49. “Петербургские повести” н.В. Гоголя: смысловое единство цикла. Миф о Петербурге в произведении. Символическое значение повести “Невский проспект”.

Пребывание в Петербурге раздвинуло горизонты опыта Гоголя, расширило его знания «подлой современности», «безмозглого класса», правящего родиной. Глубоко отрицательные впечатления и горестные размышления, вызванные жизнью Гоголя на берегах Невы, в значительной мере сказались в так называемых «Петербургских повестях», созданных в 1831—1841 годах (в печати стали появляться с 1835 года).

Все «Петербургские повести» связаны общностью проблематики (власть чинов и денег), единством основного героя (разночинца, «маленького» человека), целостностью ведущего идейного пафоса (развращающая сила денег, разоблачение вопиющей несправедливости общественной системы). Они правдиво воссоздают обобщенную картину Петербурга 30-х годов, отражавшую концентрированно социальные противоречия, свойственные всей тогдашней нашей стране.

При главенстве сатирического принципа изображения Гоголь особенно часто обращается в этих повестях к фантастике и излюбленному им приему крайнего контраста. Он был убежден, что «истинный эффект заключен в резкой противоположности». Но фантастика в той или иной мере подчинена здесь реализму.

В «Невском проспекте», опубликованном во второй части сборника «Арабески» (1835), Гоголь отразил шумную, суетливую толпу людей самых различных сословий, разлад между возвышенной мечтой (Пискарев) и пошлой действительностью, противоречия между безумной роскошью меньшинства и ужасающей бедностью подавляющего большинства, торжество эгоистичности, продажности, «кипящей меркантильности» (Пирогов) столичного города. В повести «Нос», впервые напечатанной в «Современнике» (1836, т. 3), рисуется чудовищная власть чиномании и чинопочитания. Углубляя показ нелепости человеческих взаимоотношений в условиях деспотическо-бюрократической субординации, когда личность, как таковая, теряет всякое значение, Гоголь искусно использует фантастику. Абсурдность действительности определяет и абсурдность формы ее художественного воплощения.

В повести «Портрет» Гоголь, откликаясь на широкий круг проблем, связанных с искусством, более глубоко изложил свои суждения о его сущности и назначении. Начальная редакция этого программного произведения вошла в первую часть «Арабесок» (1835). Осуждая натурализм и ложную идеализацию, писатель считал предметом искусства лишь прекрасное, высшим выраженаем которого является божественное, христианское. В этом ограничении тематики искусства сказалось влияние на писателя реакционно-романтических теорий. В критической литературе указывалось на переклички этого произведения с повестями о художниках не только Гофмана, но и Бальзака ( «Неведомый шедевр»), Ваккенродера и Тика ( «Об искусстве и художниках. Размышления отшельника, любителя изящного»).

Во второй редакции «Портрета», напечатанной в «Современнике» (1842) и являющейся апологией реализма, объектом искусства прокламируется уже вся действительность, ее прекрасное и безобразное, высокое и низкое. Справедливо утверждая высокий идеал искусства, Гоголь в то же время пытается сблизить его с религией. Поддаваясь воздействию реакционно-идеалистической эстетики, впадая в заблуждение, писатель выдвигает перед искусством задачу успокоения и примирения. Так в противоречивом мировоззрении автора «Портрета» прорывались зачатки религиозно-мистических суждений. Но в обеих редакциях «Портрета» раскрывается губительная, развращающая власть денег.

В повести «Записки сумасшедшего», вошедшей во вторую часть «Арабесок» (1835), писатель отобразил пошлость стремлений чиновно-бюрократического сословия, ограниченных чинами, орденами, карьерой, и трагическую судьбу «маленького» человека, ощущающего явную несправедливость окружающих его обстоятельств, страдающего от социальной ущемленности и неполноценности.

В повести «Шинель» Гоголь с подлинно артистическим искусством воссоздает контраст между бесчеловечной средой, вызывающей негодование, и ее жертвой, возбуждающей сострадание. Для изображения среды, в особенности ее более или менее важных персон, олицетворяющих бездушие правительственного механизма, используются средства сатиры: в виде уничтожающего каламбура, едкой шутки и т.д.

Тема „маленького“, бесправного человека, идеи социального гуманизма и протеста, так громко прозвучавшие в повести „Шинель“, сделали ее этапным произведением русской литературы. Она стала знаменем, программой, манифестом натуральной школы, открыла собой вереницу произведений об униженных и оскорбленных, несчастных жертвах самодержавно-бюрократического режима, взывающих о помощи, и прокладывала путь последовательно-демократической литературе. Эту великую заслугу Гоголя отметили и Белинский, и Чернышевский.

Анализ повести «Невский проспект»     Тема Петербурга. Оценка Петербурга всегда была неоднозначна: ненависть и любовь сплетались воедино. Именно сюда стремились, будучи молодыми, самые выдающиеся деятели России. В Петербурге осуществлялись их честолюбивые мечты. Но с другой стороны, здесь им приходилось терпеть унижение и нужду; город будто засасывал людей в болото -болото пошлости, глупости, показной роскоши, за которой нередко скрывалась крайняя нищета, и центром этого болота, сердцем Петербурга был знаменитый Невский проспект.     Н. В. Гоголь в повести «Невский проспект» писал; «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все».     

Несмотря на огромное количество народа, проходящего в любое время по проспекту, все же меж ними не создается ощущения общности, целостности. Единственное, что объединяет их, — место встречи, Невский проспект. Как будто «какой-то демон искрошил весь мир на множество разных кусков и все эти куски без смысла, без толку смешал вместе».     И вот из этой людской мешанины встают перед читателем двое: поручик Пирогов и «молодой человек во фраке и плаще» -Пискарев. Первый хорошо ориентируется в современной ему действительности, он прекрасно знаком с «рулеткой» величественного города: риск, вечный риск, и если ты готов пойти на него, то Петербург — жестокий и беспощадный, но в то же время способный помочь осуществлению самых сокровенных, самые безнадежных, самых нелепых мечтаний -станет твоим.     Поручик идет на риск и оказывается в проигрыше, но для него в этом нет ничего необычного, а тем более трагичного. Он без особого труда справляется с охватившим его «гневом и негодованием», причем происходит это не без влияния Невского проспекта: «Прохладный вечер заставил его несколько пройтись по Невскому проспекту; к девяти часам он успокоился...».     А вот другой персонаж — герой в плаще и фраке — следует примеру своего друга и так же, как он, проигрывает. Однако для него — одинокого и чужого в северной столице — этот проигрыш становится роковым. «Застенчивый, робкий, но в душе своей носивший искры чувства, готовые при случае превратиться в пламя», художник Пискарев доверяет Невскому проспекту всю свою жизнь, в то время как Пирогов, рискуя вроде бы всем, не теряет ничего. Для него это игра, а для Пискарева — жизнь. Тонко чувствующий мир человек не может в один день сделаться черствым и грубым, перестать верить миру, позабыть о разочаровании, которое принес ему знаменитый проспект.     Параллельно ведущийся рассказ о двух героях, противоположных по характеру и судьбе, помогает читателю лучше понять противоречивость самого Невского проспекта.

В повести «Невский проспект» изображен Петербург дневной и ночной. Днем это «главная выставка всех лучших произведений человека. Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой - греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая - пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку…»

При вечернем освещении Невский проспект выглядит иначе. «Тогда настает то таинственное время, когда лампы дают всему какой-то заманчивый, чудесный свет». От уличного фонаря уходят, каждый в свою сторону, художник Пискарев и поручик Пирогов, оба мелкие неудачники. Один расстается с жизнью, другой легко забывает стыд и позор за пирожками в кондитерской и вечерней мазуркой. Выдающиеся критики и писатели того времени, например, Белинский, Аполлон Григорьев и Достоевский, - люди несходных убеждений - одинаково восторгались гоголевским Пироговым как бессмертным образом пошлости (пошлости в смысле бездуховности).

Художник Пискарев мечтает о возвышенной красоте, а сталкивается с той же пошлостью, но в другом роде - с уличной женщиной. Гоголь изображает картину ночного города, как он чудится устремившемуся за своей мечтой художнику: «Тротуар несся под ним, кареты с скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз» .

Ночному Петербургу принадлежит и мечта Пискарева - его прекрасная дама, так жестоко обманувшая его эстетические иллюзии. «О, не верьте этому Невскому проспекту! - восклицает автор в конце повести. - Все обман, все мечта, все не то, чем кажется! Вы думаете, что этот господин, который гуляет в отлично сшитом сюртучке, очень богат? Ничуть не бывало: он весь состоит из своего сюртучка. Вы воображаете, что эти два толстяка, остановившиеся перед строящеюся церковью, судят об архитектуре ее? Совсем нет: они говорят о том, как странно сели две вороны одна против другой. Вы думаете, что этот энтузиаст, размахивающий руками, говорит о том, как жена его бросила шариком в незнакомого ему вовсе офицера? Совсем нет, он говорит о Лафайете».