Свобода как условие и основание морального закона

Практический разум практичен именно потому, что детерминирует волю автономно, вне игры посторонних факторов (для воли достаточно чистой формы закона, чтобы быть стабильной). Существование морального закона, как выше определено, не нуждается в доказательствах: он есть первичная данность разума (их наличие устанавливается одновременно). И этот факт разума можно объяснить, если принять как факт свободу. В самом деле, сознанию долга ничто не предшествует, а свободе предшествует долг. Более того, мы завоевываем свободу только потому, что сознание долга явилось раньше. Если все так, то мы перед лицом абсолютно уникального факта.

Императив, повелевая желать в соответствии с чистой формой закона, по существу призывает к свободе. И речь идет не об аналитическом суждении, но о суждении априорно синтетическом, ведь сообщается нечто новое. Сказать «Я должен» то же самое, что «Я свободен» (иначе долженствование бессмысленно). Это и есть метафизическая сущность свободы.

Свобода - это независимость воли от природного закона; действующего в сфере явлений, она вне механизма причинности. Свобода – это качество воли самоопределяться посредством только чистой формы закона, не спрашивая о его содержании. Свобода ничего не объясняет в мире явлений, зато объясняет все в сфере морали, открывая путь к автономии. Было бы безрассудством, говорит Кант, вводить в науку свободу, если бы практический разум и моральный закон не обладали автономией. Предположим, некий самодур угрозами принудил тебя донести на невиновного. Вполне может статься, что испугавшись, ты оболгал его, но ведь угрызения совести не дадут покоя: ведь знал о своем долге не лжесвидетельствовать, но сподличал. Если должен, то мог бы избежать вранья, но правды не сказал, - оттого и угрызения. Неверна формула: "если смогу, сделаю", - "должен, следовательно, можешь" - в этом суть кантианства.

"Ригоризм" и кантианский гимн долгу

Разобравшись со всем этим, мы теперь понимаем, почему для Канта недостаточно, чтобы поступок был легальным. Надо еще, чтобы он был моральным, то есть, чтобы воля не через чувство, а напрямую была детерминирована формой закона. Вмешательство любых посторонних факторов ведет к фальши. Если я помогаю бедным из чистого долга, то это поступок моральный, если из сострадания или показывая свою щедрость, то это уже фальшь. Кант признает гражданское право в этике на основе одного лишь чувства уважения. Моральный закон, вразрез со склонностями и страстями, будучи выше надменности и кротости, находит в уважении чувство рационального, априорного плана, дающее понятие необходимости. Человека можно любить, ненавидеть, восхищаться, но уважение рождается только по отношению к человеку, воплощающему моральный закон. Фонтенель говорил: "Пред сильным мира сего склоняюсь я, но не склоняется мой дух".

Моральный закон, исключая влияние любого отклонения воли, выражает практическое подчинение закону в обязательном порядке. Нет ничего, что поднимало бы человека над ним самим, кроме долга. Долг характеризует личность в ее свободе и независимости от природного механизма, способность подчиняться практическим законам, давая им обоснование. Неудивительно, что человек, принадлежа двум мирам сразу, видит свое предназначение жить в мире интеллигибельном, законы которого он принимает как свои, относясь к ним с максимальным уважением.