ЗАОЧНИКИ русский / заочники_тексты по К / Библер В.С. Культура.Диалог культуры

Что я дмею в виду?

38

На самой заре человеческой истории был «изобретен» (для краткости скажу так) особый «прибор», некая «пирамидальная линза» самодетер­минации, способная в принципе отражать, рефлектировать, преобразовы­вать все самые мощные силы детерминации «извне» и «из-нутра».

Вживленный в наше сознание своей вершиной, этот прибор позволяет человеку быть полностью ответственным за свою судьбу и поступки. Или, скажу так, при помощи этой «линзы» человек обретает действительную внутреннюю свободу совести, мысли, действия. (Правда, если сам человек решится, что бывает очень редко, на полную меру своей свободы и от­ветственности.)

Этот странный прибор — культура.

Страшно сжимая изложение, скажу, что пирамидальная лййза куль­туры построена следующим образом.

1. Ее основание — самоустремлённостъ всей человеческой деятель­ности.

В ранних работах Карл Маркс наметил именно это определение пред­метной орудийной деятельности и общения человека. Правда, в дальней­шем внимание Маркса было в основном обращено только на деятельность, обращенную вовне,— от человека на предмет и на те социальное струк­туры, которые складываются в процессах такой деятельности. Впрочем, эта переориентация объяснялась теми особенностями промышленной, ма­шинной цивилизации, что стали предметом исследования в работах Марк­са, начиная с 1848 года. К сожалению, наша наука и наша политика перенесли выводы Маркса на цивилизацию пост-промышленную возни­кающую, назревающую в XX веке. Но это уже другой вопрос.

Человек — в отличие от животных — всегда (в принципе) действует «на себя», на собственную деятельность, сосредоточенную и отстранен­ную от него в орудиях и предметах труда. Конечным феноменом и «точ­кой приложения» человеческой Деятельности оказывается само Человече­ское Я — не тождественное своей деятельности, не совпадающее с самим собой, могущее изменять (и ориентированное на то, чтобы изменять) собственные определения. Конечно, отдельные фрагменты этой само­устремленной деятельности (и общения) могут отщепляться от целост­ной «спирали», и, скажем, деятельность от субъекта на предмёт стано­вится в отдельных формациях и цивилизациях самодовлеющей и преоб­ладающей, во всяком случае, преобладающей в отчужденных социальных структурах. Но, по замыслу, всегда в конечном счете осуществляется за­мыкание кольца самоустремления, осуществляется феномен человеческой самодетерминации. Так возникает широкое основание культуры как всеобщее определение всех форм человеческого труда, общения, сознания и, наконец, мышления (то есть способности преобразовывать своё обще­ние и сознание).

В цивилизациях, предшествующих нашему времени, это всеобщее ос­нование культуры работало как бы на Периферии общественных струк­тур; реальная социальность и основные, «базисные» социальные структу­ры строились на узкой основе одновекторной (от меня — на предмет) деятельности. В таких условиях все феномены культуры приобретали своего рода «маргинальный», «надстроечный» характер, хотя, по сути дела, только в них всегда осуществлялось целостное замыкание челове­ческой деятельности, формировался уникальный, неповторимый строй личности того или другого периода культуры. Особенно резко и «нахаль­но» цивилизационно превращенная форма всеобщности («от меня — на предмет»...) реализуется в нововременной, господствующей до сих пор индустриальной цивилизаций.

Возьмем эти соображения на заметку и пойдем дальше.

2. На широком оснований самоустроеаной (то есть целостной) чело­веческой деятельности вырастают сходящийся грани основных форм ду­ховной самодетерминации нашего сознания, мышления, судьбы.

З9

В искусстве человек, обреченный встраиваться в наличные, застаре­лые цепочки социальных связей и отношений, свободно заново формирует то общение (автор — читатель; Я — другое Я — Ты), которое прорывает и преобразует мощные силы детерминации извне и из-нутра, замыкает — через века — «малые группы» индивидов, живущих, погибающих, вос­кресающих в горизонте личности.

В философии наше мышление преодолевает инерцию «продолжения» и «наращения» логических цепочек — от поколения к поколению — и возвращается к исходным началам мысли, тем началам, когда бытие мыслится как возможное; мысль предполагается в своем изначальном самообосновании. Силой философии человек каждый раз заново разре­шает исток и исход целостного доисторического бытия мира и своего собственного бытия. Сопряжение таких индивидуально-всеобщих начал (а не продолжений) мысли и бытия формирует реальную изначальную свободу общения и диалогов насущных друг другу смыслов бытия — диалог культур.

В философской логике общаются и взаимопредполагают друг друга изначальные, порождающие, неисчерпаемые ядра культур — античный эйдетический смысл бытия; причащающий средневековый смысл; сущ­ностный смысл бытия в Новое время; Восточное сосредоточение всеоб­щего бытийного смысла в каждом особенном ростке Мира...

В нравственности мы свободно самодетерминируем свою абсолютную ответственность за каждый свой поступок, самодетерминируем всеобщую (всеобщезначимую) мораль как свой собственный выбор, решение. Так, покорность року, личное вхождение в свою предназначенную судьбу и вместе с тем трагическая ответственность за самый момент роковой за­вязки и исхода — вот что дает основную перипетию античной нравствен­ности (Прометей ~. Эдип... Антигона). Так, свобода воли есть то зерно, в котором прорастает основание нравственной свободы и ответственности в христианской морали Средних веков. Так, «Быть или не быть...» Гам­лета — свободно решаемое начало своей, уже завязанной, жизни оказыва­ется основанием всей ответственности человека Нового времени за свое — в бесконечность открытое — бытие.

Не буду продолжать. Не буду сейчас говорить о других гранях само­детерминации человеческой судьбы.

Только повторю: каждая из этих граней нашей духовной самодетер­минации по-своему — всеобще и единственно — формирует наше созна­ние, деятельность, судьбу.

3. Все грани «пирамидальной линзы-культуры» сходятся в единой вершине, в точке ("мгновении) самодетерминации человеческого Я. В этой точке уже нет отдельных граней, весь цикл самодетерминации сосредо­точивается в горизонта двух сходящихся воедино регулятивных идей: идеи личности и идеи моего — всеобщего — разума. В средоточии этих идей, в предельной напряженности последних вопросов бытия индивид действительно способен, в полной мере ответственности объединяя в своем сознании и в своей смертной жизни всеобщее человеческое бытие, само детерминировать сознание, мышление, судьбу.

Ясно, что пpи таком понимании нелепо говорить о культуре как не­коей «чисто духовной» деятельности. Нет, культура — это всеобщая ис­тория и деятельность человека, сосредоточенная в вершине самодетер­минации. Но вершина есть завершение, она действенна, если только «пирамида» имеет основание и грани, если это острие действительно и осознанно вживлено в болевую точку нашего сознания.

И, наконец, третье определение, третий смысл культуры. Здесь скажу совсем кратко. Хотя я предполагаю, что именно этот смысл является ключевым в культуре XX в, но об этом должен быть отдельный разго­вор. Этот смысл — «мир впервые...». Культура в своих произведениях по­зволяет нам, автору и читателю, как бы заново порождать мир, бытие

40

предметов, людей, свое собственное бытие из плоскости полотна, хаоса красок, ритмов стиха, философских начал, мгновений нравственного ка­тарсиса. Вместе с тем в произведениях культуры этот, впервые творимый мир с особой несомненностью воспринимается в его извечной, независи­мой от меня абсолютной самобытийностн, только улавливаемой, трудно угадываемой, останавливаемой на моем полотне, в краске, в ритме, в мысли.

В культуре человек всегда подобен Богу — в афоризме Поля Валери: «Бог сотворил мир из ничего, но материал все время чувствуется». Вне этой трагедии и иронии культура невозможна; всякий разговор о куль­туре становится пустышкой и риторикой.

Но и ирония, и трагедия культуры, и три определения культуры, ее смысла в жизни человека,— все это сходится в фокусе произведения.

Произведение — вот ответ на вопрос: «Что значит быть в культуре, общаться в культуре, самодетерминировать свою судьбу в напряжениях культуры, порождать в культуре мир впервые?» Вот почему я так упор­но, начиная с первой страницы, тормозил внимание читателя на этом по­нятии. Но что такое произведение? Думаю, что, не прибегая к дефини­ции, но раскрывая культурный смысл жизни произведений, я уже отве­тил на этот вопрос.

И все же совсем вкратце напомню, в каком контексте вводилась в этой статье идея произведения.

(1) Произведение в отличие от продукта (потребления), предназна­ченного, чтобы исчезнуть, или от орудия (труда), могущего работать в любых умелых руках,— есть отстраненное от человека и воплощенное в плоть полотна, звуков, красок, камня — собственное бытие человека, его определенность как этого, единственного, неповторимого индивида.

(2) Произведение всегда адресовано; точнее, в нем, в его плоти, ад­ресовано мое — авторское — бытие. Произведение осуществляется — каж­дый раз заново — в общении «автор —читатель» (в самом широком смысле этих слов). Это—общение, воплощенное в «пло(т)-скость» (плоть... плоскость...), предполагающее и полагающее — вновь и вновь — воображаемого автора и воображаемого читателя.

(3) В общении «на основе» произведения (когда его участники могут и, по сути дела, должны находиться на бесконечном во времени и про­странстве расстоянии друг от друга) мир создается заново, впервые — из плоскости, почти небытия вещей, мыслей, чувств, из плоскости хол­ста, хаоса красок, ритма звуков, слов, запечатленных на страницах книги. Произведение — это застывшая и чреватая форма начала бытия.

Но в ключе реального создания произведений возникает (решающая для XX века) форма понимания бытия, космоса, вещей, «как если бы...» они были произведением. Так складывается онтология и философская логика культуры.

Теперь возможно вернуться к понятию культуры и к тем определе­ниям культуры, что были поняты в основном тексте статьи. Понимание произведения как феномена культуры и понимание культуры как сферы произведений: два эти понимания «подпирают» и углубляют друг друга.

Бытие в культуре, общение в культуре есть общение и бытие на ос­нове произведения, в идее произведения. (Но это краткое определение имеет смысл, лишь впитав в себя целостное определение культуры.)

Возвращаясь к самому началу этих размышлений, возможно сформу­лировать следующее предположение.

41

В XX. веке культура (в тех ее определениях, что были осмыслены выше), смещается в эпицентр человеческого бытия. Это происходит во всех сферах нашей жизни:

в производстве (научно-техническая революция замыкает на свобод­ное время всю предметную деятельность человека, выявляет и делает непосредственно значимой всеобщую «самоустремленность» этой дея­тельности) ;

в социальных феноменах (малые динамичные самодеятельные груп­пы по.стецедно, становятся основными ячейками человеческого общения);

в общении различных культур (культуры Запада и Востока и да­лее — Античности, Средних веков, Нового времени... сходятся и впер­вые порождаются в точке своего начала);

в предельных нравственных перипетиях (эти узлы завязываются в окопах мировых войн, на нарах концлагерей, в судорогах тоталитарного режима; везде индивид выталкивается из прочных ниш социальной, исторической, кастовой детерминации, везде он встает перед трагедией изначального нравственного выбора и решения).

Так нарастает новый всеобщий социум — социум культуры, — особая, в чем-то близкая к полисной социальность, точнее, форма свободного общения людей в силовом поле культуры, диалога культур.

Возможно также предположить, что именно противостояние мегасо-циума промышленной цивилизации (какую бы форму она ни принима­ла) и малых ядер социума культуры будет решающим событием начала XXI века.

«Возможно предположить...» Конечно, это звучит слабо. Остается утешать себя только тем, что история вообще совершается в форме предположений, в форме перекрестна исторических судеб. Впрочем, это и есть форма культуры.

42

13