных обстоятельств, в страну (территорию) своего постоянного проживания и вынужденно временно находящихся в другой стране (на другой территории). Страной, организующей репатриацию, может быть и страна приема, и страна возвращения.

Термин «возвращение« имеет более широкое смысловое значение в контексте этнических миграционных процессов. Согласно международной классификации, «возвращающиеся этнические группы – это люди, которые допущены в страну, не являющуюся их собственной, благодаря их историческим, этническим или другим связям с этой страной, и которым немедленно предоставляется право постоянного проживания в этой стране, или которые, имея право на получение гражданства в этой стране, становятся её гражданами в течение короткого периода после их приема» [19].

Можно ли и в каком объеме применять указанные понятия к миграционным процессам, развертывавшимся на пространстве бывшего СССР и внутри самой России в 1990–е годы? Если использовать термин «репатриация» к случаям выезда русских и иного славянского населения из стран СНГ и Балтии и въезда их в Россию, то встает вопрос: был ли здесь фактор вынужденности, повлиявший на то, когда и как они оказались за рубежом? Можно ли говорить о вынужденности применительно к миграции русского населения в Среднюю Азию или Закавказье, когда они уже были включены в состав Российской империи, затем в союзные республики СССР, и в большинстве своем живущих здесь не в одном поколении? Очевидно, что нет.

В ином положении – в статусе вынужденных мигрантов – оказались депортированные народы. Но и здесь есть свои различия. Например, для немцев Поволжья в Казахстане эта вынужденность существовала только по отношению к территории их постоянного проживания в России, что никак не влияло на характер истории добровольной миграция немцев в российское государство. Вместе с тем возвращение немцев из стран СНГ в ФРГ в 1990–е гг. было подкреплено разработанными в ФРГ специальными программами по приему въезжающих на историческую родину. Подобного рода программы в рамках алии были разработаны Израилем по приему евреев, а также Грецией – для российских греков. В этой части миграционное движение указанных этносов можно признать репатриацией.

О перемещении русских и иного славянского населения из стран СНГ в 1990–е гг. нельзя сказать, что они происходила в полном объеме на основе договоренностей, хотя попытки такого регулирования были неоднократно. В Российской Федерации были предприняты определенные действия программного характера по отношению к тем мигрантам из стран СНГ, которые были признаны в соответствии с законами беженцами и вынужденными переселенцами. Применительно к этой группе, этническую миграцию из стран СНГ и Балтии в Россию можно признать репатриацией.

Что касается другой части миграционного движения этносов на постсоветском пространстве, то, обратим внимание, оно, хотя и происходило в большей или меньшей степени под давлением резко обострившихся причин социально–экономического и социально–культурного характера, все же стало результатом собственного выбора, то есть, носило добровольный характер. По отношению к этой части мигрантов их миграционное движение можно признать реэмиграцией или возвращением.

Критерии группировки и классификация этнических миграционных процессов.

В предлагаемой классификации этнических миграций в современной России мы исходим из необходимости использования в ее разработке критериев общего и специфического характера. В этой классификации учитываются также особенности этнического представительства, причины, воздействующие на поведение мигрантов, направленность и формы миграционного движения.

Общие критерии: пересечение государственной границы (внутренние и международные миграции), стационарность (временные, постоянные мигранты), форма движения (добровольные, вынужденные миграции), допуск на территорию и совпадение с целями пребывания по определению принимающей стороны (трудовые и экономические, легальные, нелегальные мигранты).

Специфические критерии: характер и содержание влияния этнического фактора; принадлежность к автохтонной (титульной) нации. Одним из важнейших критериальных признаков этнических миграций являются то, что они совершаются относительно этнической родины (этнической территории).

Обобщая случаи, в которых определяющее значение принадлежит этническим факторам, представляется возможным выделить следующие виды миграций:

1. Реэмиграция (внешняя и внутренняя) русских и другого славянского населения.

К этой группе относятся мигранты, добровольно, хотя в той или иной степени вынужденно (под действием «выдавливающих» этнических факторов) покинувшие места своего постоянного проживания в странах СНГ и Балтии, в субъектах РФ, не обращавшиеся за получением статуса вынужденного переселенца или не получившие такового после обращения в органы ФМС. Общий приток мигрантов в Россию из стран ближнего зарубежья в 1989–2002 гг. составил около 11 млн. чел, миграционный прирост составил более 5 млн. чел. Доля русских в числе мигрантов – около 70%. Из Таджикистана и стран Закавказья выехало более половины русского населения. Из Киргизии, Туркмении и Узбекистана – более четверти. Казахстан потерял 19% русских, обеспечив 38,8% от общего числа тех, кто переехал в Россию за 1990–2001 гг., притом, что там в 1989 г. было сосредоточено 24,5% русского населения вне РСФСР. Азербайджан покинули порядка 250 тыс. русских. В целом более чем 25-ти миллионное русское население в неславянских постсоветских странах к началу 2002 г. сократилось на 23% [20].

Согласно переписи 1989 г., общая численность русских, проживающих на территориях национальных республик составляла 10,1 млн. чел. или 8,4% от всех русских в РФ. В 1990–e годы русские стали выезжать из всех российских республик, где тенденция их оттока была хронической уже на рубеже 1980–1990–х гг., а прирост русского населения в Татарстане и Башкортостане сменился миграционным оттоком. Причины здесь во многом те же, что и в случае с бывшими союзными республиками. В тройку лидеров самой неэффективной русской миграции (без учета Чеченской Республики и Республики Ингушетия) входят Дагестан, Саха (Якутия) и Тува. Например, в Дагестане, в 1959 г. русские составляли 20% населения. Начиная с 1970 г., их доля в составе населения стала снижаться: 1970 г. – 14,6%, 1979 г. – 11,1%, 1989 г. – 9,2%, 1998 г. – 6,5% [21].

2. Репатриация (внешняя и внутренняя) представителей русского и других этносов.

В эту группу включаются вынужденные переселенцы и беженцы, признанные РФ в соответствующем статусе. В 1990–х годах вынужденные мигранты составляли пятую часть (21,2%) от всех мигрантов на территории России из бывших республик СССР. За 1992–2000 годы в Российской Федерации получили статус вынужденных переселенцев и беженцев 1612,4 тысячи человек из более 2 миллионов подавших соответствующие ходатайства. Из государств – участников СНГ и стран Балтии получили статус 1 369 тыс. чел., а из регионов России (Чечня, Осетия и Дагестан) – 241,5 тыс. чел. В среднем за все годы доля русских составила 71 % (в 1995–1996 гг. их доля достигала 80%). Заметную долю в общем составе составляют осетины, татары, украинцы, чеченцы, ингуши [22].

3. Репатриация и реэмиграция автохтонных (титульных) этносов Российской Федерации из стран дальнего зарубежья, стран СНГ и Балтии не в свои национальные (титульные) государственные образования.

Аналогичные первым двум видам потоки мигрантов, наполненные представителями других этносов. Например, вынужденные переселенцы и «добровольные» мигранты из числа татар, движущиеся не в места своего автохтонного или исторического проживания.

4. Этнические международные миграции, посредством которых происходит реэмиграция и возвращение автохтонных (титульных) этносов в свои национальные образования.

Пример – выезд из России в страны СНГ и Балтии: латышей в Латвию, эстонцев в Эстонию, казахов в Казахстан и т.п. Въезд из стран СНГ и Балтии автохтонных (титульных) этносов РФ в свои титульные национальные образования. Въезд из дальнего зарубежья представителей титульных этносов, исторически проживающих на территории РФ (например, въезд косоваров из Сербии (Косово) в Адыгею). В Краснодарском крае с движением этносов реэмигрирующих в места своего исторического проживания связано значительное уменьшение в межпереписной период численности представителей автохтонных (титульных) этносов из стран СНГ и Балтии: белорусы – на 24,3%; киргизы на 85,1%; латыши – на 29,0%; литовцы – на 27,2%; молдаване – на 12,5%; эстонцы – на 28,8%; туркмены – на 30,3%; узбеки – на 24,3% [23] .

5. Этнические внутрироссийские миграции, посредством которых происходит выезд из субъектов РФ и въезд автохтонных (титульных) этносов в свои национальные образования.

Это, прежде всего, отмеченное выше движение русского населения их национальных республик, Возвратные миграции этого вида так же можно показать на материале данных о приросте/убыли населения по Краснодарскому краю. Здесь за период 1989-2002 гг. почти исключительно, по причине выезда в титульные этнообразования, произошло уменьшение численности в таких этногруппах как адыгейцы на 23,9%; коми – 24,9%; мордва – 28,8; удмурты – 22,9%; и представителей целого ряда других этносов [24].

6. Выезд из национальных республик и возвращение (внутренняя репатриация) автохтонных (титульных) этносов, вынужденно покинувших территорию этих республик в связи с военными действиями и межэтническими столкновениями.

Например, движение чеченцев по отношению к Чечне, ингушей по отношению к Северной Осетии как граждан, «временно покинувших» территорию этих республик. В 1999-2002 гг. места проживания на территории Чеченской республики, по данным государственной регистрации покинули 568,7 тыс. чел., из них в Ингушетию переместились 308,9 тыс. чел., преимущественно чеченцы [25].