В: трансцендентальная способность воображения как корень обоих стволов

Если положенная основа не есть наличная почва, но имеет характер корня, тогда она должна быть основой так, чтобы позволять стволам вы­растать из себя, будучи им поддержкой и опорой. Если это так, то мы обре­таем искомое направление, в котором изначальность кантовского обосно­вания может быть разъяснена внутри своей собственной проблематики. Это обоснование будет более изначальным, если оно не просто примет заложен­ное основание, но раскроет, как этот корень является корнем для обоих стволов. А это означает не что иное, как сведение чистого созерцания и чис­того мышления к трансцендентальной способности воображения.

Но не бросается ли в глаза сомнительность подобного начинания, не говоря уже о возможности его успеха? Не низводится ли через подобное сведение способностей познания конечного существа к способности вообра­жения все познание лишь к деятельности воображения (Einbilden)? Не разре­шается ли тогда сущность человека в простую видимость?

Однако то, что, исходя из трансцендентальной способности воображе­ния как способности (Vermögen), возможно показать исток чистого созерца­ния и чистого мышления как трансцендентальных способностей, еще вовсе не является доказательством того, что чистое созерцание и чистое мышле­ние суть продукты деятельности воображения и как таковые - лишь нечто воображаемое (Einbildung). Из описанного нами раскрытия истока скорее следует: структура этих способностей укоренена в структуре трансцендентальной способности воображения так, что она может "вообразовывать" лишь в структурном единстве с ними.

По меньшей мере, должно оставаться открытым, является ли образо­ванное в трансцендентальной способности воображения лишь видимостью в смысле "лишь воображаемого". "Лишь воображаемым" обычно считается то, что не является действительно наличным. Но образованное в трансцен­дентальной способности воображения по своей сущности вообще не являет­ся чем-то наличным: ведь трансцендентальная способность воображения никогда не может быть онтически творческой. Поэтому образованное в ней никогда, по-существу, не может быть таким "лишь воображаемым". Ско­рее, образованный в трансцендентальной способности воображения гори­зонт предметов - разумение бытия (Seinsverständnis) - вообще впервые дела­ет возможным нечто подобное различению между онтической истиной и онтической видимостью ("лишь воображаемым").

Но не обладает ли онтологическое познание, чей сущностной основой должна быть трансцендентальная способность воображения, как сущностно конечное, наряду со своей истиной также и соответствующей не-истиной (Unwahrheit)? В самом деле, идея трансцендентальной не-истины заключает в себе одну из центральных проблем конечности, которая не только не ре­шена, но даже еще не поставлена, ибо базис для ее постановки еще только должен быть разработан. Это сможет произойти лишь в том случае, если сущность конечной трансценденции, а тем самым - и трансцендентальнойспособности воображения, будет вообще раскрыта в достаточной мере. Однако никогда не удастся выдать чистое созерцание и чистое мышление за нечто воображаемое лишь на том основании, что их сущностная возмож­ность может приводиться к сущностной структуре трансцендентальной спо­собности воображения. Трансцендентальная способность воображения не воображает чистое созерцание, но делает его возможным в том, чем оно "действительно" может быть.

Но если трансцендентальная способность воображения, поскольку она "образует" как корень, сама не является лишь воображаемым, то она, рав­но, не может мыслиться и как наличная в душе "основная сила". Ничто не является более далеким от этого возвращения к сущностному истоку трансценденции, чем монистически-эмпирическое разъяснение остальных способ­ностей души исходя из способности воображения. Само это намерение ока­зывается невозможным уже потому, что лишь после проведения сущностно­го раскрытия трансценденции только и решается, в каком смысле можно говорить о "душе" (von "Seele" und "Gemüt"), насколько изначально эти поня­тия передают онтолого-метафизическую сущность человека.

Скорее, возвращение к трансцендентальной способности воображения как корню чувственности и рассудка значит не что иное, как новое набра­сывание состава трансценденции на основу ее возможности в перспективе сущностной структуры трансцендентальной способности воображения, об­ретенной внутри проблематики обоснования. Полагающее основу возвра­щение продвигается в измерение "возможностей", возможных осуществле­ний возможным. Прежде всего, это значит, что, в конечном итоге, пока нам известное только как трансцендентальная способность воображения разре­шится в изначальные "возможности", так что само обозначение "способ­ность воображения" станет неадекватным.

Поэтому представляется, что дальнейшее раскрытие изначальности обоснования будет еще менее, чем уже представленные стадии осуществлен­ного Кантом выявления основы вести к абсолютному базису объяснения. Странность характера положенной основы, беспокоившая Канта, не может исчезнуть, но будет лишь увеличиваться по мере возрастания изначальнос­ти, подтверждая то, что для человека, как конечного существа, его метафизичес­кая природа является одновременно и неизвестнейшей и действительнейшей.

Если удастся показать трансцендентальную способность воображения как корень трансценденции, то проблематика трансцендентальной дедук­ции и схематизма впервые обретет свою прозрачность. Поставленный там вопрос о чистом синтезе спрашивает об изначальном единении, в котором единящее с самого начала должно соответствовать должным быть соеди­ненными элементам. Это образование изначального единства, однако, воз­можно лишь в том случае, если единящее по своей природе позволяет возникать единимому. Поэтому только функция корня, присущая положенной основе делает понятным изначальность чистого синтеза, т.е. его как раз­решающее возможность возникновения (ihr Entspringenlassen).

В последующей интерпретации, хотя ориентация на пройденный путь обоснования и удерживается, отдельные его стадии описываться более не будут. Специфическая связь чистой способности воображения, чистого со­зерцания и чистого мышления будут изначально раскрываться лишь по­стольку, поскольку само кантовское обоснование содержит указания на нее.