§ 3. Философия как наука о бытии

Итак, мы утверждаем: бытие есть подлинная и единственная тема философии. Это не наша выдумка, но такое полагание темы [философии] обрело жизнь вместе с началом самой философии в античности и нашло свое грандиозное отражение в логике Гегеля. Сейчас мы утверждаем только, что бытие есть подлинная и единственная тема философии. Это означает в негативной форме: философия не есть наука о сущем, но наука о бытии, или, как говорит греческое выражение,— онтология. Мы понимаем это выражение так широко, как только возможно, а не в том более узком значении, которое оно имеет, скажем, в схоластике или же в философии Нового времени у Декарта и Лейбница.

Разобрать основные проблемы феноменологии означает то­гда не что иное, как обосновать это утверждение самой его осно­ве, т. е. обосновать [положение о том], что философия есть наука о бытии, и показать, каким образом она есть наука о бытии. А этоозначает: доказать возможность и необходимость абсолютной науки о бытии и раскрыть ее характер по ходу самого исследова­ния. Философия есть теоретически-понятийная интерпретация бытия, его структуры и еговозможностей. Она онтологична.Мировоззрение, напротив, есть полагающее познавание сущего и полагающая установка по отношению к сущему, оно не онтологично, но онтично. Формирование мировоззрения выпадает из круга задач философии, поскольку философия в принципе соотносится не с сущим. Философия отказывается от формиро­вания мировоззрения не в силу какого-то изъяна, но по причине превосходства, ведь она имеет дело с тем, что должно быть по сути уже предположено в любом полагании сущего, в том числе и мировоззренческом. Различие между научной философией и мировоззренческой философией несостоятельно не потому, что, как это казалось раньше, научная философия ставит формиро­вание мировоззрения своей высшей целью и, значит, должна, якобы, еще возвыситься до мировоззренческой философии, но потому, что понятие мировоззренческой философии — попросту бессмыслица. Ведь подобное понятие означает, что философия как наука о бытии должна осуществлять определенное полагание сущего и задавать определенную установку в отношении сущего. Если хотя бы приблизительно раскрыть понятие философии и ее истории, то понятие мировоззренческой философии оказывается чем-то вроде круглого квадрата. Но если один из членов различия между научной и мировоззренческой филосо­фией оказывается бессмыслицей, то и второй член, должно быть, определен неадекватно. Если уж нам удалось усмотреть, что мировоззренческая философия в принципе невозможна, коль скоро она должна быть философией, то для характеристики философии не требуется еще дополнительного различающего прилагательного «научная». Что философия такова, заключено в ее понятии. Что все великие философии, начиная с античности, по сути, понимали себя более или менее явно как онтологию и искали себя в качестве таковой, можно показать исторически. И точно так же можно показать, что эти поиски вновь и вновь терпели крушение, и [понять], почему они должны были потер­петь крушение. В лекционных курсах двух предыдущих семест­ров по античной философии и по истории философии от ФомыАквинского до Канта я проводил это историческое доказательст­во. Мы не ссылаемся нынче на это историческое доказательство сущности философии, которое имеет свой особый характер. На­против, мы стремимся по ходу лекций обосновать философию из нее самой, поскольку она есть творение человеческой свободы. Философиядолжна из самой себя оправдать себя в качестве уни­версальной онтологии.

Но поначалу положение: философия есть наука о бытии — остается просто [необоснованным] утверждением. И соответст­венно исключение формирования мировоззрения из круга задач философии пока не оправдано. Мы привлекли это различие ме­жду научной и мировоззренческой философией, чтобы растол­ковать предварительно понятие философии и отделить его от расхожего [понимания]. Мы растолковывали и отделяли с наме­рением обосновать выбор тех конкретных феноменологических проблем, которыми будем в ближайшее время заниматься, и из­бежать видимости полного произвола.

Философия есть наука о бытии. Мы будем понимать в даль­нейшем под философией научную философию и не иначе. В со­ответствии с этим все нефилософские науки имеют своей темой сущее и именно таким образом, что оно для них как сущее всегда дано заранее. Оно ими наперед положено, ими пред-положено, оно для них positum. Все положения нефилософских наук, а так­же математики, суть позитивные положения. Мы называем по­этому все нефилософские науки в отличие от философии позитивными науками. Позитивные науки занимаются сущим, т. е. всякий раз определенными [его] областями, например, природой. Внутри этой области научная постановка вопроса снова вы­краивает определенные отделы: природа как физически-мате­риальная и безжизненная и природа как живая природа. Отдел живого она членит на самостоятельные поля: мир растений, мир животных. Другая область сущего — сущее как история, чьи от­делы — история искусств, история государства, история науки, история религии. Еще одна область сущего — чистое простран­ство геометрии, которое выкроено из пространства окружающе­го мира, открытого до всякой теории. Сущее этих областей нам знакомо, хотя мы ближайшим образом и по преимуществу не в состоянии отчетливо и однозначно отделить здесь одну область от другой. Но мы вполне в состоянии в качестве предварительной характеристики — и этой характеристики с практической позитивно-научной точки зрения уже довольно — всякий раз назвать то сущее, которому в качестве [частного] случая случает­ся попасть в данную область. Мы всегда можем как бы примериться к определенному сущему из определенной области в ка­честве примера. Подлинное расчленение областей осуществля­ется исторически, а не по предварительному плану какой-то сис­темы наук в меру соответствующей основополагающей поста­новки вопроса в позитивных науках.

Мы в любое время и с легкостью можем наперед задать себе и представить сущее из какой-то области. Мы в состоянии, как обычно говорят, при этом нечто себе помыслить. Ну а как обсто­ят дела с предметом философии? Можно ли представить себе не­что наподобие бытия? Не закружится ли от такой попытки голо­ва? И действительно, поначалу мы беспомощны и хватаем пусто­ту. Сущее — это нечто. Стол, стул, дерево, небо, тела, слова, по­ступки. Сущее — пожалуй, но бытие?.. Нечто такое, как бытие, изымает себя [из этого ряда] как ничто. Вот и человек такой величины, как Гегель, сказал: бытие и ничто — одно и то же. Что же, философия как наука о бытии — наука о ничто? Нужно при­знать в этой исходной точке нашего рассмотрения без всякого лукавства и прикрас, что под [именем] бытие я ближайшим об­разом не могу ничего себе помыслить. Но, с другой стороны, так­же твердо установлено, что мы постоянно мыслим бытие. Это происходит всякий раз, когда мы бесчисленное множество раз на дню говорим, вслух или про себя: то и это есть так-то и так-то, а это не (есть) так, а это было или будет. В каждом употреблении глагола мы уже помыслили бытие и всякий раз как-то уже поня­ли. Мы понимаем непосредственно: heute ist Samstag («сегодня суббота»), die Sonne ist aufgegangen («солнце взошло»)¹⁰. Мы понимаем «ist» («есть»), которое употребляем в речи, но не постигаем его в понятии. Смысл этого «есть» остается для нас закрытым. Это понимание [глагола] «есть» и тем самым бытия вообще настолько само собой разумеется, что в философии смогла рас­пространиться одна до сего дня неоспоримая догма, будто бытие — простейшее самоочевиднейшее понятие: это понятие не может быть определено и не нуждается в определении. При этом ссылаются на здравый смысл. Но всякий раз, когда здравый смысл превращается в последнюю инстанцию для философии, она должна отнестись к этому с недоверием. Гегель говорит в со­чинении «О сущности философской критики вообще»: «Филосо­фия по своей природе — нечто эзотерическое, сделанное для себя, а не для толпы, не способное приспособить себя к толпе; она только потому философия, что прямо противопоставлена рассуд­ку и, тем самым, в еще большей степени — здравому смыслу, под которым разумеют ограниченность рода человеческого местом и временем. По отношению к здравому смыслу мир философии в себе и для себя есть некий мир наизнанку»¹¹. Притязания и мерки здравого смысла не могут заявлять претензию на какую-либо зна­чимость и не могут представлять собой некую инстанцию для принятия решения о том, что есть и что не есть философия.

А что если бытие — самое запутанное и самое темное поня­тие? Что если привести бытие к понятию — настоятельнейшая задача философии, за которую она постоянно заново берется? Сегодня, когда философствуют, будто в пляске св. Витта, так варварски, как, пожалуй, не философствовали ни в один из пе­риодов духовной истории Запада; сегодня, когда, несмотря на это, во всех закоулках провозглашается возрождение метафизи­ки, совершенно забыли о том, что говорит Аристотель в одном из своих важнейших исследований, в «Метафизике»: Καί δή καί τό πάλαι τε καί νΰν καί άεί ζητούμενον καί αεί άπορούμενον, τί τό хν, τοΰτό έστι τίς ή ούσία¹². «Исстари и ныне, и присно, и посто­янно искомое, то, обо что всегда разбивается поиск,— это во­прос, что есть бытие». Если философия — наука о бытии, то на­чальным, конечным и основным ее вопросом оказывается вопрос: что означает бытие? Исходя из чего вообще следует понимать нечто подобное? Как вообще возможно понимание бытия?