2. Верховная реальность
Уильям Джемс справедливо называет подуниверсум чувств, или физических вещей, верховной реальностью. Однако мы предпочли бы принять в качестве верховной реальности ту конечную область значения, которую мы назвали реальностью нашей повседневной жизни. Выше (в параграфе IV, п. 6) мы указали, что реальность повседневной жизни, принимаемая как данность нашим обыденным мышлением, включает не только физические объекты, факты и события в нашей реальной и потенциальной досягаемости, воспринимаемые в качестве таковых в сугубо апперцептивной схеме, но и аппрезентативные соотнесения низшего порядка, посредством которых физические объекты природы преобразуются в социокультурные объекты. Но поскольку в этих аппрезентациях низшего порядка аппрезентирующим членом также являются объекты, факты или события внешнего мира, мы считаем, что наше определение совместимо с определением Джемса. Мы можем также согласиться с Сантаяной63, что «дух никогда не может овладеть идеями и уж тем более передать их без материального оснащения и повода»: «Язык должен прийти в движение; слышимое общеупотребимое слово должно соскользнуть с уст и достичь внимающего уха; руки с вложенными в них орудиями или планами должны вмешаться в дело, дабы претворить проект».
Внешний мир повседневной жизни является верховной реальностью:
а) потому что мы всегда в нем участвуем, даже когда спим и грезим, посредством наших тел, которые сами по себе суть вещи внешнего мира;
б) потому что внешние объекты ограничивают наши возможности свободного действия, оказывая сопротивление, требующее от нас усилий по его преодолению, если его возможно преодолеть;
в) потому что это то царство, в которое мы можем встроиться нашей телесной активностью и которое мы, следовательно, можем изменить и преобразовать;
г) потому что − и это лишь следствие из предыдущих положений − в этом и только в этом царстве мы можем вступать в коммуникацию со своими собратьями и тем самым устанавливать «общую среду понимания», в том смысле, как понимал ее Гуссерль64.
Приведенные характеристики реальности повседневной жизни не означают, однако, будто другие конечные области значения не способны к социализации. Разумеется, есть конечные области значения, которые другие не могут интерсубъективно со мной разделить, например, мои сновидения или даже дневные грезы. Но есть и другие, например, игровой мир детей, которые допускают интерсубъективное участие и даже взаимодействие в рамках разделяемых фантазмов. В мире религиозных переживаний есть, с одной стороны, одинокое визионерство мистика или пророка и, с другой стороны, публичное богослужение; есть молитвы, совершаемые в одиночку, и молитвы, совершаемые конгрегацией.
Мы не ставим здесь цели разработать типологию форм социализации, существующих в разных конечных областях значения. Однако хотелось бы подчеркнуть, что во всех случаях, когда имеется такое интерсубъективное участие в одной из этих областей, заранее предполагается существование «вещественного повода или материального оснащения». Иными словами, коммуникация осуществляется с помощью объектов, фактов или событий, относящихся к верховной реальности чувственного внешнего мира, которые воспринимаются, однако, в аппрезентативной апперцепции.
Это в полной мере относится и к символическим аппрезентациям, поскольку они передаются в общении или задумываются как поддающиеся такой передаче. Тем не менее, есть одна основная особенность, отличающая символические аппрезентации от всех других аппрезентативных отношений, и ее краткое рассмотрение даст нам возможность переформулировать наше определение символа.