Полития

Слово политиязвучит пока непривычно для русского уха. Однако его появление в отечественном политическом словаре дает возможность выразить коренное понятиеполитической системы,а тем самым назвать базовый феномен политики. Рассматриваемый концепт был впервые выражен древними греками словомполитейя (politeia). Аристотель в «Политике» называетполитейей «совокупность обитателей или граждан полиса» (1274b38,1275a 1),а затем (1278b 8,1290а 7)отождествляет ее с «распорядком полисных должностей» и образом управления(politeyma).В «Никомаховой этике» (1160а 35) он указывает на использование этого понятия «большинством», к которому сам присоединяется, для обозначения особого типа государственного устройства —«правления на основе разрядов» (apotimematon) илитимократии.Налицо, таким образом, по меньшей мере четыре достаточно широких смысла греческого словаполитейя,а более тщательный анализ хотя бы только привлеченных уже текстов наверняка позволил бы выявить еще несколько.

Особенно любопытно и важно с точки зрения раскрытия смысла понятия политейякажущееся разноречие Аристотеля в оценкетимократии (=политейя)как худшей формы правления (1160а 37),а равнозначного ей среднего или смешанного устройства(=политейя) —как лучшей (1295а 25 —1296b 15).Если здесь и есть противоречие, то того же рода, что и в высказывании У. Черчилля о демократии как о худшей форме правления, если не считать все другие, которые время от времени испытывались. Тимократия —худшая форма правления потому, что предполагает наиболее сложную и противоречивую схему распределения должностей, уступающую в ясности принципов аристократии, а тем более монархии. Средняя же политейа —лучшая, поскольку подобная схема используется не как жесткая догма, а как отправной момент для смешения, уравновешивания и тем самым безопасного усреднения достоинств отдельных принципов организации, которые нередко оборачиваются несравненно более рискованными, а значит более опасными недостатками. Таким образом, ухудшениеотдельных потенциальных достоинств оборачивается куда как более важным ограничением и снижением весьма вероятных недостатков. В результате достигается повышение общей безопасности и надежности политической системы, т.е. улучшение еесовокупной эффективности.

Вместе с тем было бы неверно недооценивать и сами принципы тимократии,которые в некотором смысле становятся общезначимыми из-за упора не на определенное частное основание (тип авторитета, т.е. восприемника общепризнаваемой, легитимизированной власти), а на универсальный принцип политического порядка и участия.Тимократия —не только власть определенной конфигурациицензов,илиразрядов(timema), но ичести (time), а это значит, что и политического участия как такового. Честь, в сущности, служит названием для главного достоинства гражданина, заключающегося в способности самостоятельного участия в полисных делах. Предпосылкой же и условием такого участия является неразрывное единство и взаимообусловленность прав и обязанностей горожанина-гражданина (polites).Бесчестие (atimia)означает также (и прежде всего) лишение гражданства и гражданских прав. Соответственно, мерой универсального принципачестикак раз и выступает конкретная формаразряда —слова однокоренные, но с упором в случае тимемы-разряда на формально институциональную оценку, суждение-взвешивание, а в случае тиме-чести —на оценку этическую, осуществляемую в личностном измерении.

Таким образом, можно сделать вывод, что организация разрядов и должностей оказывается сущностью всякой политической системы, а не только греческой политейикак смешанной системы разрядов, допускающей в качестве отдельных специфических тимем, а тем самым своих частей (meroi) существование должности индивидуальноговластителя-монарха,а также авторитеталучших,равно как и властимножества,организованного в горизонтальные разряды-тимемы или в вертикальные народы-демы (demoi). Эти специфические части, однако, усреднены, чтобы снизить риск их извращения (parek-baseis) и появления, соответственно,тирана, олигархов итолпы(okhlos).

Двусмысленность понятия политейаоказывается умноженной. Прежде всего политическое целое отождествляется со своим фактическим устройством. Затем эта пара, как уже отмечалось в очерке «Полис», отождествляется со своей рационализированной (или потенциально рационализуемой) копией —принципиальной схемой смешения и усреднения, а также, казалось бы, частным принципом разряда-чести. Смысловое соединение политического целого, в котором есть (смешано) все, и самого общего принципа смешения различных частных устройств позволяет на формальных основаниях включить в политейю, наряду с ее собственным институтом разряда, также противопоставленные ей институты и типы устройства как ее собственные части и частности. Закрепляется же это двукратное удвоение за счет того, что наиболее обобщенный и одновременно формальный принцип чести или политического участия гражданина служит исходным моментом для определения самого политического целого как совокупности граждан, обладающих честью-разрядом. Однако в конечном счете этот же принцип фактически совпадает с результатом серии отождествлений.

Подобное закольцовывание логического движения от политического целого к гражданину и обратно имеет высочайший смысл, ибо содержит отказ от признания только политического целого или только политического индивида в качестве безусловной отправной точки. Ни одно, ни другое не может претендовать на безусловный приоритет, т.к. «первичны» в равной мере и взаимообусловливают друг друга. Это открывает возможности для развития, усложнения и обогащения политической практики и мышления в сравнении с их деградацией, упрощением и обеднением в результате односторонней догматизации либо принципа первенства государства по отношению к личности, либо личности —к государству. Но такое повышение планки требований создает и немалые трудности. В их числе —необходимость снова и снова воспроизводить и с огромными усилиями выдерживать тонкий, почти неуловимый баланс единоразличия гражданина и политической системы.

Выявившиеся противоречия не только не парализовали, но, напротив, подстегнули интеллектуальную деятельность политических мыслителей Эллады, а затем и Рима. В результате концептуализация оказалась существенно продвинута, а заимствованное у греков словопонятие политияи его римский эквивалентреспубликастали своего рода источником для последующей выработки международной политологической номенклатуры:политическая система; конституция; конституционность;

современная республикакак смешанное, уже благодаря представительству, правление;политическое участиеи дажегражданство.

Исходное римское понимание политической системы концептуализировалось как республика,т.е. дословнообщее благоилидело (res publica)в противоположностьчастному благуилиличному делу (res privata).Латиняне при этом прежде всего обращали внимание на форму и субстанцию общего блага. Формальная сторона, а тем самым такие системные характеристики, как устойчивость, конфигурация и внутренняя логика политии концептуализируются в виде еесостояния (statusreipubliсае),образа (formareipublicae),сложения (constitutio reipublicae) и т.д. Это пока лишь стороны одного базового понятия, но в них предвосхищены смыслы будущих самостоятельных концептов —государства, режимаиконституции.

Субстанциональная сторона понятия выражена прежде всего как множество(multitudo), а также какобщественное благо(bonumcommune),польза(utilitaspublica),здоровье(saluspublica) и т.п. Здесь заключена еще не очевидная пока связь с последующей концептуализацией самостоятельных идей, а затем, после достижения фазы Современности, и таких понятий, какгражданское общество, массаи т.п.

Взаимосвязь и дополнительность двух сторон понятия республики выразил Цицерон (106—43гг. до н.э.), определяя этот концепт устами Сципиона Африканского:

«Итак, государство (respublica, т.е. политическая система; введение в русском переводе словгосударствоиинтересявляется невольной модернизацией понятийной системы Цицерона —М.И.)есть достояние народа (respopoli), а народ —не любое соединение людей (hominumcoetus), собранных вместе каким бы то ни было образом (quoquomodocongregatus, т.е. произвольно —М.И.),а соединение многих людей, связанных между собой согласием в вопросах права (iurisconsensu, формально —М.И.) и общностью интересов (utilitatiscommunione, дословнообщей пользой,т.е. субстанционально —М.И.)» [Цицерон 1966,с.20].

Фактически тот же феномен греки концептуализировали несколько иначе. Полития была для них совершенным сообществом, отличным от несовершенных, —прежде всего деспотии. Через серию противопоставлений (полития —деспотия, полис —ойкос) у эллинов находит выражение то, что у римлян подразумевается в формуле перехода от частных к общим делам (respublica=respopuli =utilitataspublica +utilitatesprivatae, которая коренится в семье, представляющей собойresprivata), а именно: взаимосвязь и единосущность общения совершенного и несовершенного, политической системы и ее внутренней среды (социетальности, экономики, семьи и т.п.). Вспомним, что для Аристотеля полития вырастает из своих несовершенных прототипов, заключая их в себя: внутрихозяйственной, домашней деспотии, а также промежуточных типов отеческого и супружеского общения и власти, которые вместе образуют внутреннюю среду политии.

Римская версия понятия одновременно формальна и субстанциональна. Греческая —диалектична. Она учитывает качественную сторону, но не столь четка. В то же время обе версии нормативны с акцентом на должном и совершенном.

Противопоставление сложным системам республикииполитиипримитивныхпатримонии(patrimonium) идеспотиине позволяло сохранявшим культурную преемственность европейцам признать варварские королевства республиками. Богослов и апологист П.Оросий (ок.380—420гг.) отмечал, например, что готы не способны соблюдать законы из-за своего необузданного варварства, а потому никакая республика у них невозможна; папа же Григорий Великий (ум. в 604г.) в письме к ромейскому императору Фоке (ум. в 610г.) подчеркивал принципиальное различие между королями язычников (regesgentium) и императорами республик (reipublicaeimperatores), поскольку первые господствуют над рабами, а императоры подлинных республик (veroreipublicae) — над свободными [GG,bd.5,s.555].Heисключено, что сходная логика противопоставления цивилизованности и варварства могла послужить первоначальным импульсом для оппозиции ромейской политейи и вассальных полуварварских деспотий, например, на Балканах.

Варварские королевства самими их создателями концептуализировались с заметно более низкой степенью рационализации в понятиях родовой (общинной) стихии. Вполне естественно, что обобщения высокого уровня абстракции (типа политической системы) попросту ускользали и воспринимались через высоко индивидуализированные понятия —конкретные и осязаемые: королевство франков, датская марка, город святого Петра и т.п. Конечно, в отдельных языках и политических традициях находились определенные компенсаторные решения. Однако в масштабах Западной Европы можно говорить, пожалуй, лишь о сохранении несколько упрощенного и редуцированного концепта республики в латинском языке и в традиции римского права. Затем, уже в каролингские времена, республика начинает связываться преимущественно с субстанцией общего блага —utilitaspublica,salus,commodumetc. Формальная сторона при этом привносится внешним агентом в лице властителя. Он придает республике политическую форму в видезаботы(сига),управления(gubernatio), а такжеслужения(ministerium) [idem].

На этой, несколько более упрощенной в сравнении с античностью основе развивается когнитивная схема политического тела (corpusreipublicae, позднее английское выражениеbodypolitic). Так, Джон Солсберийский (ок.1120—1180)в «Поликратике» назвал республику телом, одушевленным вышней заботой (divinimuneris), и рассуждал о ее членах [GG,bd.5,s.558]. Тем самым, с одной стороны, происходит ремифологизация понятия, его редукция к архаичным антропоморфным представлениям, но в то же время разотождествление политической системы (тела) и короля-властителя (головы) позволяет продвинуть рационализацию и понятия, и факта республики. У того же Джона Солсберийского король определяется как истинная глава (caput) политического тела республики, которой приписывается генерализующая политическая функция, а специфические функции —отдельным членам. Это вполне отвечало уже сложившемуся в XIв. различению частного владения короля (domusregis) и имеющего всеобщую значимость королевского владения (domusregalis) как основы генерализующей политической функции. Появилась формула: «Если король погиб, то сохранилось королевство, как сохраняется корабль, чей управитель (gubernator) пал» [s.556].

Концептуализация политической системы на Руси, а затем и в России отличалась значительным своеобразием. Прежде всего здесь, как и в варварских королевствах, нет античной четкости, ясного словесного выражения концепта. Это не означает, однако, что полностью отсутствует понятие политической системы. Оно выражается —хотя крайне смутно и приблизительно —с помощью слов, семантика которых затмевает концептуализуемые смыслы конкретными и яркими ассоциациями. Слов таких немало, и каждое из них по-своему отражает идею политической системы. Прежде всего, конечно, следует признать, что с помощью имени собственного — Русь —концептуализировалась индивидуальная и неповторимая отечественная политическая система. Характерно, что и многие современные политики в своих выступлениях и текстах нередко предпочитают не квалифицировать отечественную политию, например, как нацию, федерацию, союз, демократию, республику и т.п., а используют собственное имя —Россия.

Созвучным поискам наших далеких предков было представление о политической системе как общем достоянии. Можно предположить, например, что древнейшая версия этой идеи отразилась в «Слове о полку Игореве» формулой: «Погибоша жизнь Даждьбожа внука». Здесь, конечно, имеется в виду не то, что мы именуем жизнью сейчас (было бы —«живот»), и даже не добро-зажитье (нынешние «материальные ценности»), а скорее, согласно контексту, разрушение всего строя существования. Впрочем, такое употребление словажизньвстречается не слишком часто, преимущественно в летописании юго-западной Руси.

Другое русское слово, способное отразить идею политической системы, гораздо употребительнее. Это —свобода. Оно, как отмечалось в соответствующем очерке, выражает представление о сфере порядкасвоих,противопоставленныхчужим,т.е. исходную протополитическую общность. Хотя «республиканская» трактовка внутренней формы этого слова как «свое добро» (сво+обьдо) фактически невероятна [Ilyin,p. 127], она подсказывает возможность вторичного переосмысления внутренней формы свободы (свое как таковое, своя целостность, а вещно, тем самым, свое обьдо-добро) в духе, близком латинскойrespublica —нечто типаressua.

Важна и другая вторичная этимологизация свободы каксвоего жилья — сво +обетъ.Такая народная этимология отразила и, вероятно, подкрепила как практику образования политически независимых поселений, так и помогла выделению самостоятельного словаслобода.По определению В.И. Даля —это село (в смысле поселение—М.И.) свободных людей [т.4,с.221], т.е. небольшая, автономная политическая субсистема во всей своей целостности, что также служит доводом в пользу усмотрения в ключевом словопонятиисвободаформы концептуализации политической системы.

На Руси слободыоказались носителями политических универсалий смешанных политий-республик, в больших системах (княжества, семейные союзы княжеств, царство и т.п.) получивших одностороннее развитие. Это качественное превосходство и наличие республиканского генотипа, с одной стороны, обусловливали постоянное возникновение слобод как ядер политической самоорганизации, а с другой —вызывали внешнее давление на них больших систем. Великокняжеская, царская, а затем императорская власть постоянно и последовательно редуцировала эти универсальные субсистемы к уровню упрощенных частичек империи, хотя самими законами имперской организации верховные власти были обречены смиряться с сохранением республиканского генотипа в слободской и, забегая вперед, волостной и земской формах.

Другие претенденты на статус отечественных аналогов политейи/республики —этоволость(перекличка со свободой через вторичный семантический признакволии первичный —властиот и.-е.*uel),а такжеземля.Последнее слово концептуализировало впоследствии ядро имперской организации. Однако в силу своей расплывчатости оно, конечно, характеризовало не столько статуарно-государственные аспекты организации, сколько всю ее целостность. В связи с этим очень рано возникают параллели понятиям политии и форме (конституции) республики в видеземлиистроя земляного. В «Повести временных лет», например, содержится следующая характеристика князя Владимира: «Бе бо Володимеръ любя дружину, и с ними думая о строи земленем, и о ратех, и уставе земленем» [Памятники 1978, с.140].

В процитированном отрывке можно разглядеть незакрепленную, увы, попытку различить политию как целостность (земля Русская), как политическую систему (строй земляней —с древнерусского переведено какустройство страны[с.141]),как дополитическое, деспотическое по сути силовое дисциплинирование (рати) и, наконец, политию как порядок (taxis) или как политейму, конституцию. В этом смысле (перевод —законы страны[с. 141])употребляется выражениеустав земленей,а в некоторых списках (см. [Колесов, с.256] — устав земской.

Сходные попытки рационализации, также незакрепленные, встречаются и в более поздние времена. Любопытно в связи с этим появление в XVв. уже более изощренного соположения понятий: «...инии мнозии земли (полития как наличная совокупность граждан — М.И.),иже не стяжа мужества и погибоша, отечество (полития как целостность многих поколений, политическая система) изгубиша и землю (совокупность граждан как общество, т.е. одна сторона политической системы), и государьство (вторая сторона политической системы), и скитаются по чюжимъ странамъ бедне воистину!» [Памятники 1982,с.518-520].

Отечественный материал подсказывает, что в целом концептуализация статуарно-государственной организации и общности-общения осуществлялась параллельно, во многом независимо друг от друга, но одновременно однотипно. Общее легко отождествлялось со своей частью и наоборот. Земля, страна, украина, область, волость и т.п. в зависимости от контекста легко получали то государственническое, то общественническое, то обобщающее значение. Латинское слово республика, равно как и эллинская полития, довольно долго не замечались. Только в конце XVII—начале XVIIIвв. зафиксированы отдельные случаи вербального заимствования европейских версий концептареспубликисначала через польское посредство как выражение «речь посполитая»(ср. в «Записках» А.А. Матвеева о стрельцах, которые «как бы некоторую особую в то время составляли свою республику, или речь Посполитую» —[Биржакова и др., с. 128], затем, видимо, от голландцев или французов(ре-публика)и, наконец, в латинизированной форме, усвоенной, вероятно, из трактатов Гроция, Пуфендорфа, Томазия [Черных, т.2,с. 113;Биржакова и др., с. 128].

Вернемся, однако, к развитию концепта на западноевропейской почве. В средние века использовались преимущественно восходящие к латыни лексиконцепты: respublica, civitas, universitasetc. [Black1993]. Так,республикой христианименовался весь западнохристианский мир, но, помимо этой целостности, данное слово могло быть отнесено к любомусообществу, согражданству (civitas)ипоселению (municipium).Именуются республиками также и корпорации. В знаменитом студенческом гимне «Гаудеамус» обуниверситете —название, которое в свою очередь произошло отuniversitas —поется: «Да здравствует республика и те, кто в ней царит» (Vivatetrespublicaetquiillamregunt).

Макиавелли (1469—1527гг.) в «Рассуждениях» сталкивает два значения республики —универсалистское (общеевропейская суперсистема) и территориальное (субсистема цивилизации, но также и самостоятельная система) —для осмысления одной из центральных политических проблем своего времени. Она заключалась в конфликте между совершенством принципов или конституции слабеющейхристианской республики(principidellarepublicacristiana) и прагматическими императивами возникавших территориальныхгосударствиреспублик христианского мира(glistatielerepublichecristiane). Макиавелли видит и совершенство, и нереализуемость идеальных принципов. Соблюдай государства и республики (тонкое различение политической системы—republica —и ее состояния —stato) эти принципы, считает он, то они были бы более объединены и намного счастливее (piuunite,puifeliciassai), однако таковыми они не являются (che lenonsono) [Pocock 1975,p. 214].

Понятие политической системы нашло эллинизированную форму политии спереводом аристотелевой «Политики» на латинский, осуществленным в середине XIII в.нидерландским схоластом Вильемом ван Мёрбеке(1215—1286гг.). Одновременно с ним это слово вводят в употребление Альберт Великий (ум. в 1280г.) и Фома Аквинский (1225—1274гг.). Представитель следующего поколения схоластов Уильям Оккам (ок.1285—1349гг.) не просто пользуется для обобщающей характеристики политической целостности словом полития, но уже намечает тонкие различия: «Общество (civitas) есть множество граждан (multitudocivium), его населяющих, порядок (ordo) коего называется политией (politia)» [GG,bd.5,s.583]. Таким образом при сохранении представления о политической целостности в ней вновь начинает прорисовываться цицероновское различение людского множества и его организации, порядка (ordo).Общество (civitas) здесь еще слито с политией, но фактически уже намечена их последующая дифференциация и противопоставление —в качестве государства и гражданского общества.

Другая и в перспективе не менее важная особенность трактовки Оккамом понятия политии связана со стремлением отделить формы властвования частичные (исключающие какую-либо часть множества граждан) и неполные (использующие только отдельные привилегированные центры власти) от всеобщих и полных политий, или республик. В связи с этим оксфордский схоласт различает властвования королевское (principatusregalis) и политическое (principatuspoliticus,inquoprincipaturplures), а также подразделяет последнее на властвования аристократическое и политическое, «строго взятое» (politicusstrictesumptus). Такое различение содержит логические ходы, которые позволили впоследствии развить идеи смешанного правления, начиная с обоснования уже сэром Джоном Фортескью (1394—1476)правовых основкоролевства политического и монархического(regnumpoliticumetregale) и до вполне современных концептов плюрализма, полиархии и республиканизма, повторю вслед за Оккамом,strictesumptus.

Оккамовская по своему существу логика использовалась и ранними итальянскими республиканцами [Pocock1975]. Консолидация городов-государств концептуализовалось ими как становление республик, самостоятельных политических тел. Борьба с узурпаторами привела к формированию оппозиции монархия —республика, но как явлений, не столько различающихся по ихреспубликанскойсути, сколько разномасштабных. Монархия представлялась республиканским идеологам чреватой узурпацией главою (capo) политического тела всегообщего блага(фактически тиранией в аристотелевом смысле), тогда как республика мыслилась как справедливое распределение остающимся при этом целостнымобщего благамежду множеством, лучшими и властителем. Республика тем самым связывалась со смешанным правлением и вполне в духе Стагирита не только не исключала монархию как свою часть и частность, но даже предполагала ее.

Возвращаясь к эллинизированной версии концепта политической системы, отмечу, что в XIVв. она проникает в новые европейские языки [GG, bd.5, s.563—565].У французского номиналиста Николая Орема (ок.1320—1382гг.) наряду с словом policieпоявляется также галлицированная калька латинского слова республика — la chose publique,которую он определяет как общее благо(le bien commun)и целью которой объявляет осуществление доброй политики (bonne policie),т.е.благочиния [s.566].

Длительное время идею политической системы (республики и политии) выражало также словопонятие гражданское общество (civitas, societas civilis).Постепенно начинают различаться три вербальных выражения—полития, республикаиобщество —одного и того же понятия, т.е. восстанавливается или открывается заново цицероновская логика. Весьма показательно в этом плане определение республики (common-wealth)в трактате сэра Томаса Смита «Республика англичан; образ правления или полития королевства Англии» (De Republica Anglorum; the Maner of Government or Policie of the Realme of England),написанном в 1565г. и опубликованном в 1583г.: «Республикой (common-wealth)называется общество (society)множества свободных людей, собранных вместе и объединенных друг с другом общим согласием (common accord)и договорами (couenants)» [OED, v.2, p.696].

Республика все больше воспринимается как форма политии, а гражданское общество —как его субстанция. Однако только, пожалуй, к XVIIв. эти различия проявляются вполне отчетливо [GG, bd. 5, s.568].Республика все определеннее ассоциируется со статуарными формами, а тем самым с государственностью. Для Жана Бодена (1530—1596гг.) республика —это по сути дела почти уже суверенное государство, т.е. не вся политическая система, а ее наиболее устойчивая структура, обеспечивающая целостность и, главное, управляемость. Соответственно он различает три состояния республики (les trois estats de Republique).

Наиболее четко формулирует соотношение общества как материи и республики как формы Самуэль Пуфендорф (1632—1694гг.). Отсюда через осуществленный Христианом Вольфом (1679—1754гг.) анализ формы республики, т.е. уже через форму форм (монархия, аристократия, демократия и «смешанная республика» — «vermischte Republick»),протягивается линия к последующему формированию понятия политического режима.

В целом можно признать, что с началом Нового времени понятие республика раздваивается, начинают различать его широкий и узкий смыслы. Характерный пример —определение республики в словаре И.-К. Аделунга(1732—1806гг.): «...в широком смысле гражданское состояние, такое гражданское общество, которое образовано из множества домашних (семейных) сообществ ради поддержания своей безопасности, кое также бывает именовано государством... В узком или обыденном понимании республика —это такое гражданское общество, в коем высшая власть принадлежит большинству» [GG, bd.5, s.589].

Джон Локк (1632—1704гг.) употребляет для обозначения политической системы словопонятие commonwealth,обладающее явственными республиканскими обертонами, но оправдывает для читателей такое словоупотребление ссылкой на Якова I[Локк, т.2, с.75—76]. Собственно же республику философ стыдливо именуетwell-framed government —«правильно организованным правлением» [с. 92].Так невольно акцентируется и конституционный аспект политии —вспомним, что правление (government)на протяжении всего XVIIв. оставалось синонимом конституции.

Дальнейшая история слова политияотражает размежевание понятий. Оно продолжает использоваться для обозначения политического целого, однако наряду с ним в качестве синонимов все чаще начинают употребляться слова, отражающие концептулизацию одной из двух основных сторон политической системы —государства и гражданского общества. Все зависит от ориентации — (государственнической или общественнической) —обращающихся к понятию политики и политического целого людей.

За словом политияв этих условиях начинает закрепляться значение специфического обобщенного качества политической системы —порядка и упорядочения. В английской традиции, например, существовавшая в течение столетий взаимозаменяемость форм polity — policyвXIXв. трансформируется в средство различения политической целостности и упорядоченности (polity)и некоей последовательно проводимой политическим актором логики упорядочения, егополитики,или политической линии (policy).Выделяется также концепт политической сферы, всей полноты, но не обязательно целостности и упорядоченности политических феноменов. Это понятие выражается словом politics,представляющим собой множественное число субстантивированного прилагательного, т.е. «политические» феномены, события, взгляды и т.п. Заимствуется и континентальное понятие (и слово)полиция.

Во Франции и Германии значительно раньше, с конца средневековья до Просвещения, идет несколько иной процесс дифференциации понятия. Уже в XVв. в немецкий язык входит слово полиция (Polizei, Pollicei, etc.)в двух главных значениях: политическое сообщество (Gemeinwesen)и его законы, правовая основа [Knemeyer 1969, s.875-880; Knemeyer 1967, s.165и далее]. ВXVIIв. германские юристы и политические мыслители вполне отчетливо и последовательно оперируют слово-концептомдобрая полиция (gude Policey)для передачи смысла рационального и совершенного политического устройства —т.е.благочиния.

Важно отметить лингвистическую связь политии и полицейского порядка. От понятия политии как организованного, упорядоченного целого отпочковывается специфический концепт полицейских дел (Polizaisachen) как особой сферы, подлежащий упорядочению. Поскольку ключевая роль в формировании полицеистских норм абсолютистского государства отводилась аппарату поддержания порядка и благочиния (ср. российскиеблагочинные управы),то в конечном счете именно за ним и за его репрессивными структурами закрепляются соответствующие слова (police, Polizei).Однако окончательно это происходит только в XIXв., а пока, на этапе создания и утверждения абсолютистского государства, под полицией понимается институциональная основа поддержания политического порядка в целом.

Скепсис британцев в отношении формального навязывания политико-полицейского порядка сверху с помощью специального аппарата сказался в том, насколько трудно прививалось слово полиция (police),а с ним и соответствующая идея. Структуры поддержания порядка если и возникали, то снизу. Англичане довольно долго были склонны именовать полицией качество гражданской организации и цивилизованности. Эдвард Берк, например, в одном из своих писем называл турок «варварской нацией с варварским пренебрежением к политичности (police),фатальным для рода человеческого»[OED, v.7,p. 1069].Реальное же разграничение британцы провели между политией (polity) —целостностью политической системы, политическим сообществом, с одной стороны, и политикой (policy) —политической линией, стратегией, сознательной организацией политического дискурса, с другой. Именно такая логика целенаправленных усилий (а не специальный аппарат дисциплинирования и принуждения) и мыслилась как естественная основа поддержания порядка. Поэтому и вербальные формы с чередованием t/cконцептуализировали, в отличие от континентальной Европы, не оппозицию (и связь) политического целого и его институционально-дисциплинирующего ядра, а контрапункт политического целого и смысловой организации развертывающего его процесса.

Таким образом, развитие понятия полития в новоевропейской традиции, помимо ответвлений в виде республики и конституции, дает набор концептов: политическое целое, политический порядок, его институционально-дисциплинирующее ядро и, наконец, смысловая и логическая организация политического процесса для развертывания политической системы, т.е. то, что в последние годы стало принято именовать политическим дискурсом.