статья литра источники / discourse2014

стояний в виде счетных, рекурсивных процессов в двух ипостасях: внешнюю (структурную) репрезентацию и внутреннюю (ментальную) репрезентацию. Эти репрезентации (внешняя, структурная, чаще всего представленная формой языкового выражения) и внутренняя (ментальная, образно-символическая) интегрированы друг в друга и структурированы в единую фреймовую конфигурацию. Фреймовая конфигурация такого комплексного ментального образования, построенного на регулятивно - меметической основе по определенной типовой схеме или матрице (Романов, 1983), позволяет выстраивать, структурировать и индивидуализировать (т.е. ориентировать, «привязывать» их либо к типовой категории адресата, либо к отдельным индивидам) весь ход, всю оперативную систему преобразований с таким ментальным образованием вне контроля со стороны адресата, т.е. бессознательно.

Литература

1.Адамец П. Образование предложений из пропозиций в современном русском языке.

–Прага: Академия, 1978. – 159 с.

2.Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. – М.: Языки русскойкультуры, 1996. – 464 с.

3.Романов А.А. Фреймовая семантика в аспекте автоматической обработки текстов // Международный семинар по машинному переводу. Тез. докладов. – М.: Всесоюзный Центр Переводов, 1983. – С. 188 – 190.

4.Романов А.А. Семантика и прагматика немецких перформативных высказыванийпросьб. – М.: ИЯ РАН, 1982/2005. – 153 с.

5.Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. – М.: ИЯ АН СССР, 1988. – 183 с.

6.Романов А.А. Иллокутивные знания, иллокутивные действия и иллокутивная структура диалогического текста // Текст в коммуникации. Сб. научных трудов / Отв. ред. проф. А.А. Романов, А.М. Шахнарович. – М.: ИЯ АН СССР, 1991. – С. 82 –100.

7.Романов А.А. Говорящий лидер в деловом общении // Человек говорящий / Homo loquens: Язык. Познание. Культура / Сб. научных трудов. Отв. ред. проф. А.А. Романов. – М. – Тверь: ИЯ РАН, 1995. – С. 56 – 70.

8.Романов А.А. Суггестивная модель речевого общения: Манипуляция или игра со смыслами? // Романов А.А. Лингвистическая мозаика. Избранное. – М.: ИЯ РАН, 2006. – С. 269 – 295.

9.Романов А.А. Мемезис перформативного знания о функционировании естественноязыковых практик // Электронный научный журнал «Мир лингвистики и коммуникации». [Электронный ресурс] / А.А. Романов. – Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК. – 2011, № 2 (23). - ISSN 1999-8406; Гос. рег. № 0420800038. Режим доступа: http://tverlingua.ru

10.Романов А.А., Черепанова И.Ю. Языковая суггестия в предвыборной коммуникации.

–Тверь: Герс, 1998. – 205 с.

11.Романов А.А., Черепанова И.Ю. Суггестивный дискурс в библиотерапии. – М.: Лилия ЛТД, 1999. – 128 с.

131

Е.А. Семенец

ДОМИНАНТЫ ИДЕНТИЧНОСТИ ИНДИВИДА В ДИСКУРСИВНЫХ ПРАКТИКАХ МЕДИАСФЕРЫ

Экология человека, целостной личности – одна из важнейших проблем в культуре постмодерна. Дискурсивные практики массовой коммуникации представляют разные грани этой проблемы: децентрация субъекта и сокращение сферы приватности, многообразие социальных ролей индивида и неоднозначность его идентичности.

“Децентрация субъекта” как один из ключевых вопросов постструктуралистского и постмодернистского мышления представлена различными аспектами своего осмысления. Мишель Фуко в “Археологии знания” анализирует разобщенность человеческой природы, ее разноплановость с точки зрения психоанализа, лингвистики, антропологии, в частности “децентрованность” субъекта в аспектах сексуальности и сферы подсознательного, языковых схем и процедур мышления, мифов и способов поведения. Столь же децентрирован субъект и относительно глубинных механизмов дискурсообразования, поскольку принципиально не способен критически их осознавать, не способен сознательно воспринимать “оперативные правила эпистемы”. Существует полная зависимость индивида от языка: не только бремя господствующей идеологии дискурса (М. Фуко) – даже сфера бессознательного, этот последний оплот суверенности человека, оказывается структурированной по законам языка (как свидетельствует психоанализ Ж. Лакана). Децентрированный субъект, растворенный в формах языкового порядка.

Философское осмысление этой проблемы – в “Словах и вещах” М. Фуко, с характерным завершением работы, раскрывающим изменение образа человека в связи с изменением фундаментальных установок знания: “Если эти диспозиции исчезнут так же, как они некогда появились, если какое-нибудь событие, возможность которого мы можем лишь предчувствовать, не зная пока ни его облика, ни того, что оно в себе таит, разрушит их, как разрушена была на исходе XVIII века почва классического мышления, тогда – можно поручиться – человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке”1.

Постмодернистская проблема теоретической “смерти человека” (“смерть субъекта” (М. Фуко) и “смерть автора” (Р. Барт)) в литературоведении разрабатывалась в русле теории интертекстуальности и была продолжена понятиями “смерти” индивидуального текста, растворенного в явных или скрытых цитатах, в конце концов – “смерти” читателя, с его неизбежно цитатным сознанием в изменяющемся поле игры литературного письма.

Новые медиа постмодерной эпохи, по заключению В. В. Савчука, порождают новую конфигурацию субъекта, отличительной чертой которой является не только децентрация, а в пределе – все-присутствие. Новые средства комму-

1 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. сфранц. В.П. Визгина, Н.С. Автономовой. –

СПб.: A-cad, 1994. – С. 403.

132

никации создают своеобразную систему принуждения, поскольку “сформированное общество обусловлено технологией его сборки и зависит от средств коммуникации во всех отношениях”. Вспоминая максиму Августина: “Мы часто наслаждаемся тем, чем надо пользоваться, и пользуемся тем, чем нужно наслаждаться”, – философ отмечает, что при этом средство становится целью, а цель – средством: “<…> компьютер из орудия вычисления становится средой (сетью) жизни, а сама полнокровная жизнь – потоком электронных образов, предметный мир – плоским экраном”1.

Разрушение личного пространства человека и утрата приватности – закономерные следствия этих процессов. Поль Вирилио в эссе “Машина зрения” анализирует тенденцию роста количества устройств для “моментальной ретрансляции в городе, в промышленности и частной жизни. Теленаблюдение в реальном времени без устали разыскивает неожиданность, экспромт, все случающееся внезапно здесь и там, каждый день, в банках, супермаркетах и на спортплощадках, где видеосудейство с некоторых пор оказалось выше полевого арбитра”2. В “Информационной бомбе” в связи с этим ученый пишет о вебкамерах, выставляющих напоказ личное пространство отдельного человека, и о феномене дигитального вуайеризма: “Благодаря освещению в реальном времени, пространство-время места обитания оказывается потенциально связанным с пространством других людей и страх выставить напоказ повседневную личную жизнь сменяется желанием предоставить себя взглядам всего мира”3. При этом вспоминает сотовые телефоны, стирающие грань между частной жизнью и рабочим временем, говорит о технологиях ускорения, которые – под воздействием ежесекундного непосредственного насилия всеобщих коммуникаций – ведут к новому состоянию сознания.

Новые медиа предельно усиливают власть идеологии (вплоть до полной деперсонификации человека-адресата тоталитарного дискурса – как сказано у Дж. Оруэлла о контроле Большого Брата над человеком: “Вы не существуете!”), власть техники и вещей (“телекран” в романе “1984” как воплощение этой власти), власть информации (когнитариат, нетократия как новый класс в современном информационном обществе, в чьи руки, а скорее – мозг, переходит реальная возможность управлять социумом).

Если эпоха Web 2.0 дала человеку способность самому создавать контент интернета, то на основе Web 3.0 пользователи уже не только продуцируют контент, но и сами его сертифицируют. Благодаря этому связи в интернете выстраиваются по-новому: на основе изучения приоритетов пользователя сервис предлагает ему близкий онлайновый круг людей для общения (сети Last.FM, Imhonet и под.).

Соответственно в сети работают инновационные методы рекламы и PR, которые на основе анализа предыдущих поисковых запросов предлагают ин-

1 Савчук В.В. Медиафилософия: формирование дисциплины // Медиафилософия / Под ред. В.В. Савчука. – СПб.: Изд-во СПб. Философского общества, 2008. – С. 20.

2 Вирильо П. Машина зрения / Пер. с фр. А. В. Шестакова; под ред. В.Ю. Быстрова. – СПб.: Наука, 2004. –

С. 119.

3 Вирилио П. Информационная бомба. Стратегия обмана / Пер. с фр. И. Окуневой. – М.: ИТДГК “Гнозис”, Фонд “Прагматика культуры”, 2002. – С. 50.

133

формацию с учетом индивидуальных вкусов и интересов конкретного человека. Поисковые сервисы как системы тотального контроля преследуют человека, услужливо предлагая то, что подходит ему на основании проанализированных

ивычисленных сетью поисковых запросов, а следовательно, и собственных предпочтений человека. Они, по сути, программируют и дальнейшие его жизненные интересы и действия.

Согласно общей тенденции персонализации информационных сообщений в современных СМИ, Facebook предлагает своим пользователям персонифицированные новости. Основываясь на статистике поведения в сети и учитывая информационные потребности потребителя, социальная сеть и в дальнейшем будет решать, что он будет читать, и предлагать ему соответствующий контент. Тем самым Facebook предпринимает шаги к превращению в своеобразное лич-

ностно ориентированное онлайн-СМИ – по словам самого Марка Цукерберга, “персонализированную газету для всех и каждого”1. Новостная лента Facebook будет формироваться не только из обновлений статусов друзей, но и из контента онлайн-СМИ, отобранного сетью Facebook. В эту ленту имеют шансы попасть сообщения именно тех изданий, которые получили в Facebook статус качественных.

“Цифровые отпечатки” деятельности человека в интернет-пространстве позволяют анализировать процессы качественных изменений и фазовых переходов в идентификации личности. С одной стороны, виртуальная действительность медиа-сферы создает условия для децентрации субъекта и расщепления его сознания: один человек может выступать в киберпространстве в разных ролях, под разными масками и аватарами. Здесь можно “примерить” на себя любую идентичность, даже несколько различных, порой противоположных и противоречивых, идентичностей. Такому расщеплению идентичности противостоит блогосфера с ее потенциальными возможностями реконструкции и новой центрации субъекта. В свою очередь, группы в социальных сетях создают платформу для консолидации групповой идентичности. В виртуальной среде возникают и новые возможности для раскрытия человеком самого себя и для добродетельности (ср. феномен “новой искренности” человека в интернете, как называет это явление В.В. Савчук).

Феномен идентичности – результат самоосознания человека, осознания сущности своего “Я” в социальном пространстве и времени. Идентификация (процесс обретения идентичности), как известно, достигается через акты установления связей, различий и тождеств с коллективными сущностями. Антропологические маркеры определяют актуальность исследований идентичности религиозной, политической, этической, лингвистической, возрастной, гендерной

ипрофессиональной, этнонациональной и локальноцивилизационной2. Важ-

ный методологический акцент в философском понимании этого явления (Т. Адорно, Ж. Делез, Ж. Деррида, Э. Левинас и др.) – критика интерпретации

1 Попова М. Как Facebook будет выбирать, что читать пользователям // http://biz.liga.net/all/it/stati/2695939-kak- facebook-budet-reshat-za-svoikh-polzovateley-chto-im-chitat.htm (27.01.14).

2 См., напр., обзор: Козин Н. Г. Идентификация. История. Человек // Вопросы философии. – 2011. – № 1. – С. 38.

134

идентичности как исключительно тождества, подчеркивание первичности “различий” относительно “тождества” в определении идентичности человека.

Особая роль в решении проблемы принадлежит подходам психологическому и социологическому. В соответствии с социологическим подходом, идентичность формируется в результате соотнесения субъекта с коллективом, осознания человеком своей причастности к определенной группе и подтверждения коллективом социального статуса субъекта. Статусно-ролевые концепции рассматривают идентичность как социализированную часть “Я” в ее соотнесенности с самостью, как способ для субъекта увидеть себя со стороны. У человека несколько идентичностей, с учетом многоаспектной реализации личности в обществе. Следовательно, “Я” представляет собой совокупность определенных ролей. Тем самым идентичность приравнивают к удачно “сыгранной” роли, а идентификацию трактуют как смену социальных ролей.

В картине мира человека выстраиваются определенные уровни самоидентификации: субъект как носитель образа “Я” – субъект как носитель групповых ценностей и норм – субъект как носитель социального менталитета. Таким образом, сложная организация феномена идентичности человека в значительной мере воспроизводит гетерогенность, многомерность и иерархичность социального бытия.

Важно учитывать соотношение и взаимодействие идентичности индивидуальной и идентичности коллективной (носителем которой может быть социальная группа, социум в целом). Стоит отметить, что идентичность человека определить сложнее, чем идентичность социального объединения. С точки зрения синергетики, часть может быть сложнее целого в своей организации, сложнее по спектру возможных форм и поведению – если эта часть, по сравнению с целым, имеет более высокий показатель нелинейности: “Человек сложнее социальной группы или общества, ибо его нелинейность выше. Сильная нелинейность означает, что соответствующее структурное образование на своем уровне организации обладает более сложным спектром форм-структур и возможных режимов развития”1.

Модели организации общества относительно просты: в нем существуют определенные каналы, ведущие к структурам-аттракторам и таким образом предопределяющие возможные направления эволюции. Человек, с неоднозначностью его мировосприятия, психики и поведения, с его свободой воли и возможностями выбора, адаптивными механизмами и творческими способностями, наделен, соответственно, и мощным эмерджентным инновационным потенциалом, и риском балансирования “на грани хаоса”. Целостность человеческой индивидуальности не противоречит возможностям фазовых переходов и качественных изменений, напротив – предполагает неединичность эволюционного пути субъекта, в силу прежде всего высокой нелинейности организации его ментальной сферы.

1 Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика: Нелинейность времени и ландшафты коэволюции. – М.: Ком-

Книга, 2007. – С. 184.

135

Доминантами постмодерной эпохи обусловлен характерный акцент в современной рекламе – апеллирование к самой идее человеческой идентичности. На это, в частности, обращает внимание Славой Жижек, вспоминая сдвиги, произошедшие в “логике потребления” после 1968 года. Существуют три способа того, как нас призывают к потреблению, говорит он: “Первый, самый простой, утилитарный, в котором нас отсылают к реальным свойствам объекта. Если вы хотите «лендровер», реклама скажет вам, что это очень мощный автомобиль, который может забираться высоко в горы, в котором много места для дорожных сумок и т.д. Следующий уровень – это так, как это делалось в 1950-х и 1970-х: быть не хуже, чем сосед. Здесь вас призывали покупать «лендровер», чтобы утвердить свой социальный статус. Я утверждаю, что сегодня рекламируют что-то новое. Это не реальное свойство объекта и не его статусная символичность. Это аутентичный опыт в терминах new age. Это ссылка к вашему действительному «я». Сегодня реклама призывает вас к разрыву с ограничениями городской жизни, призывает почувствовать себя соединенным с Землей. «Реализуйте свой творческий потенциал путешественника. Покупайте «лендровер»!». Теперь покупка «лендровера» является путем постижения самого себя”1.

По сути, это новая идеология отсылки к личности, идеология, направленная на поиск человеком своей “истинности”. Такой подход тиражируется, множится в своих проявлениях, вплоть до абсурдного, как, например, в телевизионном рекламном ролике (март 2013 г.):

“– Я люблю посміятися. Та коли почала носити зубні протези, стала боятися, що протез випаде, якщо я засміюсь. Нарешті чоловік спитав, куди поділася його веселушка.

–Я рекомендую крем «Корега» навіть для добре налагоджених протезів. Адже він фіксує протез у ротовій порожнині.

–Тепер я постійно користуюсь «Корегою». Я – знову я. І чоловік називає мене своєю веселушкою”.

Финский писатель и журналист Мартти Ларни в романе “Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле” (1957 г.) сатирически изображал мир рекламы США в послевоенные годы, в частности рекламу виски: “<…> Но никакой успех не может быть полным без виски «Сани Брук». «Сани Брук» освежает и порождает благородные мысли. «Сани Брук» – это наиболее ходовое, наиболее распространенное, наиболее широко продаваемое виски в мире. Это – король виски, которым всегда может по праву гордиться наша страна. Не тратьте времени на выбор сорта виски. «Сани Брук» – это ваше виски, виски специ-

ально для вас!..”2.

Философия “самопознания и самоутверждения” – современный тренд в рекламе алкогольной продукции. “Время течёт… Мы остаёмся собой…” – рекламный слоган крепких напитков “Зеленая марка” (компания-владелец – “Рус-

1 Жижек в Кембридже: “Изнасиловали? Давайте обсудим” / Майя Праматарова // http://os.colta.ru/society/world/details/5726/page1/ (19.02.14).

2 Ларни М. Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле: Роман / Пер. с финск. В. Богачева. – М.: Изд-во ино-

стр. лит., 1959. – С. 67.

136

ский алкоголь”). В основу рекламных кампаний водки “Главспирттрест – Зеленая марка” была положена идея “бренда, который продает себя сам”. Идея заключалась в том, чтобы построить вокруг продукта особый мир, который создавал бы в местах продажи определенную эмоциональную атмосферу: “Предложив людям не водку, а особый мир, можно было не тратить больших средств на продвижение и оттяпать кусочек рынка, никто бы и не заметил”1, – говорит Вадим Касьянов, директор по маркетингу.

Целевой аудиторией были определены немолодые мужчины, покупающие водку раз в месяц для распития в хорошей компании. Мир своей “ностальгической” водки Вадим Касьянов решил воссоздать из осколков советского прошлого. Выигрышными были дизайнерские и маркетинговые решения: в частности, атрибутами этого мира стали специально разработанные дизайнерами, прилагающиеся к бутылке водки граненый стакан, портфель, деревянный ящик, графин – все вместе призванные воспроизводить стилистику и атмосферу советского прошлого, формировать особую культуру потребления водки “Главспирттрест”.

В связи с идеей апеллирования к человеческой идентичности красноречиво и новое позиционирование бренда пива “Hike”. Стартом новой рекламной кампании (август–сентябрь 2013 г.) стал ролик “Я делаю”: “Я роблю те, що в мені горить. І це запалює. Роблю те, що хочу. І всі хочуть те, що я роблю. Я роблю те, що вмію – це легко, як дихати. Роблю те, що хвилює. І мене не хв и- лює. Я не маю вільного часу – я вільний повсякчас. Це моя пристрасть, моя правда, моя свобода. Робота? Я роблю те, що люблю. Я не займаюся робо-

тою, я займаюся любов’ю. «Hike» – це легко!”

“Freedom is your way” – философия бренда этого премиального молодежного пива. Философия, построенная на идее свободы во всем, на идее свобо д- ной реализации человека, его природных способностей и задатков. “Hike” позиционируется как товар для тех, кто “осмелился сделать любимое дело делом своей жизни”. (В целом промокампания обновленного бренда пива “Hike” интересна для рекламного рынка Украины тем, что основным каналом коммуникации в ней выступает не телевидение (что более привычно для пивных брендов), а цифровые носители).

В современном обществе потребления идентификация осуществляется преимущественно по брендам. Г. Л. Тульчинский отмечает, что в ХХ веке происходит “отход от “больших идентичностей” личности, т.е. отождествления ее с определенным государством, нацией, этносом, конфессиональной принадлежностью. Люди все больше идентифицируются именно по брендам (что они едят, носят, что читают, смотрят, слушают, в чем ездят, где отдыхают)”. При этом очевидны сдвиги, произошедшие в семантическом наполнении самого слова бренд: от просто зарегистрированного названия торговой марки, имениидентификатора собственности – к “обещанию реализации желаемых пережи-

1 http://www.top20brands.ru/ru/brand/brand_zelenaya_marka.html (19.02.14)

137

ваний”, к “волшебной истории о магическом артефакте, обладание которым открывает дверь в царство мечты”1.

С крейсерской скоростью в океане рыночной конкуренции бренд устремляет в своем кильватере мысли и чаяния своих приверженцев, определяет их представления и мечты об идеальном будущем. Новейшие технологии рекламы и PR основываются, прежде всего, на принципах причастности потребителя к рекламируемому продукту, на идентификации с брендом. При этом эффективность и успех масс-медийного сообщения все в большей степени предопределяются персонализированными гуманитарными технологиями.

Л.Н. Синельникова

ДИСКУРС РЕАГИРОВАНИЯ В КОНТЕКСТЕ ИНФОРМАЦИОННОЙ ВОЙНЫ

Дискурс реагирования (далее – ДР) – существенное, едва ли не доминирующее звено объёмного пространства политических коммуникаций: в любой период власть утверждает себя в конкурентной борьбе, которая в относительно мирном политическом противостоянии связана с деятельностью по «возвышению» собственного имиджа и «снижению» имиджа оппонентов. В кризисный период с любым названием: революция, переворот, мятеж и т.д. – политические коммуникации переходят в формат острой информационной войны. Аудит такого рода коммуникаций с позиций лингвистики дискурса требует внимания к сказанному, написанному, к стилю общения, к ключевым словам, фразам, то есть ко всему тому, что имеет безусловную значимость для идентификации противоборствующих сторон и для определения их возможности влиять на общественное сознание. Лингвистическое знание в соединении с дискурсным подходом нацеливает на понимание языковых проявлений и свидетельств в ко- гнитивно-психологическом и прагматическом аспектах.

Специалист по информационным войнам Г.Г. Почепцов в последних по времени размещения в интернете статьях справедливо акцентирует факт экспансии информационной войны во всех социально значимых сферах как инструмента конкурентной борьбы: «Информационная война стала сегодня в центре политики, экономики и военного дела. «Мирные» применения этого инструментария давно вышли за пределы его военного использования. Принятие решений существует во всех областях, и в случае конкурентного столкновения начинается борьба за единственность одного решения и против решений альтернативных» [6].

В политических коммуникациях транзитного общества, к числу которых относится Украина, разделение информационной и психологической войны перестаёт быть значимым: в активной фазе политического противоборства систе-

1 Тульчинский Г.Л. Новая антропология: личность в перспективе постчеловечности // Вопросы философии. – 2009. – № 4. – С. 51.

138

ма информации организуется таким образом, чтобы не просто влиять на мнения, эмоции и поведение людей, но и оказывать на них сильнейшее психологическое воздействие. «Дискурс консолидации» и «дискурс разобщения» в условиях информационной войны интегрируются в некий общий конгломерат «дискурса реагирования», и эта взрывоносная интеграция фиксируется в несовместимой разнородности коммуникаций. «Час икс» в политике – время, когда сообщающиеся сосуды «власть – оппозиция» перестают действовать с оглядкой на нормативные предписания, в результате чего (воспользуемся понятиями из характеристики сообщающихся сосудов в физике) «разность уровней» пребывания в информационном пространстве увеличивает «напор», сносящий перегородки в виде журналистской этики, политкорректности и под.

В номинацию «дискурс реагирования» заложено сложное в психологическом отношении понятие – реакция. Реакция (от лат. re – против, action – действие) – акт поведения, инициируемый неким событием внешнего мира, поведением другого человека, других людей, с которыми вступаешь во взаимодействие. Реакция связана с целым спектром состояний: ощущениями, представлениями, мыслями, эмоциональными переживаниями, с настроением. Реакции могут быть произвольными и непроизвольными, но в любом случае они возникают в ответ на стимул из внешнего, событийного, мира и проявляют отнош е- ние к такому стимулу. Реагировать – отзываться каким-нибудь образом на раздражение, воздействие извне; проявлять своё отношение к чему-либо.

Как реакция, так и реагирование связаны с событием, то есть с определённым положением вещей, являющимся частью бытия человека или общества в целом. Но только реагирование делает возможным включение события в интерпретирующий медийный контекст, то есть в контекст, в котором семантика, прагматика и векторы интерпретации оказываются взаимообусловленными [3]. Происходит движение от события к его переработке общественным сознанием и далее (если событие имеет социальную значимость или если такая значимость приписывается ему СМИ), начинаются ответные действия. Поскольку информационная война нуждается в событиях, любое значительное или незначительное действие может быть (по умолчанию или по ситуативной договорённости) превращено в событие.

Политический дискурс, как и любой другой, отражает и вербально обеспечивает органическую связь между текстом и контекстом. Стремление создать негативный контекст реализуется в негативных текстах, и между контекстом и текстом в этом случае создаются особые корреляционные отношения: негативный текст начинает принимать участие в создании негативного контекста. В условиях интенсивно организованной информационной войны происходит «раскручивание спирали» событий, возрастает степень неконтролируемой информационной вариативности. Одна интерпретация влечёт за собой другую, поддерживающую или опровергающую предыдущую. Увеличение объёма интерпретаций одного и то же события при одновременном снижении ответственности неизбежно повышает уровень провокативности в «ленте событий». Нарративная цепочка «кто/что? – где? – когда?», которая в своей целостности должна быть носителем фактологичности и конкретности, перестаёт свидетель-

139

ствовать о совпадении с действительностью. Отличить события от псевдособытий по признакам объективной модальности (применения категории наклонения, времени, персональности, детерминации, соотношения репродуктивного и информативного сегментов) далеко не всегда представляется возможным.

В ДР действуют две основные коммуникативные установки: вытеснение (убрать аргументы оппонентов) и замещение (заменить своими, придав им максимально убедительную, вызывающую доверие адресата форму). Информационная война – это прежде всего вербальная война [7]. ДР представляет собой «войну языковых знаков» как «войну дискурсов». Событие превращается в событийную среду, в которую включаются всё новые и новые аргументы «замещения». В результате интерпретация сама становится событием. Информационная война – это избыточность одних новостей, их интерпретаций и игнорирование других. Критерий выбора универсален – ценностные идеологические предпочтения.

Вусловиях политического кризиса вербальная подача события в полной мере соответствует «определённым соглашениям» по поводу контента канала или издания. Для так называемых «олигархических каналов» характерна резкая смена речевого облика журналиста в сторону категоричности и безальтернативности оценок, порой неполиткорректного поведения, неуважения к мнению собеседника «с другой стороны». Связанная со свободой слова формула «журналисты без границ» в условиях жёсткой информационной войны модифицируется в вариант «журналисты без этических ограничений и норм». Изменения ролевых регистров журналистов – от профессиональной ответственности к конъюнктурному поведению – порой основываются не только на естественном для современной журналистики желании угодить целевому адресату, но и угодить «хозяину».

Вусловиях нацеленности на новостную информацию по теме главного события происходит сужение интерактивных действий, их жанровостилистического разнообразия, поскольку каждая привязанная к каналу журналистская корпорация, формируя повестку дня, работает преимущественно со своим адресатом, то есть с теми людьми, которые разделяют декларируемую позицию. Точка зрения оппонентов или вообще не учитывается или (что ещё хуже) учитывается избирательно и искажённо. В угоду целевому адресату с обеих сторон происходят безальтернативные квалифицирующие обобщения положения вещей: экстремизм, радикализм, мирный процесс, освободительное движение и т.д. Преувеличения («игра масштабами») в условиях информационной войны сопровождают однобокие оценки политических событий.

Стрессогенность становится частью сознания общества в том случае, если правдивая информация микшируется с ложной, если теряются критерии, позволяющие отличать правду (неполную правду) от лжи. Полуправда ещё не ложь, но в условиях политического противостояния она становится благодатной почвой для лжи.

Информационному шуму способствуют сенсации, поставленные на поток. Новостная лента включает как реальные новости, так и фейк-новости (от англ. fake – подделка, употребляется для маркировки незаконных коммуника-

140