kuku03-12

Справа от нас в нескольких метрах показалась огромная полынья. Мы увидели, как вода, переливаясь через лёд, застыла прозрачным валом и образовала уродливый, как огромный пузырь, ледяной нарост.

–Может, хватит? – спросила Наташка.

–Да, девчонки, давайте-ка поворачивать, – согласилась Лера. И всё-таки Ирке важно было сделать последний шаг. Хоть на

пару метров дальше, чем все остальные. И она ещё немножко прошла к тому берегу.

Ну и что, подумаешь! Я тоже так могу. И я тоже прошла ещё немного.

Она посмотрела на меня и опять шагнула. Я тоже. Шаг. Зачем нам это глупое состязание?

Ещё шаг. Это было похоже на гипноз.

Мы услышали позади рассерженные крики девчонок. Полынья плескалась совсем близко. Действительно, хватит. Кто-то должен остановиться. Ладно, раз Ирка хочет быть первой – пожалуйста, решила я и сказала:

–Всё, поворачиваем, – и услышала, как она произнесла ту же фразу.

Мы обе торопливо отошли от страшной, парящей в ночи полыньи.

–А ведь люди-то ходят, – разряжая обстановку, болтала Ирка на обратном пути. Девчонки не реагировали. Они злились на нас, потому что переволновались.

–Дуры, – не выдержала Наташка. – А если бы вы провалились? Путь к берегу показался короче. Когда мы вернулись на отмель,

настроение поднялось. Мы носились, перепрыгивая с камня на камень. Теперь можно было скакать хоть как стадо слонов. Не страшно, глубина тут не больше метра.

Камни обледенели, и удержаться на них стоило больших усилий. Одно неловкое движение – и я полетела вниз, угодив ногами меж двух камней.

–Крак! – хрустнула льдина.

–Бульк, – ледяная вода подтвердила, что на дворе, действительно, январь.

–Чвак! – неодобрительно откликнулись сапоги, хлебая воду.

–Аааа, – заорала я, почувствовав, что ноги ухнули в воду глубже, чем по колено.

На меня налетели девчонки и выдернули из ловушки. Прогулку пришлось завершить. Путь домой в мигом обледеневших прорезиненных сапогах напомнил первый выход на лёд неопытного фигуриста.

Дома меня завернули в одеяло, брюки повесили сушиться, а сапоги поставили на печь.

–Хорошо, что тебе в город не надо ехать, – заметила Наташка.

–Точно бы заболела.

Потрескивали дрова, горел торшер, руки согревались о кружку с какао. Пахло дымком, наверно, коптила печь. Было уютно и жалко, что скоро подругам придётся уезжать, а мне идти к бабушке.

–А если бы я дальше пошла, – тихонько спросила у меня Ирка,

–ты бы тоже?

Я не стала отвечать, хотя думала об этом же. Я сказала:

–Самое интересное, что холодная вода обжигает. У меня, когда провалилась, было ощущение, что в кипяток ноги сунула.

Ирка кивнула.

–Угу. Знаешь. Мы с тобой, действительно, дуры.

Мы смотрели на огонь в печке.

–В следующий раз на тот берег – обязательно! – подмигнула я.

–Это когда это? – заинтересовалась Лерка.

–Летом! – ответили мы хором и засмеялись.

Пора было собираться. Мы убирали со стола и вдруг услышали Наташкин крик:

– Что за гадость вы тут разлили? Всю печку измазали! Как это теперь убирать?!

Мы выскочили на кухню. Пахло паленой резиной. По плите на пол стекала тёмная дымящая жидкость, внизу собралась уже приличная лужица. Источник безобразия стоял на плите.

Это были оплавленные до размера домашних тапочек, сморщенные и ни на что не годные остатки моих сапог.

Ольга Собенина

Маршруты

Школа всё-таки странное место. Утром никто не хочет туда идти, но все торопятся. А после уроков, казалось бы, можно лететь в сторону дома самым коротким и верным путём – так нет. Все долго собираются, в раздевалке толкаются, о чём-то два часа в школьном дворе болтают, а потом только разбредаются, заворачивая за каждый угол, запрыгивая на каждый гараж и вопя что есть мочи – если есть кто-то, с кем вопить хорошо.

Утром Буня, Шмуня и Виталик из пятого «Б» выходят из трёх разных подъездов одного и того же дома. И в школу идут по одному и тому же маршруту. И в класс все трое приходят по возможности до звонка. Но только по-разному приходят.

У Виталика ноги длинные, шаги большие. Ему и бежать в школу не надо: идёт медленно, а приходит быстро. Вот природа наделила! А Буня и Шмуня бегом бегут и даже падают по дороге. Они не близнецы, даже не братья. Но похожи – не отличишь! Невысокие, коренастые, катятся колобками, через кочки перепрыгивают. То Буня споткнётся, то Шмуня в лужу провалится.

В класс Виталик приходит весь такой чистый и даже не запыхавшийся. А Буня со Шмуней красные, растерзанные, да и грязные частенько. Виталик спокойно садится за парту, достаёт учебник и тетради, ручки трёх цветов и транспортир. А Буня со Шмуней в класс врываются, рюкзаки торпедами к парте запускают. Те по дороге рассыпаются, зато приземляются точно. Буня ползёт к своему месту по полу, имущество собирая, а Шмуня уже на парте верхом сидит, ластиком каракули стирает – чтобы было где новые нарисовать.

–Бунин и Шемякин! – привычно здоровается учительница с классом. – Сядьте нормально и готовьтесь к уроку!

И добавляет:

–Здравствуйте, ребята!

К концу дня Буня и Шмуня ох как устают. Просто с ног валятся. А Виталик весь день силы копит. На уроках сидит спокойно, изредка только руку поднимает, чтобы размяться. На переменах тоже не суетится. Стоит себе, смотрит в окно, пока Буня его домашку судорожно списывает, а Шмуня из жвачки, пуговицы и осколка линейки композицию на стене создаёт.

И всё же самое роскошное веселье у Буни и Шмуни происходит по дороге домой. Потому что к ним обязательно подходит Виталик на своих ногах-ходу- лях и спрашивает:

– Ну что, пойдём? Сегодня сорок восьмой.

Буня и Шмуня кивают. Тогда Виталик достаёт карту, которую сам всё лето рисовал настоящей перьевой ручкой – с улицами, домами и даже с помойками. Ну, и со школой, конечно. Они отмечают красным цветом новый маршрут, все трое синхронно вдыхают полной грудью и отправляются в путь. А на карте написано красивым почерком: «102 маршрута от школы до дома». Маршруты идут бульварами и переулками, кустами и подворотнями, крышами, заборами и сквозь стадион. Даже через магазин продуктовый есть способ пройти! Надо только к чёрному входу незаметно проскользнуть. И ведь что удивительно: маршруты эти вроде как почти не пересекаются, вьются каждый сам по себе. А в итоге всё равно встречаются.

Рубрика «Бывает же!»

Сигайлова Наталия

Косточка

У Лёльки заболела рука. На сгибе у самого запястья, с внутренней стороны. Лёлька сидела перед раскрытой тетрадкой и медленно потирала большим пальцем ноющее место.

Растирая, она вспомнила, что когда была совсем маленькой, – а сейчас Лёлька считала себя большой, так как училась в третьем классе, – так вот, когда она была маленькой, и у неё болела рука, то мама почему-то повязывала на руку шерстяную нитку, и обязательно красную.

Но Лёлька не могла понять, помнила ли она это на самом деле или ей так только кажется. Может, это вообще приснилось, или она выдумала.

Лёлька выставила руку вперёд, растопырив пальцы, и попыталась представить на запястье красную шерстяную нитку. Для этого она чуточку зажмурилась. Разглядывать очертания руки сквозь дымку ресниц было забавно и както ново. Она смотрела на запястье, медленно раскачиваясь на стуле, и вдруг заметила шишку. Небольшой такой бугорок. От удивления Лёлька перестала жмуриться. Что это ещё за шишка?! Откуда она?

Чем пристальней Лёлька в неё всматривалась, тем ужаснее казалась ей эта шишка. В какой-то миг, когда Лёлька вертела кистью, словно на разминке по физкультуре, ей показалось, что шишка пропала, но тут же появилась вновь. Тогда Лёлька начала на неё давить: сначала указательным, затем большим пальцами. Шишка совсем не болела. Солнечным зайчиком белело пятно от пальца, собралось в точку и исчезло, оставив шишку на месте. Медленно,

словно больной, старый человек, внутри у Лёльки поднимался страх. Она уже не видела своей руки без этой шишки. Такой настырной, ненужной, упрямой.

Лёлька даже забыла о своей боли. Она вообще обо всем на свете забыла! В голове у неё звенело:

утебя шишка!

утебя шишка!

Ведь это же ненормально, если у человека ни с того ни с сего – шишка!

Лёлькой овладела паника. Она больше не могла этого терпеть и пулей бросилась к брату.

–Коля, Коля,– кричала она, подбегая к нему и протягивая руку.– Смотри, у меня какая-то шишка вскочила! – И ждала только его согласия, что всё так ужасно, готовая сразу же зареветь.

–Где? – лениво спросил Коля, не глядя на сестру.

–Вот смотри, вот тут вот, шишка, видишь? – плаксивым тоном объясняла она. И для убедительности зачем-то начала её опять щупать.

–Не болит, но откуда у меня шишка? – И тут, к своему ужасу, Лёлька заметила, что на другой руке у неё тоже есть шишка, только справа. Она даже застыла на секунду.

–И тут тоже, – промямлила Лёлька, показывая брату правую руку. Она уже хотела начать ныть, как все это чудовищно, но вдруг увидела, как смотрит на неё брат.

–Ты что, правда думаешь что это шишки!? – выговорил он с какимто осуждением.

–Ну а что это? – неуверенно спросила она и всё-таки шмыгнула носом. – Их ведь раньше не было, – но под строгим Колькиным взглядом смутилась и пропищала: – кажется.

–Кажется!? – в раздражении Коля поднялся со стула. – Головы у тебя тоже не было? Вечно ты со своей ерундой лезешь, – он было отвернулся от неё, но заметив умоляющие Лёлькины глаза добавил:

–Это же просто косточки, они у всех людей есть – с ро-жде-ни-я! – по слогам выговорил брат, демонстративно отвернувшись к столу. Он разбирал вездеход, когда Лёлька его отвлекла.

С досады Лёлька опустила руки. Но всё-таки на кухне у мамы спросила тихо, так, чтобы Колька не слышал: – Мам, а это правда косточки?

Но мама только рассмеялась, сказав: «Беспокойная ты моя», и Лёлька пошла к себе в комнату.

Действительно, – думала она, разглядывая руки, – самые обыкновенные косточки, и чего она к ним привязалась. Лёльке совсем немножечко было стыдно за такую свою глупость, но, успокоенная мыслью, что с ней всё в порядке, она принялась за уроки. Рука больше не болела.

Светлана Пшеничных

Всюду лето

Васильки цветут во ржи, Незабудки – у межи,

Встороне стоят Ромашки.

Куст шиповника

Вовражке. Суслик в поле, Словно свечка. Справа роща, Слева речка.

Возле речки рыбачок Ладит к удочке крючок. На воде кувшинки лист. Солнце светит, Воздух чист.

Птицы веселы. И мне Тоже радостно Вполне. Почему?

Втом нет секрета: Потому что всюду лето!

Воздушный

гимнаст

Синий-синий Свод небесный, Словно купол Цирковой. Паучок – Артист известный,

Исполняет номер свой! Паучок – Гимнаст воздушный, У него Отважный вид.

Вот на ниточке Послушной Он под куполом Летит.

Вправо – влево, Влево – вправо, Вверх летит, И снова – вниз…

Шелестят деревья:

–Браво! Травы шепчут:

–Браво! Бис!

Римма Алдонина

Верхом на ветерке

Паук на паутинке Отправился в полёт. Летит на паутинке И песенку поёт:

– Я – самый невесомый, Без груза, налегке Я улетел из дома Верхом на ветерке!

Куда лечу, не знаю, Ни капли не боюсь, Прощайте, улетаю И больше не вернусь!

Осенние картинки: Мелькает вдалеке Паук на паутинке Верхом на ветерке.

Ирина Зартайская

Все бабушки умеют летать

Посвящается моей бабушке

Все бабушки умеют летать. Я знаю, я видела. Бабушки летают не высоко, не низко. Так, чтобы можно было погладить своих внуков по голове. У бабушек за спиной есть маленькие крылышки. Как у стрекоз или бабочек. Под косынками бабушки прячут сказки, под шапками – истории, а в карманах у них конфеты. У бабушек в сумочках лежат леденцы и зонтики. Бабушки любят покупать в магазине хлеб и молоко, любят сидеть на лавочке и смотреть на детей. Бабушки не улетают на юг, как птицы. Они всегда остаются дома. Бабушки никогда не обижаются, их можно только огорчить. Когда бабушки расстроены, они не могут летать, только сидят тихонько. Говорят, бабушки могут улетать навсегда. Поэтому бабушек надо беречь. У меня тоже была бабушка. И она умела летать.

1.

Бабушка решила подарить мне кружку. Такую, чтобы в неё помещалось много чая. В магазине много кружек. Я столько никогда не видела. С ручками и без ручек, с блюдцами и без них. С цветами и птицами, с городами и ещё чем-то.

– Выбери самую красивую, – говорит бабушка.

Явыбираю большую, с розой и зелёными листьями. Бабушке она тоже нравится. Она просит продавца завернуть покупку в бумагу.

Мы открываем тяжёлую дверь магазина и выходим улицу.

– Бабуля, почему ты не полетишь? – спрашиваю я, щурясь на солнце.

– Боюсь кружку выронить, – улыбается бабушка.

Ясоглашаюсь. Мне нравится моя новая кружка, и я не хочу, чтобы она разбилась.

2.

Умоей бабушки есть большой платяной шкаф. Мне нравится его запах.

Он пахнет мылом и шоколадом.

– Бабуля, зачем тебе так много мыла? – спрашиваю я.

– Пригодится, – отвечает она и даёт мне кусочек шоколада. Шоколад она хранит для меня.

Убабушки много платьев. Её любимое – тёмно-синее, с брошкой. Наверное, потому, что оно просторное, и в нём хорошо помещаются крылья. А мне нравится то, что в горошек. Бабушка редко его надевает. Но я часто в нём прячусь, когда мы играем в прятки. Бабушка всегда меня находит. А я никогда не могу найти её шоколад.

3.

Бабушка очень терпеливая. Она перебирает пшено, гречку и рис. Убирает плохие, тёмные зерна, а хорошие оставляет. У бабушки шершавые ладони. Я слышу, как она проводит ими по столу, когда сгребает пшено в одну кучку.

–Тебе не скучно? – спрашиваю я, перекатывая пальцем зерна.

–Совсем нет, – отвечает бабушка.

Она поправляет очки и снова берётся за дело. А я сижу и смотрю. Мне тоже не скучно.

4.

Моя бабушка прячет от всех свои крылья. Но когда ей холодно, я вижу, как они дрожат под одеждой. Я боюсь, что однажды бабушка всё-таки улетит. Тогда я подхожу к ней и обнимаю крепко-крепко.

– Бабуля, не улетай, – говорю я и зарываюсь носом в её кофту. Бабушка смеётся и говорит, что никогда не оставит меня одну. Я

ей верю. Моя бабушка никогда не обманывает.

5.

Бабушка делает на завтрак бутерброд и варит яйцо всмятку. Я прошу сварить яйцо и для меня тоже. Бабушка считает до ста двадцати и вынимает сваренные яйца из ковшика. Я никогда не могу досчитать до ста двадцати, не сбившись. А бабушка может. Зато я могу отрезать ровно кусок хлеба. А бабушка нет. Это потому, что она хуже видит. Я вижу хорошо, и бабушка всегда удивляется, как здорово я режу хлеб.

–Я просто лучше вижу, – смеюсь я.

–Ты просто лучше режешь, – отвечает бабушка.

6.

Моя бабушка больше любит холод, чем жару. Зимой она лучше спит. Совсем как бабочка. Наверное, это из-за крыльев.

Зато летом мы дольше играем в карты, домино, шахматы или шашки.

Я люблю играть с бабушкой. Мы сидим за широким столом, который скрипит, когда на него опираешься локтями. Бабушка часто выигрывает, но иногда поддается.

–Я выиграла! – подпрыгиваю я.

–Молодец! – радуется за меня бабушка.

Она никогда не расстраивается, когда проигрывает. Я тоже так хочу, но у меня не получается.

7.

Я хочу полетать вместе с бабушкой. Но она мне не разрешает. Я говорю, что уже совсем взрослая. Бабушка не соглашается.

– Ты должна ещё подрасти, – возражает она.

Мне говорили, что когда мы летаем во сне, то растём. Наверное, скоро я перерасту самую высокую гору.

8.

Бабушка точно не летает зимой. Шуба не позволяет – она большая, как дом.

Я смеюсь:

– Бабушка ты где?

И тыкаю в шубу пальцем.

– Я тут, – отзывается бабушка откуда-то изнутри и тоже смеётся.

9.

Бабушка говорит, что чувствует себя неважно. Я уверяю, что это не так:

– Ты очень важная, бабуля.

Иобъясняю, почему. Никто не умеет так здорово улыбаться, прощать и слушать.

Ибабушке становится лучше.

10.

– Ты похожа на пчёлку, – говорю я и считаю полоски на бабушкиной кофте.

Бабушка принесла мне мёд. Она собрала его сама, прямо из цветов. Бабушкин мёд самый вкусный. Я намазываю его на булку и облизываю ложку. Мёд липкий и сладкий. Наверное, его очень трудно достать из цветка. Если бы бабушка научила меня летать, мы бы летали за мёдом вместе.

Я говорю об этом бабушке. Она наливает нам чай и обещает как-нибудь взять меня с собой.

11.

Я хочу быть красивой и надеваю мамины туфли. Мама боится, что я сломаю каблуки, бабушка – что я могу подвернуть ногу. А я прячусь под стол и смотрю на комнату из-под скатерти. Бабушка обещает подарить мне туфли по размеру. Они мне не нужны. И я выставляю ноги в туфлях из-под стола.

– Вылезай, – просит бабушка, и я слышу, как шуршат её крылья.

Я знаю, что она принесёт мне конфету, и не выхожу. Полы скатерти отодвигаются, и я вижу серебристый фантик. У конфеты «Ласточка» вкус полёта. Я кусаю её ровно три раза. Когда я съем тысячу таких конфет, у меня вырастут крылья. Это двадцатая.

12.

У девочки из соседнего дома тоже была бабушка. Она покупала ей мороженое и разноцветные ленты. А потом улетела навсегда. Моя бабушка говорит, что так бывает. Что однажды она тоже улетит и не сможет вернуться.

– Ты же обещала, – напоминаю я, и хмурю брови.

Бабушка говорит, что со мной всегда будут мама и папа. Я отвечаю, что это не повод улетать. Бабушка не возражает, но я чувствую, как дрожат её крылья.

13.

Бабушка может подолгу смотреть в окно и считать проехавшие мимо дома машины. Я сажусь рядом с ней на кухне. Бабушка молчит, и я тоже молчу. Бабушка считает, а я нет. Мне просто хорошо сидеть с ней вот так.

14.

Мы с бабушкой едим яичницу прямо со сковородки. Бабушка говорит, так вкуснее. Это правда. Особенно собирать желток хлебным мякишем.

Потом бабушка моет посуду, а я пью яблочный сок.

–Почему ты любишь мыть посуду? – спрашиваю я, вытирая

губы.

Бабушка говорит, что не любит.

–А зачем же моешь? – удивляюсь я.

–Чтобы она была чистая, – говорит бабушка и кладёт тарелку

всушилку.

Наверное, так правильно. Я тоже не люблю мыться. Зато люблю запах шампуня.

15.

Мама с папой сказали, что бабушке надо больше лежать. Это хорошо для её здоровья. Теперь я сижу рядом с ней. Я очень переживаю, что её крылья могут помяться, и она не сможет больше летать. Бабушка видит моё волнение и говорит, чтобы я ей почитала. Я беру с полки «Карлсона». Он тоже умеет летать.

16.

Бабушка совсем не встаёт. Папа с мамой говорят, что она болеет.

– Как же её крылья? – говорю я, чуть не плача.

Родители меня не понимают. Они не знают, что бабушка умеет летать. Папа обнимает меня и говорит, что нам надо быть вместе. Я тоже его не понимаю.

17.

Я всё время думаю о бабушкиных крыльях. Мне хочется спросить у неё об этом. Но бабушка почти ничего не говорит. Мама с папой просят меня держаться. Я не знаю, зачем и за что. Поэтому подхожу к бабушке и беру её за руку.

18.

Явстаю, чтобы сказать бабушке доброе утро. Но папа с мамой останавливают меня и прижимают к себе. Они говорят, что бабушки больше нет.

Явижу открытое окно. Значит, бабушка всё-таки улетела. Мне становится очень обидно, что она не попрощалась. Но я рада, что её крылья в порядке.

19.

Мама с папой говорят, что они всегда будут со мной. Я отвечаю, что бабушка тоже так говорила. И они начинают плакать. Мне хочется рассказать им, что у бабушки есть крылья. Что она должна была когда-нибудь улететь так же, как бабушка девочки из дома напротив. Но мне кажется, они не поверят.

Я открываю окно.

– Возвращайся, бабушка!

Марина Бородицкая

Феи

Я зеркальце ручное Оставила в саду, Чтоб феи под луною Катались, как на льду.

...На зеркальце остались Хвоинки да сучки. Лентяйки! Накатались - И бросили коньки.

Ольга Иванова

Храбрый куст

Расхрабрился куст в зелёных точках:

– Холода давно мне нипочём! – И одна задиристая почка Показала марту язычок.

Дедушка Володя

Кукарекай

правильно

Петушок наш на заборе Кукарекает в миноре.

– Что ты, что ты, что ты, что ты! Посмотри скорее в ноты. Петухи ведь с давних пор Здесь используют мажор! Утром так привычнее И оптимистичнее!

Елена Братухина

Листок на стекле

На моём стекле ладошка - Лист кленовый расписной. Видно, Осень за окошком Поздоровалась со мной.

Олег Бундур

Зимнее утро

Снег под папою Басом поёт:

–На завод! На завод! Подо мною

Снежинки пищат:

–В детский сад! В детский сад!

Римма Алдонина

Дождик

Тучки по небу бежали В тучах капельки дрожали. И тянулся полосой Дождик серый и косой.

Ядомой бегу стрелой, Дождик гонится за мной, Не догнал!

Япосле слышал,

Он сердито бил по крыше:

– Тук-тук-тук! Прошу пустить! Не успел тебя полить!

Анна Боярская

Всё будет

Свечера мама приготовила Тане одежду, аккуратно сложила штаны, носки

имайку на стуле, а на спинку повесила джинсовую курточку.

–Зачем? – спросила Таня. – Жарко же.

–Это днём жарко, а утром очень даже свежо, – проговорила мама, не глядя на Таню, взвешивая в руках две пары туфель, видимо, решая, какие взять с собой.

–А там утром будет жарко?

–Будет, – ответила мама, выбрав белые с красным бантиком.

В кровать Таня отправилась, как на праздник: ещё бы, ведь рано-рано мама её разбудит, и они поедут на юг, вернее, сначала они поедут на вокзал, а оттуда уже на поезде поедут к морю.

Море... Таня уже ездила туда, но тогда была совсем маленькая и помнила только, что ей всё было нельзя: есть мороженное, кататься с высоких горок и фотографироваться с обезянкой. Она слышала, как мама ходит из комнаты в кухню и обратно, как она шуршит пакетами и тихо переговаривается с папой. Таня из всех сил старалась заснуть, чтобы утро наступило как можно быстрее.

Утром мама еле разбудила её:

– Ничего не понимаю, ты на море хочешь или нет?

Сонная Таня села в кровати и стала натягивать белую майку. Следом пришлось надеть и куртку.

–А там будет можно ходить без куртки?

–Будет, – машинально ответила мама.

У подъезда их ждала белая машина с жёлтыми шашечками на спине. За рулём сидел весёлый пузатый дядька и курил мятую папиросу, держа её толстыми, негнущимися пальцами.

–Отдыхать едете, – понимающе кивнул он на чемоданы, которые папа с трудом вытаскивал из подъезда.

Таня залезла на заднее сидение машины, от шершавых сидений пахло бензином и кислым табаком. Она выглянула в окно: людей во дворе не было, всегда скрипящие качели были свободны. В такую рань не спали только Таня, мама

спапой, таксист и дворник, который, склонив голову, наблюдал за ними и даже перестал мести дорожку.

Чемоданы никак не влезали: машина раскачивалась, папа ворчал, помогая укладывать их в багажник. Наконец, багажник захлопнулся. Было слышно, как все облегчённо вздохнули.

–Ну, едем, как бы не опаздать, провозились столько... и всё ведь нужное,

– садясь вперёд, сказал папа.

–Да, нужное, – надулась мама, села рядом с Таней и хлопнула дверцей. Докурив и бросив окурок, толстый дядька сел за руль и шумно завёл дви-

гатель. Заиграла мурлыкающая музыка, и они покатились. Таня проводила взглядом пустой двор и дворника, который мёл дорожку, потеряв к ним всякий интерес.

Доехали быстро, но Таню укачало, и она успела уснуть. Мама снова её разбудила:

– В поезде выспишься, пойдём.

Они вышли из машины, воздух был ещё прохладным, но солнце уже пекло, обещая жаркий день. Папа расплатился, достал чемоданы и понёс их к вокзалу. Мама и Таня шли следом. Чем ближе они подходили, тем сильнее пахло

поездами, в этом запахе было всё: дорога, вагоны, суета людей и стук колёс. У Тани сердце забилось сильнее.

–Мам, а там круг плавательный будет? Можно мне будет самой плавать?

–Будет, всё можно будет, – ответила мама, она явно была не в духе.

Папа поставил чемоданы, на один посадил Таню, на другой села мама, и по-

шёл узнавать номер пути, с которого отходит их поезд. Мама рылась в сумочке, доставая билеты и паспорта. В столь ранний час жизнь на вокзале кипела: одни уставшие и мятые только вылезли из поезда, другие торопились занять свои места, были и встречающие – они стояли, озабоченно глядя то на снующих вокруг, то на табло, висящее высоко над головами.

– На третий путь, через 10 минут уже, – выдохнул папа.

Они почти побежали по гулким переходам и, поднявшись по крутой лестнице, вынырнули на перрон.

Поезд уже ждал их с открытыми дверями. Они быстро нашли свой вагон, папа, шумно дыша, поставил чемоданы. Мама показала билеты суровой женщине в синей форме, встречающей их у двери, и оглянулась на папу.

– Идите, я сейчас, – никак не мог отдышаться папа.

Мама, не ответив ему, подсадила Таню и следом забралась сама.

В вагоне было душно и очень красиво, на полу в длинном узком коридоре лежал пёстрый красный ковёр, висели цветные занавески на окнах. Проходя, Таня заглядывала в открытые купе, где уже устраивались люди.

–Сюда, – остановилась мама и пропустила Таню. В крохотной комнатке по бокам были приделаны к стене кровати, с каждой стороны по две: внизу и вверху, по середине у окна стоял маленький столик.

–Наверх можно?

–Можно, – устало ответила мама и, сев к столику, стала смотреть в окно. Таня сидела на верхней полке, когда в купе протиснулся папа с чемоданами

вруках и откуда-то взявшейся газетой подмышкой.

Мама даже головы к нему не повернула.

–Ну-ка, Татьяна, посторонись, – с этими словами папа крякнул и запихнул большой чемодан в антресоль над дверью, а второй поменьше задвинул ногой под нижнюю полку и с облегчением выдохнул.

Виновато посмотрел на отвернувшуюся маму, подмигнул Тане и, ловко взобравшись, устроился на верхней полке напротив. Там он развернул газету и начал читать.

Сидеть наверху Тане быстро надоело, она слезла и пошла в коридор, где мимо неё торопливо протаскивали сумки, узлы, чемоданы и корзины. Таня смотрела в окно на провожающих людей, стоящих на перроне: все они глядели на поезд, что-то кричали, показывали и махали руками.

Вдруг поезд бесшумно качнулся, потом «пфыркнул» и, как-то лениво раскачиваясь, медленно тронулся. Люди в окне закричали громче, сильнее замахали, а некоторые пошли за поездом. Но тот катился всё быстрее, и они очень быстро отстали.

Скоро мелькающие дома сменили мелькающие деревья. Люди из коридора разошлись по своим купе, вернулась и Таня. Ехать в мерно покачивающемся поезде было скучно. Мама по-прежнему дулась на папу. Проехав так, кажется, целую вечность, поезд вдруг начал замедляться и, качнувшись так, что Таня чуть не слетела с полки, остановился. Кряхтя открылись двери. Снаружи были слышны голоса, кто-то прошёл по коридору, что-то крикнул проводник. Поезд простоял на этой маленькой станции не больше пяти минут и вновь тронулся в путь.

Он набирал ход, когда в дверь заглянула старушка с небольшой сумкой и обратилась к маме:

–Доченька, есть у вас место? Не помешаю вам? Мне до Камышовки, недалеко тут.

Мама, кажется, даже обрадовалась ей.

–Конечно, проходите, эта полка свободная, – и убрала с неё пакет с едой.

–Спасибо, доченька.