Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

-1 курс- Этика эстетика / 5_Кароль Войтыла

.doc
Скачиваний:
50
Добавлен:
19.04.2015
Размер:
284.16 Кб
Скачать

file://localhost/C:/Documents%20and%20Settings/Библиотека.MDGU/Мои%20документы/Downloads/voitla.mht

Текст: Войтыла К. Основания этики \\ Вопросы философии. - №1.- 1991. – С.29-60.

Задания

  1. Ознакомительное чтение. Прочитайте статью К. Войтылы и отметьте те фрагменты текста, которые Вас заинтересовали или были неясны.

  1. Составте конспект в соотвествии с предложенным планом

  • Этика как описательная и нормативная дисциплина?

  • Проблема соотношения справедливости и любви в религиозной этике?

  • Религиозное и рационалистическое понимание долга?

ТЕКСТ

[Несколько слов об авторе

Заметки об основаниях этики впервые появились в одной из газет Кракова за 1957-1958 г., издаваемой Клубом Католической интеллигенции. Их автором был недавно получивший кафедру этики в Люблинском Катопическом университете доцент Король Войтыла. Он родился в 920 г. в Вадовицах — маленьком городке примерно на 40 км юго-западнее Кракова. В раннем детстве потерял мать, в 12 лет любимого брага — молодого врача, а в 21 — отца, бывшего для него тримером глубокой духовной жизни. Во времена гитлеровской оккупации работал в каменоломнях, потом рабочим на содовой фабрике. Осенью 1938 г. начал изучать польскую филологию в Ягеллонском университете, но университет закрыли оккупанты. В 1941-42 г. по мере возможности занимался драматургией. Именно в это время он принимает решение стать священником и с октября начинает учиться в подпольной духовной семинарии.

Уже после войны он пишет докторскую диссертацию об испанском мистике св. Иоанне Кг-сга (Сан Хуан де ла Крус), учась в Римском доминиканском университете "Ангеликум" и специально выучив для этого испанский язык. В дальнейшем он занимает епископскую кафедру в Кракове и получает от папы Павла VI звание кардинала. Его пастырская деятельность и публикации нашли широкий отклик в Польше и. в частности, среди польской интеллигенции. Кароль Войтыла был тесно связан с деятельностью К1К — "клуба интеллигенции католической", — основанного Тадеушем Мазовецким и его сподвижниками.

Личность Кароля Войтылы была достаточно популярна и в Ватикане, где он проводил реколлекции (так называются регулярно проводимые для всех без исключения духовных лиц занятия) для тогдашнего Павла VI и его окружения.

И все же его избрание на папский престол 16 октября 1978 г. было для всех неожиданным. Впервые за 455 лет римским первосвященником, еще с древнеримских времен носящим титул РопиГех Махйтш; (буквально: верховный смотритель мостов), был избран не итальянец, но именно к нему больше всего подходил буквальный смысл обретенного латинского титула. Новый понтификат ознаменовался активным наведением духовных и культурных мостов на всей планете.

Первые слова вновь избранного Папы Иоанна-Павла II, обращенные к народу со ступенек базилики св. Петра, были: "Не бойтесь!", ибо он хорошо знал, как увечит людские души страх перед оккупантами, тоталитарной властью, голодом и даже опасностью не удержать достигнутый статус в обществе потребления. "Не бойтесь" означало и "не соглашайтесь!". Человек не должен соглашаться с правилами игры, которые ему навязывает дурная общественная система.

Иоанн-Павел II призвал христиан всего мира послужить делу евангелизации общества и прежде всего Европы. Он провозгласил покровителями Европы наряду со св. Бенедиктом, основавшим первый в Европе монастырь близ Монте-Кассино, свв. Кирилла и Мефодия — апостолов славян, повторив слова Вяч. Иванова о том, что Европа должна дышать "двумя легкими": католичеством и православием. В своих знцикликах и выступлениях во всех концах Земли Иоанн-Павел II развивает идеи теологии освяшения жизни, требующей вернуть утерянную святость семье, труду, социальным связям и т.п.

Публикуемая работа показывает, что основные идеи теологии освящения, основанные на признании метафизической доброкачественности человеческой природы, возникли у Кароля Вой-тылы задолго до того, как он принял ключи св. Петра. Теперь он может обращаться с ними in Urbis et Orbi — к Городу и Миру. Частью такого обращения является и публикация данного перевода.

Ю.А. Щрейдер

Основания этики*

К. ВОЙТЫЛА

Этика и нравственность

1. Раньше всегда спорили о тех или иных этических проблемах, сейчас проблемой стала сама этика, о ней все время пишут и говорят. Чтобы привести в порядок все, что сказано и Написано, надо ясно определить три понятия, которые то и дело путают.

Сначала поговорим о нравственности. Примем, что это примерно то же, что "нравственная жизнь", а нравственная жизнь — это просто человеческая жизнь, личная и общественная, если смотреть на нее в свете нравственных правил. Нравственная жизнь становится предметом науки, научного исследования. Если мы исследуем факты нравственной жизни индуктивным методом, исходя из опыта, получится так называемая наука о морали1. Она берет существующие нравственные нормы и устанавливает, что в данном обществе или в данной исторической эпохе считают или считали добром или злом. Наука о морали не определяет, что добро, а что — зло. Этим занимается этика, которая подходит к нравственной жизни не с описательной, а с нормативной точки зрения. Она определяет нормы, т.е. судит о том, что хорошо, что плохо, и суждения эти обосновывает, показывая, почему все именно так, а не иначе. Вот чем отличаются описательная наука о морали и этика, наука нормативная. Однако в обычном разговоре "наукой о морали" нередко называют этику, "этикой" — мораль. Особенно часто смешивают последние два понятия. Так, часто говорили и писали о "христианской этике", имея в виду только нравственность некоторых хри­стиан, причем совершенно не думали о том, вытекает ли эта наличная нравственность из христианской этики (а если вытекает, то насколько) или вообще с ней не связана. Понятия смешивались и подменялись.

2. Факты нравственной жизни говорят о людях, о мире, но не о самой этике. Однако спросим, можно ли считать этику в определенном выше значении источником морали, а если можно — то в какой степени.

Сама нравственность — это жизнь, точнее — сфера жизни, связанная с делами человека. Человек что-то делает — и созидает нравственность. Творит он ее и тогда, когда влияет на действия других людей; тут практика предваряет теорию. Заметим, что о Христе сказано; "начал действовать и учить" — сперва идет дело, потом учительство. Наука этики состоит из суждений, которые, конечно, должны руководить поступками, но относятся к этим поступкам, как некая тео­рия к практике. Ведь действия человека всегда особенны, конкретны, а принципы, обозначенные и обоснованные в этике, — абстрактны, обобщены. Тут встает вопрос: как связаны общие принципы с конкретными делами, если, конечно, принципы должны ими управлять или если мы должны судить о поступках, исходя из этих принципов.

Этим и занимается отчасти так называемая казуистика (от "казус", "случай"). Предмет ее — факты или события, подлежащие моральной оценке. В каждом таком факте или "случае" необходимо учитывать частные обстоятельства — и внешние, и внутренние — связанные с ситуацией (внутренней или внешней), в которой оказался человек, с его характером и его взглядами. В этих условиях каждый должен сам обосновать, хорош или дурен совершаемый им поступок. Это — дело его совести. Немалую роль здесь может играть духовное (или внутреннее) руководство. Одними людьми руководят другие, самые разные, а не только те, кто "по специальности" руководит чьей-то совестью — родители, друзья, воспитатели. Законно ли это, может ли кто-то иной быть судьей в моем деле? Практика показывает, что да. Другому легче быть объективным, ведь "сам я" погружен в ситуацию. Нередко другой вообще лучше понимает и меня, и то, что я могу, и то, что я должен сделать.

Этика, добросовестно и всесторонне судящая о добре и зле, очень помогает тут, очень поддерживает. Включимся же в нынешние споры о ее проблемах и прежде всего — о ней самой.

Проблема научной этики

1. Очень часто мы встречаем выражение "научная этика". Для многих писателей и публицистов оно стало общим местом — как, скажем, научное мировоззрение. Однако применимо оно лишь постольку, поскольку выражает наше стремление опираться в своей деятельности на как можно более глубокое познание действительности. Тогда ни один мыслящий человек не откажется принять его. Конечно, речь идет о том, чтобы как можно более тщательно (или, скорее, как можно более основательно) познавать все, что связано с деятельностью человека, с целью и смыслом его жизни. Нужно помнить, что частные науки со своими позитивистскими установками вносят в эту область мало. Вопрос о смысле человеческой жизни связан с проблемой человеческого бытия и бытия вообще, а потому подлинная философия бытия — опора этики. Научной мы вправе назвать лишь ту этику, которая связана с такой философией. Но философия бытия — не наука в том смысле, в каком зовутся науками те или иные дисциплины, и научность этики иная, чем научность эмпирико-индуктивных областей знания, особенно тех, которые пользуются математическими методами. Так и должно быть — ведь без честных размышлений о нашем бытии и его целях не разобраться в добре и зле, то есть — не построить этики.

2. Понятие научной этики часто стремятся связать с гипотезой антропологической эволюции. Человек по этой гипотезе — продукт развития первичных форм живого; и потому можно считать, что факты, подлежащие этическому рассмотрению, все наши нравственные переживания возникли из первичных реакций, присущих животным. Это допущение предполагает существенное обстоятельство: мы признаем умопостигаемые категории добра и зла, без чего не может быть и речи о нравственном переживании в собственном смысле слова. Однако эволюционизм подчеркивает, что этические принципы изменчивы, что взгляды на добро и зло меняются. Такая изменчивость самих основ поведения должна бы вести к полной относительности в этике — что сегодня добро, завтра станет злом, и наоборот. Однако человек воспринимает добро и зло не как относительные, но как абсолютные, непременные ценности просто потому, что он — человек. Обстоятельства меняются, люди по-разному осуществляют дурное и доброе, но сущность этих ценностей меняется не больше, чем сам человек. В человеке мы обнаруживаем второстепенные, случайные изменения, а принципиально, по своей природе, он остается тем же. Именно эта неизменность самой его сущности и позволяет называть людьми тех, кто очень отличается от других и считать их способными к нравственной жизни. На это опираемся мы определяя принципы человеческого поведения. Гипотеза эволюции этики, а не человека вообще, важна лишь для позитивистской науки о нравственности; для этики она имеет второстепенное значение.

3. Когда писатели и публицисты говорят о "научной этике", они явно или скрытно хотят противопоставить ее этике религиозной, которая тем самым становится этикой ненаучной. Чтобы освободиться предвзятости, которая не имеет ничего общего с честными поисками истины тем более — с наукой, обратим внимание на несколько существенных обстоятельств.

Религиозную, в данном случае христианскую, этику порождают размышления над бытием, основанные на Откровении', которые всей системой взглядов на человека, на цель его бытия, на смысл его существования формируют особое поведение. Рассматривая науку о человеке, надо иметь в виду, что умопостигаемые истины, которые исследует философия и (с иной точки зрения) конкретные науки, дополнены в Откровении истинами сверхприродными, которые разум принимает только в свете веры (например, истиной об освящающей душу благодати, истиной о соединении с Богом в вечной жизни и т.д.). Если же говорить о самих основах поведения, очень многие из них совпадают с разумными принципами, которые человек должен бы положить в основу своих действий даже и без Откровения; другие не противоречат разуму, хотя дойти до них сам он, быть может, и не способен. Такова, например, заповедь о любви к врагам, трудный для разума принцип поведения; однако человек, руководствующийся только разумом, признает его этическое величие. Добавим, что большинство нравственных принципов, с которыми мы встречаемся в Евангелии, становятся вполне понятными, если мы поймем, какой взгляд на человека и на цель его существования Евангелие провозглашает. Кроме того, заметим, что уже две тысячи лет христианские мыслители искренно стараются придать научность открытой нам этической истине; особенно важны усилия, направленные на то, чтобы усвоить все, чего достигла человеческая мысль в области этики. Среди прочего обратим внимание на то, как святой Фома Аквинский ввел идеи Аристотеля в рамки христианской этики. Речь шла, конечно, не о смешении языческой и христианской нравственности — св. Фома взял то, чего человеческая мысль достигла в этике как в науке, как в творении разума, независимо от Откровения, чтобы явленная нам этическая истина стала весомее и яснее.

В своей учительской деятельности Церковь по долгу служения занимается нравственными вопросами, возвышает свой голос, когда возникают этические проблемы. Например, Папа Лев XIII в энциклике "Rerum nov arum" и Папа Пий XI в энциклике "Quadragesimo anno" говорили об экономических проблемах. Папа Пий XII неоднократно выражал свое отношение к нравственным проблемам, которые прогресс биологии и медицины породил в сексуальной, супружеской, семейной сферах жизни (скажем, в 1951 г. он говорит о безнравственности противозачаточных средств, а в последний раз — о "безболезненных родах"). Даже о таких конкретных проблемах, как нравственность или безнравственность "врачебного эксперимента", Папа Пий XII говорил в речи, обращенной к участникам I Международного конгресса гистопатологии нервной системы в сентябре 1952 г. и на V Международном конгрессе по психотерапии и психологии в апреле 1953 г.

Мыслящий католик опирается в своей нравственности на разум и Откровение и не терзается тем, что его этические принципы ненаучны.

О происхождении нравственных норм

Как известно, нормы и есть особый предмет этики, они и отличают ее от других наук. Этика— наука нормативная. Важно для нее и то, как эти нормы возникли. Публицисты и вообще материалисты на все лады противопоставляют "сверхъестественное" происхождение нравственных норм в религиозной этике чисто естественному их образованию в этике светской; причем это "светское" происхождение должно быть еще и общественным— нормы родились из потребностей общественной жизни и развивались по мере ее развития.

Пока что мы хотим только уточнить, что же на самом деле означает "сверхъестественное" происхождение норм. Что бы ни связывали с ним материалистические моралисты, они, как и моралисты религиозные, хотят этим сказать, что нравственные нормы дал Бог. Тогда источник этих норм и впрямь сверхъестественный, а вот принимаем мы их естественно, о чем и идет здесь речь.

В источниках Откровения, особенно — в Священном Писании, немало утверждений естественного характера — заповедей, советов, указаний, оценок и т.п. Более того, все Писание, особенно Евангелие, как бы пронизано особым отношением к нравственному добру и злу: это видно и в изображении лиц, и в описании событий. Известно, что Христос Сам достойный подражания образец нравственного совершенства. Поскольку Писание так подчеркивает нравственную сторону дела, мы обязаны подумать о том, свидетельствует ли это о сверхъестественном происхождении нравственных норм. Писание предлагает определенные принципы поведения, и это, конечно, свидетельствует о том, что принципы эти согласны с мыслью и с волей Бога; ведь в Писании, источнике Откровения, содержится самая суть его мысли и воли. А вот все ли нравственные истины могут стать правилами поведения только потому, что Бог открыл их нам, — это уже другой вопрос.

Проясняет его само Писание. В Послании апостола Павла к Римлянам мы читаем: "Ибо, когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то не имея закона, они сами себе закон; они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую" (Рим. 2, 14-15). Апостол удостоверяет, что есть другой, кроме Откровения, источник нравственных принципов — разумная человеческая природа ("по природе делают"), которая обязывает каждого нормального человека совершать те поступки, которые составляют в Откровении Закон Божий. Апостол не говорит ясно о том, вытекают ли принципы или нормы, содержащиеся в Откровении, из самой человече­ской природы, а если вытекают, то в какой степени. Однако, судя по его словам, не подлежит сомнению, что хотя бы самые важные каждый нормальный человек знает по своей природе, независимо от Откровения. Они естественным образом действуют в совести каждого, кто их осознает ("свидетельствует совесть их").

Текст из Послания Римлянам — решающий, когда мы судим о происхождении моральных норм. Христианская этика считает, что нравственные нормы, как и все законы тварной природы, исходят от Творца, однако очень многие из этих норм — естественны, человек прямо осознает их. Их осознает человек, не знающий Откровения; 'но и для тех, кому Откровение дано, не закрыт естественный путь разума. Конечно, религиозные люди находят в Откровении как бы сверхъестественный свет, который помогает увидеть и понять эти нормы. Нравственные идеалы Писания показались бы слишком трудными для нашей природы, но мы вынуждены принять их разумом, если они даны в таком контексте, как вся совокупность открытых нам Богом истин. Все эти истины — и познаваемые разумом, и те, которые разум не положил бы в основу человеческого поведения, — даны в Откровении, и это само призывает человека ре­лигиозного познать их и исполнить. Однако это отнюдь не значит, что они приходят к религиозному человеку только сверхъестественным способом.

Источником познания нравственных начал всегда были, так или иначе, природа и разум. Разум способен познать истину. На эту его природную способность опирается и нормотворческая деятельность, поскольку ее основанием служит познаваемость истины о Благе. Разум может понять, хороши или дурны человеческие поступки и наше отношение к ним. Истина о добре опирается на понимание природы человека и его целей, ибо благо — то, что соответствует этой природе, и цели самого бытия. Поэтому нравственные принципы, заключенные в Писании, особенно в Евангелии, становятся правилами поведения постольку, поскольку их принимает разум. Именно он решает, соответствуют ли они нашей природе, нашим стремлениям, надеждам, возможностям. Если разум убеждается, что возможности природы недостаточны, начинается действие благодати (на нее и рассчитывает просвещенный верой разум). Но ни одна из явленных моральных норм не может противоречить разуму и человеческой природе.

Понимая так "сверхъестественное" происхождение нравственных норм в рамках религиозной этики, нужно учитывать весь путь естественного способа их познания. К этому обязывает нас и Писание, источник сверхприродной истины для верующих, да и для неверующих, — источник, который, если есть на это добрая воля, можно прочитать и понять.

Реализм в этике

1. В связи с проблемой происхождения нравственных норм обратим внимание на несколько вопросов, без которых не поймешь христианской этики. Первым из них пусть будет реализм. Всю систему норм, основанных на природе человека и сформулированных с помощью разума (мы уже знаем, что эти нормы заключены в Откровении), можно построить на таком принципе: что бы ты ни делал, оставайся в согласии с объективной действительностью. Действительность эта состоит, с одной стороны, из активного субъекта, обладающего разумной природой, с другой стороны — из целого ряда объектных сущностей, с которыми этот субъект сталкивается в своей деятельности, причем каждая имеет свою собственную природу. Этот принцип — согласие с дей­ствительностью, как субъектной, так и предметной — выражает реализм всей практической философии, в особенности этики. Нравственные нормы опираются на реальность. Тот самый разум, который в своем познании достигает самой действительности, определяет и основы деятельности. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в основании устанавливаемых разумом норм лежит как основная предпосылка согласие с действительностью, Это и есть, собственно, принцип реализма в этике. От него отходит Кант, утверждая, что так называемый категорический императив — чисто априорная форма практического разума, т.е. принцип, порожденный самим разумом, потому что он не соприкасается с действительностью, с реальным миром сущностей и благ. Для реалистической этики недостаточен Кантов императив: поступай так, чтобы твои действия могли стать основой всеобщих законов. Ее исходный принцип — во всех своих действиях оставайся в согласии с действительностью, будь верным действительности в поступках. Разум способен не только к познанию субъектной и предметной реальности, но и к ее оценке. Таким образом, он обнаруживает, что в ней благо, и устанавливает иерархию благ, а это становится основой для нормативных суждений.

2. Естественный реализм этики, тесно связанный с реализмом рационального познания, в христианской этике переходит в своеобразный сверхъестественный реализм. Действительность в ней воспринимается разумом, просвещенным верой и потому способным принять тот образ дей­ствительности, который ему дает Откровение. В свете Откровения разум воспринимает действительность иначе, а это иное — надприродное восприятие реальности — влечет иной, тоже надприродный подход к ценностям и их оценкам. С помощью Откровения человек узнает о существовании сверхприродных благ, а вся известная только разуму иерархия благ приобретает как бы иные пропорции. Этика, возникшая на основании этой, новой иерархии, остается реалистичной; ведь сверхприродные блага, которые человек узнает благодаря Откровению, и на самом деле благи, во всяком случае — для истинно верующего. Сформулированный выше основной принцип реализма остается в силе, только приобретает иной смысл: будь верен всей действительности, какой тебе ее показывает не только разум, но и вера в свете Откровения. Это и есть основной принцип христианского реализма в этике. Понятно, что человек, опирающийся на этот принцип, иначе относится к житейскому преуспеянию или к страданию, чем неверующий. Саму структуру действий того и другого отличает прежде всего мотивация.

3. Эти замечания наводят на мысль о роли теории и практики в этике. Хотя сама нравственная жизнь насквозь практична, в ней, несомненно, участвует и теория. Известная пословица "теория — лучшая практика" указывает на то, что исходной точкой морально доброго действия должен быть правильный взгляд на действительность, который дает возможность определить сами цели действия. Если практике не предшествует постановка целей, которые служат истинному благу и учитывают иерархию ценностей, практика эта слепа. Человек действовал бы тогда спонтанно, лишь бы действовать, — практика связана со стремлением, созиданием, осуществлением, но сама по себе еще не определяет блага, к которому направлена. Принимая это во внимание, можно сделать такие выводы:

а) теория не заменяет практики;

б) практика, оторванная от теории, может превратиться в механическую активность, нередко сводящую на нет все свои усилия;

в) практика до некоторой степени подтверждает теорию, а до определенного уровня — позволяет нам ее улучшить.

Все эти выводы очень важны, когда нужно выбрать образ действий; но относятся они и к этике. Особенно важно глубоко осмыслить цели действия. Этого требует нравственность как практика, но это не осуществится, если нет взгляда на мир, который поможет создать философию бытия.

Природа и совершенство

Мы несколько раз повторяли слово "природа", и можно подумать, что его смысл исключительно важен для построения этики, особенно — этики христианской. В обычном употреблении слово это имеет много значений; поэтому поясним, что в томистской философии оно означает просто сущность данного бытия, если сущность эта принимается как основа деятельности. В таком значении слово употребляется, собственно, только в рамках философского реализма. Если же кто-то считает, что предмет человеческого познания — только отдельные черты, особенности, за которыми стоит неизвестный "X", такая феноменологическая точка зрения в теории познания сама по себе исключает "природу". Согласно реалистической установке философской системы св. Фомы, разум прежде всего познает бытие, а отдельные черты его и особенности познает как признаки и особенности определенного бытия. Каждое бытие имеет свою сущность, которую мы понимаем просто как "то, чем оно является" Сущность составляет основу всех его особых качеств: все они являются таковыми, т.е. качествами определенного бытия, исключительно через реальную связь с сущностью, имея по отношению к ней и бытию акцидентальный характер, так как в отрыве от бытия и его сущности находиться и действовать не могут. В противоположность акциденции субстанциональное бытие является субъектом существования и действия: оно существует и действует само по себе. Собственно говоря, в этом действии и проявляется его природа, так как я ней обретают голос все возможности, которые бытие в себе скрывает, вслед за чем вырисовывается полный круг его полномочий и требований.

Деятельность актуализирует сущность данного бытия: то, чем оно является в возможности, становится в ней действительностью. Реализация всего того, чем потенциально является данное бытие, составляет в природе ее цель, так как отвечает природе, и потому ^пробуждает стремления, активность данного бытия. Бытие действует и становится в большей степени собой. В том, чтобы стать собой, заключается основное благо каждого бытия. Благо — то, что вызывает стремления*, что побуждает к деятельности. Чтобы стать собой, данное действующее бытие разными способами обращается к иным бытиям как к благам — постольку того требует его собственная природа и позволяют их природы. Таким образом, через стремление к деятельности осуществляется процесс совершенствования каждого бытия.

Такой процесс происходит и в человеке. Разнородные блага — цель его стремлений и действий постольку, поскольку содействуют так или иначе его совершенствованию. Одно совершенствует его организм, прибавляя ему новые силы, другое совершенствует ум, расширяя знания. Среди всех этих благ только нравственное благо улучшает саму его суть — через него человек становится просто лучше как человек, оно пробуждает спящие в нем возможности. Нравственное совершенство — главный и центральный акт человеческой природы; все иные пути совершенствования ведут к нему и только через него становятся совершенствами в собственном смысле этого слова.

Разум — главная энергия человеческой природы и главный ее властитель. В своей нормативной деятельности он исследует, что такое человек, т.е. — какова его природа, чтобы правильно определить, чем он должен стать. Разум постоянно участвует в становлении, в совершенствовании человека. Собственно, потому он и способен определить основы этого совершенствования — нормативные нравственные принципы, на которых основаны поступки. Человеческие поступки ориентированы на те виды бытия, с которыми мы сталкиваемся в своей деятельности. Разум, определяющий принципы этих поступке», всегда руководствуется тем, какой поступок по отношению к тому или иному бытию послужит нашему совершенствованию, наиболее полному проявлению нашей природы, всего того, что в ней потенциально содержится. При всем том разум не может быть ориентирован только эгоцентрически, ибо это неминуемо обесценило бы человека, помешало бы его развитию. Человек может совершенствоваться только в контексте миропорядка, всех заключенных в нем сущностей и благ. У разума есть некоторое знание об этом порядке, и, полагая нормы, он старается как можно правильнее поместить в нем человека. Делает он это лучше или хуже в зависимости от того, сколь глубоко понимает действительность.