§ 18. Внешняя форма трансцендентальной дедукции

Что является поводом к тому, чтобы трансцендентальная дедукция как "демонстрация" трансценденции принимала форму "quaestio juris"? Чем определяется правомерность и ограниченность этой "юридической" поста­новки вопроса, проявляющейся, правда, лишь в первом введении к транс­цендентальной дедукции, но выпадающей в ее проведении?

Кант употребляет "дедукцию" не в философском значении deductio в отличие от intuitus¹²⁰, но так, как понимают выражение "правоведы". При правовом споре "полномочия" подтверждаются, или же в "притязаниях" отказывают. Для этого необходимы две вещи: сначала - установление об­стоятельств дела и объекта спора (quid facti), затем - предъявление того, что законом признается как обоснованное правом (quid juris). Показ правомер­ности притязания юристы называют "дедукцией".

Почему Кант представляет проблему возможности метафизики в форме подобной юридической дедукции? Лежит ли в основе проблемы внутренней возможности онтологии "правовой спор"?

Уже было показано¹²¹, что вопрос о возможности metaphysica generalis (онтологии) возникает для Канта из вопроса о возможности традиционной metaphysica specialis. Цель второй - рационально (исключительно из поня­тий) познать сверхчувственное сущее. В чистых понятиях (категориях) за­ключено притязание на онтическое познание a priori. Имеет ли оно право на это полномочие или нет?

Рассмотрение традиционной метафизики "в ее конечной цели" в отно­шении ее собственной возможности становится правовым спором. Чистому разуму должен быть "учинен процесс", "свидетели" должны быть допроше­ны. Кант говорит о "трибунале"¹²². Заключающийся в проблеме онтологи­ческого познания правовой спор требует дедукции, т.е. показа возможнос­ти априорной связываемости чистых понятий с предметами. Поскольку полномочия на употребление этих, не происходящих из опыта понятий не могут быть проверены через апелляцию к их фактическому употреблению, чистые понятия «всегда нуждаются в дедукции»¹²³.

Полномочие категорий должно быть определено через прояснение их существа. Как чистые представления единства в конечном представлении они сущностным образом отнесены к чистому синтезу, а тем самым - к чис­тому созерцанию. Иначе говоря, решение задачи, которая формулируется исключительно как quaestio juris, состоит в раскрытии сущности категорий:они суть не ноции, но чистые понятия, существенным образом связанные с чистой способностью воображения. Однако, поскольку по существу они именно таковы, они-то и составляют трансценденцию. Они также принима­ют участие в образовании "пред-оставления нечто...". Потому они суть пер­воначальные определенности предметов, т.е. сущего, поскольку оно встре­чается конечному существу.

Через аналитическое прояснение сущности категорий как сущностно необходимых составляющих, т.е. структурирующих связей транс­ценденции, доказывается их "объективная реальность". Однако для того, чтобы понять проблему объективной реальности категорий как проблему трансценденции, необходимо отрешиться от понимания кантовского назва­ния "реальность" (Realität) в смысле сегодняшней "теории познания", сог­ласно которой "реальность" есть то же, что "действительность" (обозначаемая Кантом через "существование" и "экзистенцию"). "Realitas" же скорее, как метко переводит Кант, значит "предметность" [как качественность] (Sachheit) и имеет в виду качественное содержание сущего, которое описы­вается через essentia. Задавая вопрос об объективной реальности категорий, мы спрашиваем о том, может ли представленное в чистых понятиях качест­венно-предметное содержание (Sachgehalt) (реальность) быть определенностью того, что является противостоящим, предстоит, конечному познанию, т.е. сущего как предмета (объекта). Категории объективно реальны, поскольку они присущи онтологическому познанию, которое "образует" трансценден­цию конечного существа, т. е. "пред-оставление нечто".

Теперь легко увидеть: если выражение "объективная реальность" ин­терпретируется не из сущности чистого синтеза трансцендентальной спо­собности воображения, которая образует сущностное единство онтологи­ческого познания, но при преимущественной ориентации на выражение "объективная значимость (Gültigkeit)" (употребляемое Кантом в связи с внешней, вводной формулировкой трансцендентальной дедукции как юри­дической постановки вопроса), причем значимость, вопреки смыслу кантовской проблемы, понимается как логическая значимость (Geltung) суждения -решающая проблема тогда совершенно выпадает из видения.

Однако проблема "истока и истины"¹²⁴ категорий является вопросом о возможной выявляемости бытия сущего в сущностном единстве онтологи­ческого познания. Но если этот вопрос должен быть конкретно понят и схвачен как проблема, тогда quaestio juris нельзя понимать как вопрос о значимости, тогда он есть лишь формула задачи аналитики трансценден­ции, т.е. чистой феноменологии субъективности субъекта, а именно - ко­нечного субъекта.

Но если как раз через трансцендентальную дедукцию решается принци­пиальная проблема, поводом к которой служила традиционная metaphysica specialis, разве не приходит тогда обоснование на разъясненной теперь ста­дии вообще к цели? И не подтверждает ли уже сказанное права прежнего понимания: при интерпретации Критики чистого разума трансценденталь­ную дедукцию следует рассматривать как центральное разъяснение внутри по­зитивной части "Учения о началах"? Для чего нужна еще одна стадия обос­нования онтологического познания? Что требует возвращения к еще более изначальному основанию сущностного единства онтологического познания?

………………………………………….