26

Наибольших успехов живопись второй половины XVIIIв. до­стигает в жанре портрета, что не кажется удивительным, если мы вспомним предыдущие этапы развития отечественного искусства этого века. Портрет рассматриваемого времени предстает во мно­жестве своих разновидностей: парадный, в котором при обычном внимании к богатству материального мира и блестящей передаче фактуры материалов никогда не теряется индивидуальная характе­ристика; полупарадный; камерный и интимный, отражающие все богатство и сложность душевной жизни; мы знаем портрет в пейзаже, где пейзаж играет немаловажную роль в характеристике модели; портрет в интерьере; семейные портреты; двойные, груп­повые, дающие сложный линейный и пластический ритм, и т. д. С развитием разных жанров обогащается изобразительный язык, большое значение приобретает сложная нюансировка цвета, допол­нительные цвета, рефлексы, изощренные лессировки. На портрет­ном жанре можно наблюдать, кроме того, выразительную смену стилей — от рококо через барокко к классицизму.

Поколение художников, выступившее на рубеже 60—70-х годов, в кратчайший срок выдвинуло русский портрет в ряд лучших произведений мирового искусства. Одним из таких мастеров был Федор Степанович Рокотов (1735/36—1808). Обстоятельства жизни художника и по сей день не все выяснены. Москвич родом, он происходил, видимо, из крепостных князей Репниных и, возможно, через них познакомился с И.И. Шуваловым, который, будучи куратором Московского университета и Академии художеств, и способствовал принятию Рокотова в Академию. О близости с Шуваловым говорит и единственная не портретная работа Рокотова «Кабинет И.И. Шувалова» (ок. 1757), которую мы знаем по копии его ученика Зяблова [ 1779(?), ГИМ] — первое изображение русско­го интерьера. В 1760 г. Рокотов получил вольную от П.И. Репнина и вскоре стал известным, а впоследствии и одним из прославленных живописцев XVIIIстолетия и одним из первых «вольных художни­ков», сумевших не связать себя (во всяком случае надолго) казенной службой.

Рокотов вошел в русское искусство в 1760-е годы, когда твор­чество Антропова, с которым у него в ранний период имеются явные точки соприкосновения, было в расцвете. Но даже самые ранние работы Рокотова по сравнению со зрелым Антроповым показывают, что русское искусство вступило в совсем иную, новую фазу разви­тия: характеристики портретируемых, полные лиризма и глубокой

2&6

Часть III. Искусство второй половиныXviiIстолетия

человечности, становятся многогранными, выразительный язык необыкновенно усложняется.

«Федор Степанович Рокотов учился в Академии художеств при Лоррене, Лагрене и Фонтебассо. Многому научился у Ротари и Токе и в последнее время целиком занялся портретной живописью (в манере Фонтебассо и Ротари)»,—написал в своих Записках Якоб Штелин (Записки Якоба Штелина об изящных искусствах в России. Т. 1. С. 67), не допуская и мысли, что у художника могла быть своя собственная самостоятельная манера исполнения.

Слава к Рокотову приходит скоро. В 1762 г. он получает звание адъюнкта живописи, а в 1765 г.—академика. Его программы — вольная копия «Венера и Амур» с картины Луки Джордано «Венера, Амур и Сатир», написанная с гравюры (1763—1765, ГРМ), и портрет Петра III, поднесенный императору И.И. Шуваловым.

Уже в 1764 г. в его мастерской, по свидетельству современника, стоят десятки портретов, в которых «были окончены одни головы». Он сумел создать законченный образ в три сеанса («по троекратном действии»). «Ты, почти играя, ознаменовал только вид лица и остроту зрака ево, в тот час и пламенная душа ево, при всей ево нежности сердца на оживленном тобою полотне не утаилася...»,— писал восторженно Николай Струйский, поэт и друг художника, о портрете А.П. Сумарокова (ГИМ).

Петербургский период длился до середины 60-х годов, видимо, во второй половине десятилетия художник возвращается в родную Москву, в которой, по мнению одних исследователей, и живет до самой смерти. По мнению других (впервые эту мысль высказал Н.Н. Врангель), в конце 80-х годов Рокотов возвратился в Петербург на должность «смотрителя» в Академии художеств и покинул сто­лицу за несколько лет до смерти (что, на наш взгляд, мало вероятно).

Так или иначе, основной период творчества Рокотова связан с его родным городом, и в этом смысле он может быть назван художником московской школы, как Левицкий или Боровиковский — петербургской. До сих пор в Москве стоит (в перестроенном виде) дом на Старо-Басманной улице, в котором жил Рокотов.

Вот, собственно, и вся нехитрая биография художника, не богатая событиями, не отмеченная путешествиями, не зафиксиро­ванная в эпистолярии, но внутренне насыщенная, как у всякой большой творческой личности.

Исследователи справедливо считают, что до «Таврической вы­ставки» 1905 г. фигура Рокотова была «самая неосязаемая» в русской живописи XVIIIв. А ведь о нем с восторгом отзывались современ­ники (уже упоминавшийся Н. Струйский, И. Долгорукий, Я. Ште-

Глава 12. Живопись

2S7

лин). Через сто лет В.В. Стасов, обращаясь к XVIIIв., вообще не упоминает его имени, как будто такого живописца и не было вовсе. «Мирискусники» первые экспонировали его портреты на выставке 1902 года (правда, из представленных там шести работ художника Рокотову принадлежали лишь четыре). Но даже и после «Тавриче­ской выставки» 1905 г. о нем говорили как об эклектике, подража­теле — и здесь он разделил общий взгляд на живописьXVIIIсто­летия. Вот почему А В. Лебедев в своей маленькой, но бесценной монографии, скромно названной «Этюдами для монографии» (М., 1941), имел право написать: «туман... традиционных непроверенных сведений и мнений еще так густо обволакивает Рокотова, что до сих пор нет возможности сделать правильный анализ его творчества и после проверки попытаться синтетически воссоздать по возмож­ности очищенную от туманных пятен фигуру славного живописца» (С. 6). И хотя многое сделано в изучении творчества Рокотова за последующие полстолетия и в общих трудах по истории искусства (Н.Н. Коваленская, Г.В. Жидков), и в отдельных публикациях о Рокотове (А. Михайлов, Р. Подольский, О. Чарновский, Т. Алек­сеева, А. Русакова, Н. Романычева, О. Евангулова и А. Карев и др.), немало невыясненных вопросов встает в связи с творчеством этого мастера.

В самой ранней подписной и датированной (1757) работе Роко­това — портрете молодого человека в гвардейском мундире — ис­следователи видят то автопортрет (И. Грабарь, Ю. Анисимов, Н. Лап­шина — автор единственной монографии о художнике после А. Ле­бедева), то портрет гравера Чемесова (А. Лебедев), но кто бы ни был изображенный, по этому портрету, сухому по живописи и робкому по рисунку, еще трудно говорить о манере будущего Рокотова. Слава к художнику приходит с парадным или, вернее, с так называемым полупарадным портретом — репрезентативным изображением поколенного или поясного образа на архитектурном или пейзажном фоне: портрет Петра III(1762, ГРМ); портрет Григория Орлова, написанный явно до 1763 г., так как на портрете ■ еще нет полученного им в связи с коронацией Екатерины высшего { ордена —Андрея Первозванного (1762 —начало 1763, ГТТ). , у Портрет графа Орлова выполнен по всем законам подобного жанра: репрезентативен, наряден, декоративен, многокрасочен. Зо­лотое шитье синего бархатного кафтана, блеск лат, красная орден­ская лента прекрасно сочетаются с синеглазым румяным лицом этого красавца, легко взошедшего на вершины славы из самого «низкого гвардейского офицера», по словам А.Т. Болотова,— и все вместе создает горделивый образ полководца и триумфатора. Один

288