234 Раздел III. Высшие моральные ценности

него не вульгарное, ничем не сдергиваемое удовольствие, а особое состо­яние души, благородное спокойствие, умозрительная уравновешенность, безмятежность. Основой такого состояния выступает не любое, а лишь разумное и справедливое удовольствие, понимаемое как «свобода от теле­сных страданий и душевных тревог». Для этого необходимо добиться независимости от всего, что нарушает спокойствие: и от влияния внешне­го мира, и от собственных страстей и пустых желаний. Именно тогда наступает счастье, состоящее в невозмутимости духа.

В христианском вероучении понятие счастья обретает сугубо духов­ный смысл, связанный с Божественным откровением и не имеющий от­ношения к радостям земного бытия.

В эпоху Возрождения стремление к земному, ощутимому счастью вновь провозглашается вполне законным нравственным принципом по­ведения. Но особенно большое значение принцип эвдемонизма приоб­ретает в этике французских материалистов XVIII века. Счастье челове­ка было объявлено ими конечной целью всякого общества и всякой полезной деятельности людей. Стремление к счастью трактовалось как данное человеку от природы, а достижение счастья — как осуществле­ние подлинного назначения человека. Отдельные элементы классичес­кого эвдемонизма сохранились в современной западноевропейской эти­ке (например, в «фелицитологии» — учении о счастье О. Нейрата).

Философы и поэты, мудрецы и торговцы спорили и спорят о том, что есть счастье, и жаждут его: высокого, романтического или про­стого, житейского. Но чаще всего встречается модель, в рамках ко­торой счастье соотносится с неким благом, с обладанием им или созиданием его.

При этом иногда забывается: то, что есть благо и счастье для одних, для других вовсе таковым не является. Или: человек принимает что-то за благо (счастье), а через некоторое время не ставит это ни в грош. Или: человеку что-то кажется благом (счастьем), хотя объективно оно не яв­ляется таковым (иллюзия счастья). Вообще, если понимать счастье лишь как чувство удовлетворения от обладания благом или тем, что таковым представляется, то придется признать равноценность любых пережива­ний удовлетворения жизнью: и в случае совершения добра, и в случае совершения зла.

Между тем существует иное мнение: для того чтобы человек был счастлив, он должен не иметь, а быть (Э. Фромм): быть нравственной личностью, отличающейся определенными моральными качествами. И по-

Глава 11. Смысл жизни и Счастье 235

этому счастливый человек никогда не будет совершать заведомо злых поступков, иначе он утратит ощущение счастья. Еще Аристотель гово­рил, что добро — это путь к счастью и одновременно его составной элемент, то есть, совершая заведомо злые поступки, человек сознательно двигается в сторону, противоположную той, где находится счастье. По­этому «счастье» алкоголика, добравшегося до бутылки, «счастье» раз­вратника, соблазнившего очередную жертву, «счастье» зловредного че­ловека, испортившего настроение людям, — отнюдь не являются счастьем. И в каком бы блаженном состоянии ни находились названные субъекты, психологи утверждают, что они глубоко несчастливы (может, потому они столь склонны причинять зло другим?).

Очень важно разобраться в том, что в человеческом счастье зави­сит от объективных условий и что — от самого человека. Необхо­димым условием счастья, как, впрочем, и исходной предпосылкой человеческого существования вообще, является удовлетворение ос­новных потребностей. Поэтому стремление к материальному благо­получию и жизненному комфорту — норма человеческого суще­ствования. Но благополучие не должно отождествляться со счастьем. Ведь благополучие — это простое обладание благами, довольство обстоятельствами своей жизни. Писатель Ч. Айтматов справедливо заметил, что все, что мы получаем, — это условия жизни, и только то, что мы отдаем, — сама жизнь. Значит, благополучие — это характе­ристика предпосылок бытия индивида, а не сути его жизни. Счас­тье же — это сопровождающееся чувством глубокой моральной удовлетворенности переживание полноты бытия.

Насколько же счастье зависит от самого человека? А. Шопенга­уэр, рассуждая о жребии человека, называл три фактора, его опреде­ляющие.

Прежде всего, это — что есть сам человек как личность (его здоровье, сила, красота, темперамент, нравственный характер, умственные способ­ности, образование). Второе — что человек имеет (его имущество, соб­ственность). Третье — чем человек является в представлении других (его почет, ранг, слава). Первый фактор имеет явный перевес над двумя другими: между истинными личными преимуществами, преимущества­ми великого ума или великого сердца и всеми прочими преимущества­ми существует такая же связь, как между действительными королями и театральными. И поэтому для нашего счастья субъективная сторона, считал Шопенгауэр, несравненно важнее и существеннее объективной: