§ 6. Изначальная основа обоснования метафизики

Интерпретация сущности познания вообще и его конечности в частнос­ти в итоге дает следующий результат: конечное созерцание (чувственность) как таковое нуждается в определении со стороны рассудка. С другой сторо­ны, и конечный рассудок сам по себе зависим от созерцания; «Ведь слова понятны лишь в том случае, если им соответствует нечто в созерцании»⁴⁶. Потому, когда Кант говорит: «Ни одну из этих способностей [чувствен­ность или рассудок] нельзя предпочесть другой»⁴⁷, - то кажется, что это противоречит тому, что он все-таки определяет созерцание как фундамен­тальную характеристику познания. Но необходимая принадлежность чув­ственности и рассудка сущностному единству конечного познания не ис­ключает, но предполагает возможность иерархии, если мышление в струк­турном отношении опирается на созерцание как на ведущий акт представ­ления. Когда мы пытаемся проникнуть во внутренний смысл кантовской проблематики, именно эта иерархичность не позволяет пренебрегать взаимосвязанностью чувственности и рассудка, быть ей сглаженной в безраз­личной корреляции содержания и формы.

Может показаться, что в деле возвращения к изначальной основе воз­можности конечного познания достаточно констатировать простую и взаи­мосвязанную двойственность его элементов. Тем паче, что сам Кант ясно ориентировал "возникновение" (Entspringen) нашего познания на "два ос­новных источника души". «Наше познание исходит из двух основных ис­точников души, из которых первый - это восприятие представлений (рецептивность впечатлений), второй же - способность познавать через эти пред­ставления предмет (спонтанность понятий)»⁴⁸. Кант говорит и еще четче: «кроме двух этих источников познания» (чувственности и рассудка), у нас нет «никакого иного»⁴⁹.

Но эта двоякость источников не есть простое соседство: лишь в предопределенном их структурой единении обоих конечное познание может соответствовать своей сущности. «Лишь из их соединения может возник­нуть познание»⁵⁰. Единство этого единения, однако, не является итогом по­зднейшего сцепливания этих элементов; наоборот, именно то, что соединяет их, этот "синтез", и позволяет возникнуть элементам в их взаимосвязаннос­ти и единстве. Если же конечное познание имеет свою сущность именно в изначальном синтезе основных источников, а обоснование метафизики должно продвигаться к сущностному основанию конечного познания, то нельзя упустить того, что уже при предварительном обозначении "двух ос­новных источников" дается указание на их первичное основание, т. е. на их изначальное единство.

Ведь и сам Кант и во "Введении" к Критике чистого разума, и в ее за­ключении добавляет к простому перечислению двух основных источников заслуживающую внимания характеристику: «Лишь поскольку это кажется необходимым для введения или предварительного напоминания, следует указать, что имеются два ствола человеческого познания, вырастающие, возможно, из сообщного, но нам неизвестного корня, а именно - чувствен­ность и рассудок. Через первую - предметы нам даются, через вторую -мыслятся»⁵¹. «Мы довольствуемся здесь завершением нашего дела, а имен­но - наброском лишь архитектоники любого познания из чистого разума, и начинаем от той точки, где разветвляется всеобщий корень нашей способ­ности познания, и выделяются два ствола, один из которых - разум. Я пони­маю здесь под разумом высшую способность познания в целом и, следова­тельно, противополагаю рациональное эмпирическому»⁵². "Эмпирическое" указывает здесь на опытно вос-принимающее, рецептивность, чувственность как таковую.

"Источники" здесь постигаются как "стволы", исходящие из некоторо­го общего корня. Но в то время, как в первом положении "сообщный ко­рень" обозначается как "возможный", во втором, "всеобщий корень" ут­верждается как действительный. Тем не менее, в обоих случаях на этот ко­рень лишь указывается. Кант его не только не исследует, но даже обознача­ет как "нам неизвестный". Отсюда выясняется нечто существенное для об­щего характера кантовского обоснования метафизики: она не ведет к ясной как солнце абсолютной очевидности первого положения или принципа, но идет и сознательно указует в непознанное. Это - философствующее обосно­вание философии.