книги2 / 10-2

шего Пушкина на 16 лет, отпевали, как свидетельствует сохранившийся пригласительный билет, в Александро-Невской лавре в церкви Св. Духа [Орлова, 1970, с. 246], и «одно и то же место» они занимали только в душе и памяти мемуаристки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Елена Леонидовна Шкляева – кандидат филологических наук, доцент 2 Фрагмент из учебного пособия, изданного по материалам кандидатской диссертации: Шкляева Е.Л. Мемуары как «екст культуры» (Женская линия в мемуаристике ХIХ – ХХ веков: А.П. Керн, Т.А. Кузминская, Л.А. Авилова). – Барнаул, 2005. 125 с.

3 См.: Машинский С.О. О мемуарно-автобиографическом жанре // Вопросы литературы. – 1960. – № 3; Манн Ю. Мемуары как эстетический документ // Диалектика художественного образа. – М., 1987; Марченко Н.А. Литературный быт пушкинской поры // Литература в школе. – 1999. – № 4. – С. 40-45; Русская мемуаристика первой половины ХIХ века: проблемы жанра и стиля. – Киев, 1997; Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика ХVIII – первой половины ХIХ в. – М., 1991; Тартаковский А.Г. Мемуаристика как феномен культуры // Вопросы литературы. – 1999. – № 1 и др.

4 В современных методиках описания текстового пространства актуален гендерный подход к осмыслению фактов культуры в целом и литературы в частности. По утверждению М. Рюткёнен, «господствующие литературоведческие теории основывались на текстах мужчин; тексты женщин не исследовались, т.к. не соответствовали критериям этих теорий, и женщины-авторы вообще игнорировались» [Рюткёнен, 2000, с. 5]. См. также: Исаченко О.М. Гендерные особенности концепта “дом” в лирике А. Ахматовой и Б. Пастернака // Картина мира. Язык. Философия. Наука. Доклады участников всероссийской междисциплинарной школы молодых ученых. Томск, 2001. С. 40-43 и др.

5 В рамках гендерного подхода к изучению жанра автобиографии Н.Л. Пушкарева приходит к следующим утверждениям: «Личные истории, рассказанные более логично и последовательно, чем реально прожитые жизни, в тексте автобиографий большинства женщин выглядели более эмоционально-насы- щенными, чем аналогичные и современные им “мужские” автобиографии»; «Женщины проще и естественнее, чем представители противоположного пола, отягощенные чинами и должностями, говорили о том, что их окружало в повседневности, в семье, в кругу близких» [Пушкарева, 2000, с. 62, 68].

6 Имеются в виду воспоминания А.П. Керн и А.О. Смирновой-Россет.

7 Исследователи (П.К. Губер, А.М. Гордин, В.Э. Вацуро) отмечают деликатность, такт и чувство собственного достоинства, присущие рассказу А.П. Керн о её отношениях с поэтом.

8 Текст воспоминаний А.П. Керн приводится по этому изданию. Далее при цитировании номер страницы указывается в круглых скобках после цитаты. 9 Ср. пушкинскую диахроническую интерпретацию человека (См.: Строганов М.В. Человек в художественном мире Пушкина. Тверь, 1990. С. 46-48); толстовскую оценочность, заключенную в числительных, обозначающих возраст героя (См.: Блинкина М. М. Возраст героев в романе «Война и мир» // Изв. АН

СССР. Сер. лит. и яз., 1998. Т. 57, №1. С. 18-27).

10 Один из биографов М.И. Глинки, С.А. Базунов, приводя слова музыканта о том, что он «с трудом переносил резкие звуки», так комментирует этот факт:

160

«Интересно, что в этом отвращении к резким звукам Глинка вполне сходится с Моцартом» [Базунов, 1998, с. 219].

11 Упоминавшийся выше биограф М.И. Глинки так повествует об этом эпизоде: «…возвращаясь в июне 1829 года из своей поездки к водопаду Иматра, он заслушался песней, которую пел его ямщик-чухонец. Мотив понравился ему, он заставил ямщика повторить песню несколько раз, пока не запомнил ее наизусть, и впоследствии эта песня дала ему главную тему для баллады Финна в опере “Руслан и Людмила”» [Базунов, 1998, с. 229].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Базунов, С. А. Михаил Глинка // Бетховен. Мейербер. Глинка. Даргомыжский. Серов: Биогр. повествования. Челябинск, 1998. С. 209-302.

Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет / М.М. Бахтин. – Москва: Художественная литература, 1975. 504 с.

Губер, П. К. Дон-Жуанский список Пушкина. Главы из биографии / П.К. Губер // Любовный быт пушкинской эпохи: в 2 т. Т.1. – Москва, 1994. С. 11185.

Данилова, И. Е. Портрет / И.Е. Данилова // Данилова И.Е. Проблема жанров в европейской живописи. Москва, 1998. С. 7-55. (Чтения по теории культуры. Вып. 21).

Керн, А. П. Воспоминания о Пушкине / А. П. Керн; [авт. предисл., сост.: А. М. Гордин; худ. Ю. Ф. Алексеева]. Москва: Советская Россия, 1988. 414 с.

Козубовская, Г.П. Мир Пушкина: «Театр элегии» и «театр послания» / Г.П. Козубовская // Козубовская Г.П. Русская литература: миф и мифопоэтика.

– Барнаул, 1998. С. 62-106.

Летопись жизни и творчества М.И. Глинки: в 2 ч. / сост. А.А. Орлова.

– Ленинград: Музыка, 1978. – 287 с.

Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века. – Санкт-Петербург: Искусство СПБ, 1994.400 c.

Орлова, А. А. Глинка в Петербурге / А.А. Глинка. – Ленинград: Лениздат, 1970. 264 с.

Пушкарева, Н. Л. У истоков женской автобиографии в России / Н.Л. Пушкарева // Филологические науки. – 2000. – №3. – С. 62-69.

Пушкин, А. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. Т. V. Москва: Изд-во АН СССР, 1957. 638 с.; Т. VI. Москва: Изд-во АН СССР, 1957. 839 с.

Рюткёнен, М. Гендер и литература: проблема «женского письма» и «женского чтения» / М. Рюткёнен // Филологические науки. – 2000. – №3. – С. 5-17.

REFERENCES

Bahtin, M. M. Voprosy literatury i estetiki: Issledovaniya raznyh let / M.M. Bahtin. – Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1975. 504 s.

Bazunov, S. A. Mihail Glinka // Bethoven. Mejerber. Glinka. Dargomyzhskij. Serov: Biogr. povestvovaniya. Chelyabinsk, 1998. S. 209-302.

Guber, P. K. Don-Zhuanskij spisok Pushkina. Glavy iz biografii / P.K. Guber // Lyubovnyj byt pushkinskoj epohi: v 2 t. T.1. – Moskva, 1994. S. 11-185.

161

Danilova, I. E. Portret / I.E. Danilova // Danilova I.E. Problema zhanrov v evropejskoj zhivopisi. Moskva, 1998. S. 7-55. (Chteniya po teorii kul’tury. Vyp. 21).

Kern, A. P. Vospominaniya o Pushkine / A. P. Kern; [avt. predisl., sost.: A. M. Gordin; hud. Yu. F. Alekseeva]. Moskva: Sovetskaya Rossiya, 1988. 414 s.

Kozubovskaya, G. P. Mir Pushkina: «Teatr elegii» i «teatr poslaniya» / G.P. Kozubovskaya // Kozubovskaya G.P. Russkaya literatura: mif i mifopoetika. – Barnaul, 1998. S. 62-106.

Letopis’ zhizni i tvorchestva M.I. Glinki: v 2 ch. / sost. A.A. Orlova. – Leningrad: Muzyka, 1978. – 287 s.

Lotman, Yu. M. Besedy o russkoj kul’ture: Byt i tradicii russkogo dvoryanstva (XVIII – nachalo XIX veka. – Sankt-Peterburg: Iskusstvo SPB, 1994. 400 c.

Orlova, A. A. Glinka v Peterburge / A.A. Glinka. – Leningrad: Lenizdat, 1970.264 s.

Pushkareva, N. L. U istokov zhenskoj avtobiografii v Rossii / N.L. Pushkareva // Filologicheskie nauki. – 2000. – №3. – S. 62-69.

Pushkin, A. S. Polnoe sobranie sochinenij: v 10 t. T. V. Moskva: Izd-vo AN SSSR, 1957. 638 s.; T. VI. Moskva: Izd-vo AN SSSR, 1957. 839 s.

Ryutkyonen, M. Gender i literatura: problema «zhenskogo pis’ma» i «zhenskogo chteniya» / M. Ryutkyonen // Filologicheskie nauki. – 2000. – №3. – S. 5-17.

162

В. Д. Денисов1

Российский государственный гидрометеорологический университет

ОБ ОДНОМ ИЗ ИСТОЧНИКОВ ФРАГМЕНТА «РИМ» Н.В. ГОГОЛЯ

Впервые показано, как Н.В. Гоголь в отрывке «Рим» (1842), кроме опоры на известные романтические произведения и путевые «туристические» заметки о Риме, использовал мотивы знаменитого «итальянского» романа Г.Х. Андерсена «Импровизатор» (1835).

Ключевые слова: фрагмент «Рим» Н.В. Гоголя, роман «Импровизатор» Г.Х. Андерсена

В гоголеведении сложилось довольно устойчивое мнение об основных источниках повествования во фрагменте «Рим» 1842 г. [Гоголь, 1938, т. III, с. 215-259]. Главную роль при этом, конечно, играли личные впечатления автора, который с детских лет мечтал побывать

вИталии, а потом время, проведенное в Вечном городе, считал лучшим для себя, счастливейшим и плодотворным в отличие от пребывания во Франции. Очевидна и его широкая опора на литературную традицию восприятия города, восходящую к Античности. Многие его современники тогда представляли Рим по знаменитой книге госпожи де Сталь «Коринна, или Италия» 1807 г. [рус. перевод: Сталь, 18091810], произведениям романтиков [см.: Вайскопф, 2002, с. 588], путевым заметкам Стендаля «Рим, Неаполь и Флоренция», «Прогулки по Риму» [см. об этом: Гоголь, 1938, т. III, с. 708] и др., что было отмечено в работах российских и зарубежных ученых. Однако, к сожалению, в поле зрения исследователей не попал ни самый популярный

вЕвропе «итальянский» роман того времени, ни переклички с ним, принципиальные для гоголевского «Рима».

Автор романа, подававший тогда большие надежды, датский поэт и драматург Ганс Христиан Андерсен (1805 – 1875), впервые путешествовал по Италии в 1833-1834 годах, будучи очарован ее людьми, искусством, природой, историей... А средоточием всего итальянского стал для него Вечный город. Вернувшись на родину, он принялся за роман «Импровизатор», который вышел 9 апреля 1835 г. – через несколько дней после тридцатилетия автора. Почти сразу книга была переведена на немецкий язык Ларсом Крусе (Андерсена сначала при-

164

знали именно в Германии) и – обрела громкую европейскую славу [Бо Грёнбек, 1979, с. 96, 98]. В большой немецкой диаспоре Санкт-Петер- бурга роман стал известен к осени 1835 г. Знакомство тогда же с ним А.С. Пушкина, как можно полагать, отразилось на создававшейся в то время повести «Египетские ночи», где есть фигура итальянского импровизатора и сцены самой импровизации [об этом: Петрунина, 1987, с. 288-321], удивительно близкие к соответствующим описаниям в романе Андерсена2. Кроме того, Гоголь позднее утверждал, что именно осенью 1835 г., после передачи ему сюжета «Мертвых душ», поэт ознакомился с их первыми черновыми главами. Вряд ли при таком постоянном и доверительном! творческом общении не обсуждался нашумевший роман на давно интересовавшую Гоголя тему (учитывая его гимназические познания в немецком языке и небольшую практику во время недолгой поездки в Германию). Эта книга, вероятно, вспоминалась ему и потом – в европейской жизни 1836-1841 годов, особенно в Риме, где она оставалась популярна, в первую очередь, среди художников. Вероятно, она и напоминала Гоголю о творческом общении с поэтом, и в какой-то мере предвосхищала его собственные отношения с Вечным городом: именно здесь весной 1837 г. писатель узнает о гибели Пушкина, а к осени переедет на улицу Феличе (Felice Счастливую) [см., например: Переписка Гоголя, 1988, т. 1, с. 99-100]. Это было место рождения героя-импровизатора и его детских впечатлений в романе Андерсена (сам он проживал поблизости, что теперь отмечено на том доме мемориальной доской).

«Импровизатор» очевидно зависим от романа госпожи де Сталь, где Италию и Рим олицетворяла актриса и поэтесса, назвавшая себя Коринной (как впоследствии выяснится сирота, дочь английского лорда и итальянки из Рима). Огромный успех имели ее импровизации. Услышавший их молодой шотландский лорд Нельвиль был восхищен и увлечен ею. Но затем он обрел счастье не с артисткой, а ее сводной сестрой-англичанкой. Оставленная им, Коринна тяжело заболела и умерла. Характерные черты этих героев и слагаемые сюжета были отчасти сохранены, еще в чем-то трансформированы и «перераспределены» в общем, так или иначе истолкованы Андерсеном. При всем при том его герои обнаруживали некую загадочность происхождения, невнятность отношений и неизбывное сиротство.

165

Главный герой римский мальчик (вероятнее всего, незаконнорожденный) одарен ангельским голосом, чувствительностью, пламенным воображением и невинностью помыслов. Из-за несчастного случая он остается круглым сиротой, бедствует, однако попадает под покровительство князя Боргезе, учится и находит свое призвание в импровизации. Имя Антонио и события его жизни читатель, видимо, по замыслу автора, должен был соотнести со значением имени (‘состязающийся; вступающий в борьбу’) и житием двух святых: основателя монашества Антония Великого (он тоже некоторое время жил в гробнице, а затем в пещере, преодолевая свои страсти), и Антония Падуанского, собиравшего в XIII в. толпы итальянцев своими искусными проповедями. Все это было дополнено явной автобиографичностью повествования с евангельскими аллюзиями (так, нигде и никогда не упомянуто об отце мальчика). Антонио с младенчества устремлен к Богу, предназначен церкви, благоговеет перед Мадонной. Творческое, художническое начало герою дает Божественный огонь.

Итак, перед нами «роман воспитания по-христиански», когда на героя воздействуют не только и даже не столько люди и события, но

восновном, Церковь и сам Вечный город, его окрестности, История, достопримечательности и просто дома и улицы, обычаи, праздники и, конечно, Искусство, живущее в Риме везде, даже в гротах. Вместе с тем, такое воспитание понимается как испытание в миру, где, несмотря на соблазны, герой должен сохранить изначальную небесную чистоту, даже в мыслях не поддаться искушению, – и тогда его сохранит Промысел, ему будут ниспосланы дружба и/или любовь, дана творческая сила. Преодолев отчуждение, он встретит предназначенную ему родственную душу, обретет семью – и ему откроется гармония Божьего мира, соединяя небесное и земное в некой, столь любимой романтиками «голубой дали», в единстве солнца, моря и неба, в сияющем Лазурном гроте на Капри. Таким образом, героя-художника как бы порождали сама «райская» природа Италии, ее музыка, поэзия, живопись, городская скульптура и архитектура, древние величественные руины и устремленные к небу громады соборов, и сам он,

всвою очередь, одухотворял роскошно-изобильный «материальный» мир Италии, подробно изображенный в романе, словом и музыкой (поэзией, восходящей к античности) Божественным искусством.

166

В этом романе Аннунциата (так назовет свою героиню и Гоголь) изначально тоже прекрасна и гармонична. Возникающая из вихря карнавала, она великая артистка, певица со всеохватным диапазоном Божественного голоса, дающего ей власть над людьми; у нее противоречивые черты Дидоны (трагическая роль в опере), Венеры

иЮноны (чувственное, телесное, языческое начало) и Мадонны (духовное, разумное, христианское). Непонятно и ее происхождение: герой помнит девочку-ангела, поразившую публику и отнявшую у него первенство в церковном пении, а его друг – офицер Бернардо сразу влюбится в эту знойную красавицу в одном из домов еврейского гетто. Правда, затем будет упомянуто о благородном происхождении испанки Аннунциаты, при этом объясняется: она абсолютно случайно попала в гетто и ее лишь опекает воспитательница-еврейка (фактически – компаньонка)6. Важнее этого духовное родство, когда герои понимают друг друга «через» музыку, поэзию, голос и взгляд как две «половинки души», но боятся поверить себе и потому расстаются, потеряв друг друга. Антонио полагает, что красавица любит его чувственного друга-двойника Бернардо. Она же не может преодолеть артистического тщеславия, и сама разыскать Антонио, признаться ему в любви. За это, как понимает она на пороге смерти, Мадонна разлучила их, не дала быть вместе в земном мире и наказала ее болезнью, унесшей голос, красоту, здоровье, саму жизнь. Но даже смерть Аннунциаты лишается конкретных примет, тем более каких-либо физиологических подробностей, герою только передают ее прощальное письмо как знак бытия / небытия.

Ее история в романе – трагический вариант судьбы художника, который утратил не талант, а силы – то есть «физические» возможности для его осуществления (или условия для настоящего творчества)

ипотому может создавать идеальный мир только в своем воображении... или за гробом. Земная жизнь для него слишком груба: он постоянно видит мир иным, по существу, принимая на себя роль посредника (медиатора) между идеальным, Божественным и реальным, телесным, земным, но любое нарушение их равновесия гибельно для него самого, ибо это меняет соотношение между жизнью и смертью. Таков сюжетный ход, чьи варианты автор прекрасно знает и стилизует повествование, не показывая, а лишь называя главное. Заявленные таким образом жуткие «итальянские» страсти, эффектные сцены

167

столкновения героев, постоянные противоборства чувства и разума, безусловно известные читателю того времени и ожидаемые в романе об Италии, выглядят не совсем настоящими – скорее, надуманными.

Дело в том, что автор представляет Бога как Высший Разум. Согласно такой просветительской точке зрения, в жизни нет преступников, преступлений, дьявола и самого зла, а есть самообман, ошибки, заблуждения и даже случайное стечение обстоятельств – всё, что искажает Божественную природу человека. Так, герой с детства инстинктивно сторонился колченогого дядюшки (тот нищенствует, используя людское милосердие, однако сам немилосерден), а затем Антонио может понять разбойников, отверженных обществом, темных

ипотому несчастных, хотя они грабят и убивают невинных. Именно любовь к ближнему питает способности героя, обусловливает их развитие и применение, в то же время его неожиданная импровизация весьма разумно построена, логически развивая заданную тему на основе его знаний о мире и человеке. Таким образом, несмотря на изначальное одиночество героя в мире и определенное отчуждение от общества, дарованная ему Божественная гармония интуиции, чувства

иразума в результате должна привести его к гармонии семейной, а в конечном итоге к утверждению в обществе, где художник может занять достойное его таланта место, наравне с аристократами.

На фоне романа «Импровизатор» отчетливо видны особенности гоголевского фрагмента «Рим» (далее мы несколько схематизируем выводы).

1.Гоголь описывает те же подробности городской жизни и окрестности, приводит те же типичные имена (Пеппе) или их сокращения, изображает художников и карнавал почти того же времени, упоминает те же – обычные «туристические» – объекты Рима (собор св. Петра, Корсо, виллу Боргезе...) и достопримечательности, знакомые только его жителям и знатокам, видимо, по примеру предшественников, основываясь на путеводителях Стендаля.

2.Исходя из названия заявленной Гоголем повести «Аннунциата», ее содержание устанавливается лишь предположительно [см. об этом: Гоголь, 1938, т. III, с. 707-708]. По догадкам, в основе могла быть трагическая история великой артистки, или поэтессы, или просто прекрасной женщины, чье неожиданное появление или дебют в Риме (обычно во время карнавала) произвели фурор. Основные чер-

168

ты подобной истории русский читатель уже хорошо знал не только по роману «Коринна, или Италия», но и по вариациям на эту тему3.

3.Однако в гоголевском фрагменте «Рим» героя поражает именно Божественная красота девушки из предместья, нужно полагать обычной во всем остальном (так, например, она явно не сирота). И только имя Аннунциата указывает на генезис образа красавицы, восходящий к Античности. Стилизуя и редуцируя таким образом женскую историю, Гоголь, видимо, мыслил ее лирической (любовной, субъективной) завязкой эпического сюжета о том, как типичный герой обретает единство со своим народом и Римом, землей Италии, ее истори-

ей благодаря любви к типичной героине.

4.Основываясь на этом, следует подтвердить давний вывод исследователей, что отрывок «Рим», по сути, представляет собой вполне завершенное художественное целое, где есть практически все темы, вопросы, мотивы, проблемы, свойственные подобным произведениям об Италии. Главное отличие от них, пожалуй, состоит в отсутствии активности созидательной, творческой силы у главных героев, хотя они итальянцы, художники в душе! заключая красоту в своей природе, как никто другой могут воспринимать и создавать гармонию в окружающем мире. Пока же единственным настоящим Художником (несмотря на упоминание о других, причем разной национальности), кому открыто величие и многообразие Рима как воплощение истории всего человечества, предстает сам всеведущий автор-создатель: именно ему, а не героям дано Божественное Слово о мире.

На основании всего вышесказанного вопрос о типологическом сходстве этих произведений Н.В. Гоголя и Г.Х. Андерсена, воплотивших религиозно-романтический идеал художника-монаха, представляется вполне корректным.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Владимир Дмитриевич Денисов – доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка Российского государственного гидрометеорологического университета (РГГМУ, Санкт-Петербург).

2 Первый перевод на русский язык: <Андерсен, 1844>.

3 Так, например, в повести В.Т. Нарежного «Запорожец» (1824) подобное повествование шло от лица французского маркиза де Газара: «В начале весны весь Рим возмутился. Причиною сему было появление прекрасной сицилиянки Лорендзы. Народная молва предупредила ее прибытие. Мне сказывали достоверные люди, что она за несколько лет была театральною певицею в Палерме и восхищала народ как прелестями лица, так и приятностью голоса. Пожилой

169