Неизвестное об известном к 140-летию со дня рождения академика в.И.Вернадского

К.В.Симаков

 

В нынешнем году исполняется 140 лет со дня рождения выдающегося естествоиспытателя-мыслителя академика Владимира Ивановича Вернадского. Творчеству одного из последних ученых-энциклопедистов посвящена огромная литература [1], и вряд ли можно (да и не нужно) добавить что-либо к тем оценкам его научных, философских, науковедческих, мировоззренческих или публицистических трудов, с которыми в последнее десятилетие нас знакомила "Библиотека трудов академика В.И.Вернадского", издававшаяся под общей редакцией академика А.Л.Яншина [2–10].

Творчество В.И.Вернадского всегда привлекало к себе внимание как специалистов, так и околонаучных"знатоков", пытавшихся ввести в "правильное" русло нестандартные взгляды этого самобытного мыслителя. Именно поэтому созданная уже в октябре 1945 г. Комиссия по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского (возглавлявшаяся до 1953 г. академиком Н.Д.Зелинским, а затем до 1975 г. учеником В.И.Вернадского академиком А.П.Виноградовым) не включила в опубликованный в 1954–1960 гг. пятитомник "Избранных сочинений" (давно ставший библиографической редкостью)работы Вернадского по биосферологии, философии естествознания, истории науки. Лишь в 1965 г., через 20 лет после кончины ученого, увидела свет его "книга жизни" — "Химическое строение биосферы и ее окружение", в 1975 г. — труд "Пространство и время в неживой и живой природе", а в 1977 г. — "Научная мысль как планетное явление".

Несмотря на то, что эти сочинения были изданы с большими купюрами, они произвели неизгладимое впечатление на научную общественность, высветив совершенно новую, прежде неизвестную грань творчества В.И.Вернадского. Возрождению интереса к его трудам, ранее охаянным апологетами марксистской философии, способствовало прежде всего то обстоятельство, что к началу 70-х годов человечество стало осознавать, что неконтролируемая, бессистемная эксплуатация природных ресурсов, грубое и непродуманное вмешательство в окружающую нас среду в конечном итоге может привести к гибели самой земной цивилизации. Однако после кончины А.П.Виноградова комиссия практически прекратила свою деятельность.

В 1981 г. бюро Отделения геологии, геофизики, геохимии и горных наук АН СССР в связи с приближающимся 120-летием со дня рождения В.И. Вернадского приняло решение о возобновлении деятельности комиссии, во главе которой стал академик-секретарь отделения Б.С.Соколов. Проведенные в 1983 г. по инициативе и под руководством этой Комиссии научные сессии лишний раз подтвердили непреходящую ценность научного наследия и актуальность идей В.И.Вернадского [11].

В 1985 г. комиссию возглавил вице-президент АН СССР академик А.Л.Яншин. Ему удалось расширить деятельность комиссии, повысить ее статус, подчинив непосредственно Президиуму АН СССР, и провести широкий комплекс мероприятий по празднованию 125-летнего юбилея В.И.Вернадского. Одной из задач реорганизованной комиссии являлась подготовка "к изданию полного академического собрания сочинений В.И.Вернадского, так как пятитомное собрание его трудов, выходившее в 1954—1960 гг., было далеко не полным" [12].

Начиная с 1987 г., параллельно с подготовкой к публикации трудов Вернадского, комиссия приступила к выпуску своего "Бюллетеня", первые девять номеров которого изданы в Ленинграде под общей редакцией А.И.Мелуа [13–20], а все остальные — в Москве под редакцией Ф.Т.Яншиной [21–27]. В "Бюллетене" не только освещалась деятельность комиссии, но и печатались оригинальные статьи, в которых с современных позиций оценивались и развивались те или иные аспекты творчества Вернадского, публиковались фрагменты его переписки с другими учеными и членами его семьи. Особое место занимают выпуски, посвященные "забытым научным новаторам" — ученым, чье творчество высоко оценивал Вернадский, но по тем или иным причинам не получившим признания у современников [23], а также его ученикам [25] и трагически погибшим в сталинских концлагерях соратникам [22].

Деятельность комиссии пришлась на смутное время перестройки и последовавшего за ней периода очередной варварской ломки жизненного уклада миллионов россиян. А.Л.Яншину и его верной помощнице Ф.Т.Яншиной при работе над изданием "Библиотеки" пришлось испытать все "прелести" переходного времени и преодолеть массу препон, связанных с небывалым в истории российской науки пренебрежением власть предержащих к науке, не понимающих, говоря словами В.И.Вернадского, что "в наше время государственное могущество и государственная сила могут быть прочными лишь в тесном единении с наукой и знанием. В беспощадной борьбе государств и обществ побеждают и выигрывают те, на стороне которых стоит наука и знание, которые умеют пользоваться их указаниями, умеют создавать кадры работников, владеющих последними успехами техники и точного мышления" [5, с.179]. Надо было не только подобрать для каждого тома "Библиотеки" компетентного редактора, организовать подготовку текстов, сверив их с хранящимися в Архиве РАН рукописными оригиналами и прижизненными публикациями, обеспечить каждый том справочным аппаратом, добыть средства для оплаты постоянно увеличивавшейся стоимости полиграфических услуг, но и доказать своевременность и необходимость самого издания. Можно не сомневаться, что если бы не авторитет, настойчивость и убежденность А.Л.Яншина в непреходящей ценности и актуальности идей Вернадского, издание "Библиотеки" было бы обречено на провал.

Достоинство этого беспрецедентного по своей полноте издания заключается не только в том, что оно впервые без всяких купюр охватывает как уже ставшие классическими и хорошо известные профессионалам, так и ранее не публиковавшиеся научные труды по геохимии, радиогеологии, биогеохимии, подземным водам, метеоритике, биосферологии и другим разделаместествознания, а также по истории науки и философии. С моей точки зрения, основное значение "Библиотеки" состоит в том, что она дает возможность постигнуть масштаб личности Вернадского и как ученого, заложившего основы новых ветвей знания (генетической минералогии, геохимии, биогеохимии, радиологии, биосферологии), и как оригинального мыслителя, глубоко осознавшего место и роль человечества в эволюции нашей планеты, и как гражданина-патриота [28]. Здесь нет смысла давать характеристику научного и философского наследия Вернадского — читатель найдет ее в предпосланных А.Л.Яншиным предисловиях к отдельным томам, а также в примечаниях к ним. Вместе с тем хотелось бы обратить внимание на некоторые мысли Вернадского, имеющие непосредственное отношение к переживаемому нами периоду: они касаются научной работы и отношения к науке власть предержащих.

В.И.Вернадский прожил долгую, славную и сложную жизнь, большая часть которой прошла на фоне бурных событий, потрясших и изменивших основы российского общества. Ему приходилось творитьв условиях, когда "администрация привыкла смотреть на знание и на науку как на неизбежное зло, как на опасное, хотя и необходимое орудие" [5, с.38]. Будучи либералом и несколько наивным оптимистом, он верил, что с течением времени отношение к науке изменится и Homo sapiens, осознав свою роль и предназначение, войдет в ноосферу и будет преобразовывать ее в соответствии с научными рекомендациями. Увы, этого не случилось ни при жизни Вернадского, ни после его ухода.

Вспомним в этой связи гигантские усилия по "преобразованию Природы", предпринимавшиеся в 40–60-е годы XX столетия, губительные плоды которых мы пожинаем в наше время. И в последние 20–25 лет, несмотря на исключительно широкую популяризацию идей великого естествоиспытателя, кардинального изменения в отношении человека к Природе не произошло. Об этом свидетельствуют два простейших примера: навязываемый всеми телевизионными каналами антибиосферный и антиноосферный идиотический по сути призыв "Бери от жизни все!" и трагические в своей обыденности сообщения о лесных пожарах, уничтожающих миллионы гектаров "легких планеты" и приводящих к необратимым последствиям в биогеохимическом круговороте. Как известно, ожесточенной борьбе с преступными замыслами насилия над Природой (типа проекта поворота северных рек), пропаганде экологических знаний в свете учения о биосфере, защите окружающей среды, воплощению в жизнь идей Вернадского отдал последние годы жизни академик А.Л.Яншин. В 1992 г. Александр Леонидович создал Российскую экологическую академию.

Убежденный сторонник не только единства, но и интернациональности научного знания, Вернадский во всех своихтрудах тщательнейшим образом исследовал "родословную", если можно так выразиться, научных идей, стремясь проследить их корни и эволюцию вплоть до античности. Он был уверен, что "человечество не только открывает новое, неизвестное, непонятное в окружающей его Природе — оно одновременно открывает в своей истории многочисленные забытые проблески понимания отдельными личностями этих, казалось, новых явлений. Движение вперед обусловливается долгой, незаметной и неосознанной подготовительной работой поколений. Достигнув нового и неизвестного, мы всегда с удивлением находим в прошлом предшественников" [29]. Одной из замечательных особенностей любых — не только посвященных истории науки и философии — работ Вернадского является его внимательное, я бы даже сказал скрупулезное, изучение "генеалогии" рассматриваемого им вопроса и щепетильное отношение к данным и идеям предшественников. Порой создается впечатление, что прослеживая историю какой-либо научной идеи или проблемы, он ориентировался не только (и возможно, не столько) на конкретные высказывания, сколько на мысли авторов тех или иных научных и философских произведений.

Широте и глубине освещения Вернадским истории научных исследований способствовала его тесная связь с зарубежными коллегами, а также возможность работать в мировых библиотечных центрах. Бывая за границей, он мог сравнить уровень и условия организации научной работы в России и за рубежом. Как это ни парадоксально, но уже почти столетие остаются актуальными слова Вернадского, сказанные им в 1908 г.: "Русские ученые выносят эту [научную—К.С.] работу при таких тяжелых условиях, которые совершенно непонятны на Западе. Их нервы все время напряжены, время и силы идут на борьбу с ненужными препятствиями" [5, с. 166]. Именно в таких условиях проходило издание "Библиотеки".

Чтобы лучше понять ту обстановку, в которой шла работа комиссии в минувшее десятилетие, позволю себе привести одно сравнение. Как известно, В.И.Вернадский был не только великим ученым, но и блестящим организатором науки. В самый сложный и трудный период российской истории— в революционную неразбериху и в 20-е годы прошлого столетия, когда происходил массовый отток из страны высокообразованных людей, поощрявшийся и направлявшийся правительством, Вернадскому (которого самого в 1925 г. чуть было не сделали вынужденным эмигрантом, исключив из состава Академии наук) удавалось создавать новые научные учреждения. Вспомним его роль в организации Украинской академии наук, Радиевого института, Биогеохимической лаборатории и т.д.

Последний период нашей истории также ознаменовался интенсивной "утечкой мозгов", разгромом ряда организаций, непосредственно связанных с практическим воплощением идей Вернадского: речь в первую очередь идет о геологической и экологической службах страны. Проводимые по требованию властей так называемые реформы в науке и образовании вновь подтверждают правоту сказанных 80 лет тому назад Вернадским слов о том, что "государство должно дать средства, вызвать к жизни научные организации, поставить перед ними задачи. Но мы должны всегда помнить и знать, что дальше этого его вмешательство в научную творческую работу идти не может. Наука, подобно религии, философии или искусству, представляет собою духовную область человеческого творчества, по своей основе более могучую и более глубокую, более вечную, чем всякие социальные формы человеческой жизни. Она довлеет сама себе. Она свободна и никаких рамок не терпит. Этого нельзя забывать... Задачей является не государственная организация науки, а государственная помощь научному творчеству нации" [5, с.249].

Как известно, Вернадский тяжело переживал ломку Академии наук, происходившую в 1929 г. по инициативе советской власти с целью подчинить ее ("приручить", по выражению А.В.Луначарского), навязав в состав академии коммунистов, которые должны были изменить направление деятельности научных учреждений [28]. Вернадский прекрасно понимал пагубность государственной политики, направленной на деление научных исследованийна перво- и второстепенные, и писал по этому поводу следующее: "Наука едина и нераздельна. Нельзя заботиться о развитии одних научных дисциплин и оставлять другие без внимания. Нельзя обращать внимание только на те, приложение к жизни которых сделалось ясным, и оставлять без внимания те, значение которых не осознано и не понимается человечеством" [5, с.244]. С этих позиций представляются неоправданными предпринимаемые по указанию сверху попытки "реорганизовать" структуру Российской академии наук, что якобы способно повысить эффективность ее научной деятельности.

Будучи человеком неординарным, Вернадский умел совмещать научные изыскания с активной общественно-политической деятельностью: он был одним из организаторов Конституционно-демократической партии, членом Государственного совета, товарищем (заместителем) министра просвещения Временного правительства. От политической деятельности он полностью отказался лишь после октябрьского переворота, когда ему, как и другим членам Временного правительства, грозила смертная казнь. Прекрасноосознавая ничтожество и серость подавляющей массы большевистских властителей России, Вернадский призывал современников не идеализировать их, поскольку, хотя среди них встречались и выдающиеся люди, у основной массы не было «ниespris du corps[природного ума —К.С.], ни блеска знания и образования, ни преданности России, ни идее государственности. В общем ничтожная и серая, жадная и мелко хищная толпа... людей, которые были готовы пожертвовать всем для того, чтобы "устроить" своих детей, получить лишние деньги» [8, с.170]. Убийственная, но вполне приложимая и к большинству нынешних властителей и народных избранников характеристика.

В литературе последних десятилетий основное развитие получилиидеи В.И.Вернадского, касающиеся биосферы и ноосферы, эволюция и современное значениекоторых исчерпывающим образом проанализированы в монографии Ф.Т.Яншиной [30]. Поэтому здесь нет смысла еще раз останавливаться на обсуждении основополагающей роли трудов Вернадского в этой области. Малограмотные авторы доносительских выступлений по поводу его работ давно забыты.

Казалось бы, приоритет В.И.Вернадского в формулировке основных идей биосферологии должен быть признан во всем мире. Однако с сожалением приходится отмечать, что во всех официальных документах, посвященных проблеме устойчивого развития, хотя они и опираются целиком на идеи нашего великого соотечественника, нет ни одной ссылки на его труды. Можно указать на две причины такой, мягко говоря, странной ситуации. Одна из них, несомненно, заключается в длительном замалчивании идей Вернадского в нашей стране: "критики" побеспокоились о том, чтобы новаторские мысли опередившего свое время ученого, его озабоченность судьбами мировой цивилизации как можно дольше оставались если не в забвении, то по меньшей мере в недосягаемости для широкой научной общественности на родине и за рубежом. Другой причиной является ставшее привычным (особенно с конца прошлого столетия) пренебрежение западных ученых публикациями на русском языке: в статьях и монографиях зарубежных коллег, как правило, практически не содержится ссылок на русскоязычные издания; в лучшем случае упоминаются те авторы, которые сотрудничают с зарубежными журналами. В этой связи отмечу следующее.

Прежде всего — несравненно большую эрудицию подавляющего большинства российских ученых по сравнению с их западными коллегами: ни одна серьезная работа наших авторов не обходится без привлечения и обзора не только англо-, но также франко- и германоязычной литературы по затрагиваемой проблеме. Далее, принятая сейчас у нас оценка научной деятельности наших специалистов по числу их публикаций в иностранных журналах, на мой взгляд, создает у них комплекс неполноценности. Значение научной работы определяется ее содержанием, а не тем, где опубликованы ее результаты: мысли, высказанные тем же Вернадским на страницах газет или малотиражных журналов (например, в статье "Несколько слов о ноосфере"), не стали от этого менее гениальными. Наконец, не могу не отметить еще одно обстоятельство. В последние годы редакции ряда центральных журналов отказываются публиковать статьи по "неугодной" нашим англоамериканским коллегам тематике. Так, практически перестали появляться работы, посвященные рудным формациям — проблеме, исследованием которой занимались такие выдающиеся ученые, как академики М.А.Усов, С.С.Смирнов, В.А.Кузнецов и другие.

В связи с замалчиванием в западной литературе роли В.И.Вернадского в создании учения о биосфере и ноосфере не могу не подчеркнуть еще один момент. Странным образом мимо внимания как философов, так и большинства естествоиспытателей прошла оригинальная теория времени-дления Вернадского, до сих по не получившая достойной оценки. Следует напомнить, что за работы по проблеме естественно-научного определения сущности времени (точнее, пространства-времени) Вернадский подвергался не менее ожесточенным (и безграмотным) нападкам со стороны ярых сторонников диалектического материализма, чем за труды по биосферологии [1, 31]. Мне уже приходилось писать об этом [32, 33], однако кое-что следует напомнить.

Проблема времени привлекла внимание философов и ученых примерно в тот же период, когда возродился интерес к идеям Вернадского о биосфере и ноосфере. В начале 1970-х годов в США было создано Общество по изучению времени, опубликовавшее к настоящему моменту итоги восьми международных конференций. Десятилетием позже (в начале 80-х годов) в МГУ возник постоянно действующий междисциплинарный Семинар по изучению времени в естествознании. Насколько мне известно, ни в трудах общества, ни в трудах семинара анализу теории В.И.Вернадского не уделялось практически никакого внимания. Вместе с тем, судя по опубликованным в трудах 7-й и 8-й Международных конференций Общества по изучению времени, ряд зарубежных авторов развивает идеи, в принципе сходные с концепцией Вернадского, однако без каких бы то ни было ссылок на него. За редким исключением не уделяют достаточного внимания развитию идей Вернадского в этой области знания и отечественные философы. Между тем именно в рамках его теории реального времени-дления можно найти удовлетворительные ответы на те вопросы, которые ставят перед собой темпорологи — по меньшей мере, относительно свойств и статуса времени [34].

В предисловии в Бюллетеню № 14 (1995), посвященном памяти выдающегося российского ученого К.П.Флоренского, академик А.Л.Яншин напомнил, что на фронтоне мавзолея Улугбека близ Самарканда арабской вязью написано:

царства разрушаются, религии рассеиваются, как туман, и только книги ученых остаются на вечные времена. Я думаю, что издание "Библиотеки трудов академика В.И.Вернадского" является достойным памятником не только этому великому ученому, но и А.Л.Яншину, инициировавшему и осуществившему (почти полностью) грандиозный проект в кризисных условиях минувшего десятилетия. Я искренне желаю академику Э.М.Галимову, возглавившему комиссию после безвременной кончины А.Л.Яншина, и преданной делу Ф.Т.Яншиной успешно завершить это благородное начинание. (Публикация трудов В.И.Вернадского продолжается. См. [35–37].)

Одновременно считаю своевременным и целесообразным поставить не столько перед комиссией, сколько перед Президиумом РАН вопрос о настоятельной необходимости издания, по крайней мере, избранных трудов В.И.Вернадского на английском языке, коль скоро мы хотим утвердить его приоритет в создании биосферологии и учения о ноосфере. Осуществление этого проекта хотя бы к 150-летнему юбилею нашего великого естествоиспытателя было бы достойным знаком уважения его памяти.

 

ЛИТЕРАТУРА

1. В.И.Вернадский — pro et contra. Антология литературы о В.И.Вернадском за сто лет (1898—1998) / Ред. А.Л.Яншин. С.-Пб.: Изд-во РХГИ, 2000.

2. Вернадский В.И.Труды по биогеохимии и геохимии почв / Ред. В.В.Добровольский. М.: Наука, 1992.

3. Вернадский В.И.Труды по геохимии / Ред. А.А.Яро шевский. М.: Наука, 1994.

4. Вернадский В.И.Живое вещество и биосфера / Ред. А.Л.Яншин. М.: Наука, 1994.

5. Вернадский В.И.Публицистические статьи и речи / Ред. В.П.Волков. М.: Наука, 1995.

6. Вернадский В.И.Труды по радиогеологии / Ред. Н.П.Лаверов, Ю.А.Шуколюков, Ф.Т.Яншина. М.:

Наука,1997.

7. Вернадский В.И.Статьи об ученых и их творчестве / Ред. С.Н.Жидовинов, Ф.Т.Яншина. М.: Наука, 1997.

8. Вернадский В.И.Дневники. Март 1921 — август 1925 / Ред. В.П.Волков. М.: Наука, 1998.

9. Вернадский В.И.Труды по философии естествознания / Ред. К.В.Симаков, С.Н.Жидовинов, Ф.Т. Яншина. М.: Наука, 2000.

10. Вернадский В.И.Химическое строение биосферы Земли и ее окружения / Ред. Ф.Т.Яншина, С.Н.Жидовинов. М.: Наука, 2001.

11. Владимир Иванович Вернадский // Материалы к биобиблиографии ученых. Серия геолог. наук. Вып. 44. М.: Наука, 1992.

12. Яншин А.Л. О разработке научных идей академика В.И.Вернадского // Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1987. № 1. С. 7.

13. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1987. №1.

14. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1988. № 2.

15. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1988. № 3.

16. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1988. № 4.

17. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1988. № 5.

18. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1990. № 7.

19. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1990. № 8.

20. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. Л.: Наука, 1990. №9.

21. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука, 1993. № 10.

22. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука,

1993. №11.

23. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука,

1994. № 12.

24. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука,

1994. № 13.

25. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука,

1995. № 14.

26. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука, 2001. №15.

27. Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука, 2001. №16.

28. Яншина Ф.Т.В.И.Вернадский о "переломе" в Академии наук в 1929 году (пять писем сыну из Праги) // Бюллетень Комиссии по разработке научного наследия академика В.И.Вернадского. М.: Наука, 1993. № 11.

29. Вернадский В.И.Труды по истории науки в России. М.: Наука, 1988. С. 56.

30. Яншина Ф.Т.Эволюция взглядов В.И.Вернадского на биосферу и развитие учения о ноосфере. М.: Наука, 1996.

31. Яншина Ф.Т.Развитие философских представлений В.И. Вернадского. М.: Наука, 1999.

32. Симаков К.В. Кпроблеме естественно-научного определения времени. Магадан: МВНЦ ДВО РАН, 1994.

33. Симаков К.В.К истории "переоткрытия времени" // Вестник РАН. 1995. № 6.

34. Левич А.П.Мотивы и задачи изучения времени // Конструкции времени в естествознании: на пути к пониманию феномена времени. М.: Изд-во МГУ, 1996.

35. Вернадский В.И.Дневники 1926—1934 / Ред. В.П.Волков. М.: Наука, 2001.

36. Вернадский В.И.Труды по минералогии / Ред. М.И.Новгородова. М.: Наука, 2002.

37. Вернадский В.И.Труды по истории науки / Ред. Ф.Т.Яншина, С.Н.Жидовинов. М.: Наука, 2002.

 

Источник: К.В.Симаков. Неизвестное об известном (к 140-летию со дня рождения академика В.И.Вернадского) // Вестник РАН. 2003. №3. С. 239—243.

Конец формы

В. И. Вернадский и религия

И. И. Мочалов доктор философских наук

«Религия для нас – не потребность духа, а воспоминание или привычка молодости… Это обледеневший огонь».

В. О. Ключевский

1

И в наше время вопрос о религиозно настроенных ученых не может считаться чисто академическим, представляющим лишь исторический интерес. Духовный мир ученого, как и всякого живущего в обществе человека, складывается под действием чрезвычайно разнородных по своему характеру обстоятельств – социальных, политических, идеологических, психологических, семейно-бытовых и т. д.; учесть многообразие их влияния, их тончайшие оттенки не представляется возможным. Однако выделить ведущее направление этого влияния и возможно, и необходимо.

В этой связи значительный интерес и актуальность могут представлять попытки показать истоки религиозных «симпатий», имеющих или имевших место у тех или иных ученых. Постановка же и решение данной задачи будут невозможны, если исследователю не удастся проникнуть в тот внутренний интимный механизм возникновения религиозных склонностей ученого, который некоторым образом связан с особенностями его психики и так или иначе отражается на его мировоззрении.

Вопрос об отношении В. И. Вернадского (1863‑1945) к религии составляет трудность не столько логического или теоретико-познавательного, сколько психологического порядка.

Уже при первом знакомстве с размышлениями Вернадского относительно его, как он говорил, религиозного миропонимания, исследователь встречается с разительными контрастами и противоречиями. С одной стороны, Вернадский неоднократно (начиная с 80‑х годов XIXв.) подчеркивал, что считает себя человеком религиозным. Но, с другой – он совмещает свою религиозность, во‑первых, с отрицанием веры в бога и в потусторонние, сверхъестественные силы вообще; во‑вторых, с отрицанием связанных с этой верой религиозных ритуалов; в‑третьих, с отрицанием всех существующих религий в целом. «Я считаю себя глубоко религиозным человеком, – писал Вернадский. – А между тем для меня не нужна церковь и не нужна молитва. Мне не нужны слова и образы... Бог – понятие и образ, слишком полный несовершенства человеческого» [14, л. 5, 6]. «Не есть ли вся религия – недоразумение... Бог есть один из символов нашего разума» [13, л. 85, 100]. «Мне его не надо» [15, л. 7]. «Принять "откровение" не могу. Религиозные откровения – в частности христианские – кажутся мне ничтожными по сравнению с тем, что переживается во время научной работы» [16, л. 45]. «Мое отрицательное отношение распространяется на все формы живых религий» [17, л. 32]. «Слишком много в них мишуры» [18, л. 56]. «По отношению к Христу нет никаких реальных данных о его существовании. Его реальность многими сейчас отрицается – фольклор» [19, л. 14].

Итак, религиозность – без церкви, молитвы, образов, слов и понятий, в конечном счете – без бога и... без самой религии. Таковы очевидные парадоксы религиозности Вернадского. Как отмечал Ф. Энгельс в «Диалектике природы», «с богом никто не обращается хуже, чем верующие в него естествоиспытатели» [2, с. 514]. К этому можно добавить, что естествоиспытатели религиозные, но в бога не верующие, обращаются с ним еще хуже.

Вернадский как бы согласен с Энгельсом в том, что бог – «противоречив в себе самом» [1, с. 592], и это является достаточным основанием для того, чтобы решительно отвергнуть и веру в бога. Свою религиозность Вернадский совмещает, таким образом, с очевидноатеистическими тенденциями, причем последние относятся не к частным, несущественным сторонам религии, а к ее сущности. «В общем сама идеябожества,– пишет Вернадский, – теснейшим образом связана с существованиемчеловечества. В этом ее самое коренное противоречие. Если человек отрешится от связи божества с человечеством – божество для него исчезнет. Но гипотетическая неизбежность божества только и держится его связью с человеком (верою). Понятно поэтому, что божество переполнено антропоморфическими чертами, – и ... наивны попытки "очистить" его, сделать более возвышенным. Этим путем божество исчезает. В науке давно от него отказались» [12, л. 96].

2

Истоки религиозной настроенности Вернадского уходят еще в его ранние детские годы, определяются некоторыми обстоятельствами семейного воспитания, влиянием няни, отца, некоторых товарищей детства. Впоследствии Вернадский писал об этом: «Мои религиозные воззрения в детстве развились сильным образом благодаря влиянию детской – няни, детей сторожей банка, с которыми я играл, и затем под влиянием чтения священных книг, причем особенно сильно на меня действовали тогда "Жития" и "Ветхий завет". В семье у нас царил полный религиозный индифферентизм; отец был деистом, мать была неверующая... Сильное влияние имела, должно быть, няня, человек чрезвычайно хороший и положительно умный... Я любил всегда ужасное, фантастическое; меня поражали образы "Ветхого завета", и я теперь еще помню то наслаждение, с каким я читал историю Саула и Самуила, Авессалома и Давида; мне очень часто представлялись Авель и Каин и т. д. Эти образы вызывали у меня бесконечный ряд вопросов; я верил в существование рая и задумывался, где он находится; меня интересовали вопросы: как жили Адам и Ева, на каком языке они говорилиetc. Среди мальчуганов – детей сторожей, с которыми я несмотря на запрещение любил играть, я слышал также рассказы, почерпнутые из апокрифических книг... а рассказы о домовых, о чертях наполняли мою фантазию еще и еще сильнее. Я создал себе какую‑то религию, полную образов, то страшных, то нежных, но которые жили везде и всюду. Помню, как глубоко и сильно меня интересовали вопросы о том, что делается с душой после смерти, и рисовалось мне, что она долго летает вокруг тела, не может попасть туда, и ей холодно, ей страшно тяжело, она видит, как плачут, как рыдают кругом родные, как ее тело предают Земле... Я помню, как сильно на меня действовала смерть; я, казалось мне, видел этих мертвецов, мрачных, унылых, становившихся вокруг меня, и помню, как перепугал няню, с которой спал в одной комнате: ночью, проснувшись, я стал уверять ее, что ее брат, который недавно умер, стоит тут, в углу, и грозит мне...» [6, л. 21‑22].

В 1937 г., возвращаясь вновь к своим религиозным переживаниям детства и юности, Вернадский писал: «Хочется мне набросать этапы своего религиозного миропредставления... Вспомнил, что я дал при переписи ответ: "Верующий вне христианских церквей"... Мой отец и мать не оказывали никакого влияния на мою духовную мысль в этой области... Отец только, когда заметил из разговоров со мной несколько больший интерес к церковности (но не к церковной службе), своими разговорами поправлял мою мысль... От него я узнал мальчиком... о существовании исторической критики "Евангелия". Он особенно любил "Евангелие от Иоанна". Но едва ли признавал его подлинность. Очень любил "Страсти" и всегда бывал на этих службах, но никогда меня не брал. Кажется, в Харькове (в 1868‑1876 гг. –И. М.)... я должен был быть на богослужениях – раз или два был... Мать... в церковь не ходила, постов не исполняла. Я не помню, чтобы она говела. Отец говел... Мне кажется, я был на воскресной заутрене в первый раз в Париже в 1880‑х годах... Мать стала верующей, когда осталась одна после выхода замуж сестер... В Харькове среди моих товарищей были сыновья священников... Хождение в церковь и интерес к "Евангелию", которое я впервые там узнал и которое мне отец давал читать, возбуждали мой интерес» [16, л. 37].

В гимназические годы (петербургский период – 1876‑1881 гг.) Вернадский обращается к изучению истории церкви и вскоре становится признанным авторитетом в этой области. В дальнейшем на поддержание религиозных интересов и настроений Вернадского большое влияние, несомненно, оказали условия социальной среды царской России, пропитанные религиозным культом и религиозной умонастроенностью многих из окружающих его близких друзей и знакомых. Не следует забывать, что большая часть сознательной жизни Вернадского, охватывающая, что очень важно, именно тот период, когда происходит формирование мировоззрения и духовного склада личности, протекала именно в этих условиях.

3

Вместе с тем уже в годы юности рельефно проявилось критическое отношение Вернадского к религии. Оно развивается у него как под влиянием самостоятельного размышления над ее содержанием, так и под воздействием личных наблюдений (и наблюдений близких ему людей) за церковными нравами.

Так, летом 1887 г. Вернадский побывал в поселке Насоново Рославльского уезда Тульской губернии, где ему пришлось познакомиться с бытом некоторых местных священников. Он подчеркивает, что уездные попы фактически выражают интересы наиболее реакционных кругов общества. «Попы, – пишет Вернадский, – растут, растет и поповство, забирает власть и силу к великому удовольствию Победоносцевых иtuttiquanti(всех прочих. –И. М.). Попы здесь играют свою роль, и их лапки становятся, по рассказам, из года в год сильнее, могучее и длиннее... Вот несколько типов (далее следует выразительное описание трех типов местных попов: пьяницы, склочника и кулака. –И. М.)» [7, л. 37].

Социальная роль религии оценивается Вернадским более чем сдержанно, а в ряде случаев и резко отрицательно. Он подвергает сомнению проповедуемую церковниками теорию «облагораживающего» влияния религии на народные массы. «Я не смотрю на народ, – пишет Вернадский, – как на зверя с дурными инстинктами, которого сдерживает от дурных поступков религия. Это очень обычное в пользу религии положение никогда не было проверено и исходит из обобщений, которые приняты быть не могут» [8, л 23]. В конечном счете религия принижает разум, в своей основе она иррациональна. «Всякая религия рисует нам... затхлый элемент веры и авторитета» [9, л. 53]. Религия сковывает творческие возможности человека, ученого в том числе. «Христианство исключает свободу искания истины» [11, л. 107]. Религия догматична, в ней «исключается сомнение, и потому она так мертва по своим продолжительным положительным результатам» [5, л. 39]. Вернадский возражает против распространения религиозной литературы, так как она «дурно влияет на народ и вообще на людей, развивая мистицизм, развивая какое-то принижение, покорность перед своим положением "волей божьею"» [4, л. 22].

Критическое отношение Вернадского к религии приводит к тому, что с течением времени у него все более проявляется пренебрежительное отношение к ее формальной стороне. Вернадский, не будучи никогда сознательным сторонником какого-либо определенного религиозного направления, в своих воззрениях на религию эволюционирует в сторону все более решительного отрицания значимости в человеческой жизни и в жизни общества различных религиозных культов.

4

Однако в этот ранний период жизни Вернадского (1880‑1890‑е годы) попытки отрицания им религии довольно слабы: они не вытекают еще из внутренних закономерностей эволюции Вернадского как мыслителя, не становятся еще его внутренней потребностью. Отрицание им религии в этот период, можно сказать, является по преимуществу метафизическим. Это пока лишь внешнее отрицание, а не внутреннее. Не случайно, что в этот период Вернадский сам себе ставит «неуд» за те попытки отрицания религии, которые им предпринимаются.

Действие приведенных выше причин религиозности Вернадского было еще очень сильным. В одном из своих писем он признается: «Я не могу быть индифферентен к религии. И в самом отрицании я чувствую себя религиозным» [10, л. 4]. Поэтому критическое отношение Вернадского к религии являлось в этот период еще весьма непоследовательным и противоречивым. Так, выступая против распространения в народе религиозной литературы, он отмечает, что в некоторых случаях религия служит своего рода «утешительницей» в нелегкой жизни трудовых людей. «Бесспорно, – писал Вернадский, – что религия иногда служит утешением в народных бедах. Жизнь большинства крайне плоха и всякая иллюзия, хотя бы несколько ее скрашивающая, должна быть ему дана. Мы не видим возможности быстрого, коренного улучшения этой жизни, и если это будет через 2‑3 поколения, то из‑за более или менее вероятной возможности улучшения через 20‑100 лет нельзя оставлять страдать миллиарды людей. Смешно это, даже раз считаешь, что нет никакой загробной жизни» [4, л. 22].

Но в то же самое время происходит становление естественнонаучных взглядов Вернадского. И потому в мировоззрении ученого идет все более интенсивный процесс обострения и роста противоречий между естественнонаучным материализмом, с одной стороны, и религиозно-идеалистическими элементами этого мировоззрения – с другой. Очевидно, что в пределах мировоззрения Вернадского эти противоречивые тенденции в силу своей принципиальной непримиримости разрешены быть не могли.

Но существовали ли эти ненаучные (религиозные) тенденции в рамках мировоззрения Вернадского вообще? Вопрос непростой, так как для его окончательного решения имеющихся данных недостаточно. Думается все же, что в какой‑то сравнительно короткий промежуток времени, когда Вернадский только еще «находил себя», а его взгляды еще прочно не устоялись, не приобрели в полной мере необходимого научного фундамента, находясь как бы в состоянии неустойчивого подвижного равновесия (скорее всего это был период середины 1880‑х – начала 1890‑х годов), в его мировоззрение входили еще эти религиозно-идеалистические, ненаучные элементы. Об этом свидетельствует, например, упоминаемый в «Дневнике» спор Вернадского с Л. Н. Толстым по поводу бессмертия души, относящийся к 1893 г. [9, л. 68]. «В молодости, – писал Вернадский, – я допускал бессмертие души, но не видел места единому Богу» [13, л. 117].

Ввиду невозможности рационального разрешения этих противоречий Вернадский ищет выхода из создавшихся затруднений, пытаясь отнести религию к сфере этических проблем, т. е. перенести ее из мировоззрения в ту область, которую он сам рассматривал как пограничную между разумом и чувствами сферу человеческого поведения, хотя первоначально он категорически отвергает целесообразность какой-либо связи между этикой и религией [3]. «Так называемое религиозное чувство, – писал Вернадский, – и есть сумма нравственных стремлений, которые могут облекаться в те или иные формы» [8, л. 23]. Вторая причина обращения религиозности Вернадского к этике заключалась в том, что он не находил в идеологии господствующих классов дореволюционной России ответа на постоянно волновавшие его моральные запросы. В итоге Вернадский по существу становится на точку зрения, согласно которой, говоря словами Планка, «наука нужна человеку для познания, а религия – для поведения» (цит. по [21, с. 100]).

В конечном счете противоречие между материалистическими основами и религиозными элементами своего мировоззрения Вернадский разрешает благодаря тому, что религия полностью изгоняется из его мировоззрения и доступ для нее туда оказывается навсегда закрытым. И здесь мы подходим к ответу на вопрос о том, что же в действительности представляла собой эта столь загадочная религиозность Вернадского.

5

На наш взгляд, главная особенность религиозности Вернадского заключается в том, что она находилась не в сфере его идеологии, различного рода концепций, понятий, идей и т. д., а, так сказать, этажом ниже – в области его психики, различных, часто весьма туманных переживаний и настроений, смутных образов, эмоций и т. п. По некоторым интимным записям в «Дневнике», в письмах можно явственно проследить связь религиозности Вернадского с различными эмоциональными состояниями (возникавшими иногда и при чтении религиозной литературы, например Библии).

Эту особенность своей религиозности отмечал и сам Вернадский. «Я чувствую, – писал он, – чтовне рационализирования я глубоко религиозный человек (курсив наш. –И. М.)» [15, л. 7]. Вернадский отвергает обычные религиозные представления не только по причине их явно антинаучного характера, но также и потому, что они в их обычном, массовом проявлении не могут выразить всей глубины его собственных эмоциональных переживаний. «Всякое выражение божества кажется мне бледным искажением... так как оно отдаленно не выражает того, что я в глубине себя чувствую» [15, л. 7].

Осознавая свою религиозность в обобщенном виде, Вернадский, в частности, писал: «Чувство религиозное и религиозное переживание, когда оно достигнет известной высоты, несовместимо ни с каким выражением образного и рационалистического характера, которое заключает в своей основе представления или понятия, зависящие от преходящих представлений времени и места. С этой точки зрения должны быть оставлены в стороне все построения теологов, философские, религиозные концепции или создания догмы и культа любой конкретной религии. Они все могут иметь значение только иллюстрации или далекого подхода к действительному святая святых всякой религии, не выразимого в своей основе ни в словах, ни в образах, может быть глубже всего сказывающихся – во внешнем выражении – в музыке, и то только отраженно... Откровение – всякой религии – есть неизбежное ограничение, иногда чрезвычайное сужение того, что может и должно давать религиозное переживание человеческой личности» [13, л. 12].

Сущность религиозности Вернадского как некоторой эмоционально-психической настроенности можно раскрыть более конкретно: это переживание единства человека с природой, Космосом вообще, единства с живой природой в особенности, чувство космичности жизни и разума, гармонии мира и т. п., то, что А. Эйнштейн однажды назвал «космическим религиозным чувством», свойственным, по его мнению, многим «серьезным ученым» [25, с. 129]. Этим чувством и был наделен Вернадский – ученый, несомненно, в высшей степени «серьезный».

6

Возникает вопрос: можем ли мы эту эмоциональную настроенность Вернадского, свойственное ему «космическое религиозное чувство» ставить на одну доску с обыденной религиозной психологией верующих, с обыденным, массовым религиозным чувством? На наш взгляд, такое отождествление было бы глубоко ошибочно. Нельзя не видеть по крайней мере некоторых особенностей эмоционально-религиозных переживаний Вернадского, существенно отличающих их от обычного религиозного чувства.

1. Религиозные эмоции верующих в массе своей носят, как правило,конкретно-чувственный характер. Они отличаются своей образностью, наглядной представимостью и связаны с совершенно конкретными ощущениями – зрительными, слуховыми и др. Напротив, эмоционально-религиозная настроенность Вернадского носитабстрактно-чувственный характер настолькообобщенного эмоционального переживания, что из него испаряются буквально все конкретные атрибуты специфически религиозного чувства.

2. Религиозные чувства верующих направлены на объекты,реально не существующие (бог, ангелы, святые и т. п.). Напротив, эмоционально-религиозные переживания Вернадского имели своим содержаниемвполне реальные объекты – Космос, жизнь, человека, разум, науку и научное творчество.

3. Религиозные чувства верующих людей сопровождают собой так называемое молитвенное, по существуиррациональное состояние личности. У Вернадского они сопровождали, напротив,вполне рациональное состояние его духа, выражали прежде всего переживание ученым своей научной мысли, процесса своего научного поиска, философских размышлений.

С религиозным в обычном понимании человеком Вернадского объединяют лишь чисто формальные моменты: как и этот религиозный человек, Вернадский переживает. Однако его переживания были столь глубоки и своеобразны, что они уже не могли спокойно уживаться «под одной крышей» вместе с узким религиозным содержанием в его прямом и непосредственном смысле.

Религиозность Вернадского – это лишь не поддающаяся адекватному словесному выражению («Мысль изреченная есть ложь», – любил повторять ученый слова Ф. И. Тютчева) и в этом смысле интуитивно-подсознательная форма выражения той постоянной внутренней настроенности, самоуглубленности, которые были столь характерны для всего его духовного облика. Ее действительный смысл не может быть понят вне этого, общего психологического фона внутреннего «я» Вернадского.

Яркую картину рисует в этом отношении запись в «Дневнике» 22 июня 1923 г., вскоре после того, как Вернадский перешагнул 60‑летний рубеж своей жизни [14, л. 5‑6]:

«Вся жизнь и все наиболее большие и глубокие переживания – мгновенны и далеко не достигают хотения.

В любви, в мыслях, в успехах, в достижениях, в глубочайших переживаниях и подъемах личности – всегда, когда начинает подходить разум – чувствуешь мгновенность и недостаточность пережитого по сравнению с внутренней сущностью! То же – величайшее музыкальное произведение, художественное творение, картина природы. Это все только отдаленное эхо того, чего хочешь. И чувствуешь и в нем то же самое всегда неполное и мгновенное отражение чего‑то того, к чему стремишься.

И вот, написавши эти строки, – видишь, что выразить мысль не удалось. И нет сейчас воли и умения выразить яснее.

Но можно ли выразить это образами и словами?

Страха смерти – у меня нет и никогда не было. Чувство мгновенности жизни – чувство вечности и чувство ничтожности понимания окружающего! И себя самого!

Смерть приходит всегда и окружающее полно ею. Это – неизбежное, как сама жизнь. И также бесконечное?

Я считаю себя глубоко религиозным человеком. Могу очень глубоко понимать значение, силу религиозных исканий, религиозных догматов. Великая ценность религии для меня ясна не только в том утешении в тяжестях жизни, в каком она часто оценивается. Я чувствую ее как глубочайшее проявление человеческой личности. Ни искусство, ни наука, ни философия ее не заменят, и эти человеческие переживания не касаются тех сторон, которые составляют ее удел.

А между тем для меня не нужна церковь и не нужна молитва. Мне не нужны слова и образы, которые отвечают моему религиозному чувству.

Бог – понятие и образ, слишком полный несовершенства человеческого».

7

Сказанное выше означает, что «религиозность» (здесь у нас уже есть все основания поставить это слово в кавычки) Вернадского должна пониматься с большими оговорками. «Религиозность» Вернадского носила лишь условно-символический характер, она была связана с воспоминаниями прошлого и старыми традициями, от влияния которых не бывает свободен ни один человек. Живучесть же и стойкость именно религиозных традиций общеизвестны. Стать в позу «всезнающего» критика и «громить» религиозные слабости ученого – дело самое простое, так как здесь все кажется «ясным». Но это – ясность чистой доски, на которой ничего не написано. Гораздо труднее понять и оценитьинтеллектуальную силу ученого, который вопреки сильнейшим и чрезвычайно стойким религиозным традициям сумел по существу освободиться от религиозной, как он сам говорил, «мишуры» и встать на иной, противоположный религиозному путь научных исканий.

Вопрос о «религиозности» Вернадского, для того чтобы получить удовлетворительное разрешение, должен быть преобразован в качественно иной, более широкий и более фундаментальный вопрос о психологическом, эмоциональном базисе его мировоззрения. Здесь следует подчеркнуть, что, бесспорно, этот эмоциональный базис был более обширен и глубок, нежели его «религиозная» оболочка. Он мог облекаться в эту оболочку, но мог от нее и не зависеть (что случалось, в конечном счете, гораздо чаще). В конце концов, он прорывал ее узкие рамки и выходил за ее пределы. Эмоциональные переживания ученого лишь по временам облекались во внешне «религиозные» феномены. Это была старая теологическая форма выражения нового психологического содержания, «традиционная» форма проявления внутренних, тесно связанных с процессом научного творчества, отношением к миру и к жизни в целом, эмоционально-личностных и одновременно эмоционально-космических переживаний, – форма, к которой Вернадский обращался, но и без которой он также превосходно обходился.

В мировоззрении Вернадского нет места богу-творцу, он его решительно отвергает, так же как он отвергает потусторонние силы вообще и разного рода, по его выражению, «нечисть». По отношению к себе у Вернадского мы не встречаем даже словосочетания «религиозная вера». Он говорит о себе не как о человеке «верующем», а как о человеке «религиозном». Вернадский делал неоднократные попытки как‑то выразить словесно свои «религиозно окрашенные» эмоциональные переживания. Он называл себя пантеистом, гилозоистом и даже язычником. Но ни одно из этих понятий не могло его полностью удовлетворить, так как не выражало адекватно сущности его эмоционального отношения к себе и миру.

Поэтому нет никаких оснований для того, чтобы характеризовать мировоззрение Вернадского как якобы «религиозно-мистическое» [20, с. 568]. Еще меньше имеется причин изображать Вернадского в роли некоего «активного» религиозного деятеля, чуть ли не «борца» за какую‑то «новую» религию. Характеристики Вернадского как «фанатичного религиозника» [24, с. 187], как «богостроителя, проповедника "очищенной" и "облагороженной" религии» [26, с. 99] с действительностью не имеют ничего общего. Рассуждать подобным образом – значит часть (и к тому же не самую важную) смешивать с целым, видимость принимать за сущность.

Религиозность В. И. Вернадского отдаленно напоминает отношение к религии Аристотеля, который, как отмечают современные исследователи, хотя и был религиозен, в то же время ни в какой особой религии не нуждался [22, с. 262, 265]. По духу гораздо ближе к Вернадскому И. В. Гёте, который, как писал Энгельс, «неохотно имел дело с "богом"; от этого слова ему становилось не по себе; только человеческое было его стихией» [1, с. 594].

Литература

1. Энгельс Ф. Положение Англии. 1844/Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. М.1955.

2. Энгельс Ф. Диалектика природы. 1873‑1883 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. М.1961.

3. Вернадский В. И. Этика. 1882 // Архив АН СССР. Ф.518. Оп. 1. Д. 161.

4. Вернадский В. И. Дневник. 1884‑1885 // Там же. Оп. 2. Д. 212.

5. Вернадский В. И. Письмо к Н. Е. Вернадской 29 мая 1886 г. // Там же. Оп. 7. Д. 33.

6. Вернадский В. И. Письмо к Н. Е. Вернадской 21 июня 1886 г. // Там же.

7. Вернадский В. И. Письмо к Н. Е. Вернадской 4 июня 1887 г. // Там же. Д. 34.

8. Вернадский В. И. Письмо к Н. Е. Вернадской 3 августа 1888 г. // Там же. Д. 35.

9. Вернадский В. И. Дневник. 1890‑1894 // Там же. Оп. 2. Д. 5.

10. Вернадский В. И. Письмо к Н. Е. Вернадской 11 мая 1891 г. // Там же. Оп. 7. Д. 38.

11. Вернадский В. И. Дневник. 1894‑1896 // Там же. Оп. 2. Д. 7.

12. Вернадский В. И. Мысли. 1901‑1911 // Там же. Оп. 1. Д. 161.

13. Вернадский В. И. Мысли. 1920‑1931 // Там же. Оп. 1. Д. 162.

14. Вернадский В. И. Дневник. 1922‑1924 // Там же. Оп. 2. Д. 12.

15. Вернадский В. И. Дневник. 1925 // Там же. Д. 13.

16. Вернадский В. И. Дневник. 1926‑1938 // Там же. Д. 14.

17. Вернадский В. И. Дневник. 1941‑1943 // Там же. Д. 21.

18. Вернадский В. И. Письмо к Е. Г. Ольденбург 26 мая 1943 г. // Там же. Д. 57.

19. Вернадский В. И. Дневник. 1943‑1944 // Там же. Д. 22.

20. Деборин А. М. Проблема времени в освещении акад. В. И. Вернадского // Известия АН СССР, 7 серия. Отд. матем и естеств. наук. 1932. № 4.

21. Клор О. Естествознание и религия // Вопр. философии. 1960. № 5.

22. Лосев А. Ф., Тахо-Годи А. А. Аристотель. М., 1982.

23. Менде Г. Макс Планк и религия // Макс Планк и философия. М. 1963.

24. Новогрудский Д. Геохимия и витализм // Под знаменем марксизма. 1931. № 7‑8.

25. Эйнштейн А. Религия и наука. 1930 // А. Эйнштейн. Собрание научных трудов. Т. IV. М. 1967.

26. Яковлев В. П. В. И. Вернадский о соотношении науки, философии, религии и морали // Некоторые вопросы исторического материализма. Ростов н/Д. 1962.