Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Из этого не следует, однако, что в странах первого типа надобно, пользуясь укоренившимися привычками, расширять безмерно государственную деятельность. В государственном управлении, так же как в государственном устройстве, коренное правило здравой политики состоит не в том, чтобы усиливать одностороннее начало, а в том, чтобы его умерять и восполнять. Только этим достигается гармония общественных элементов, составляющая необходимое условие высшего развития. В этом отношении государства второго типа имеют громадное преимущество перед первыми. Там, где общество привыкло к самодеятельности, недостатки ее восполняются легко. С одной стороны, от государства требуется меньше, ибо многое делается само собой; с другой стороны, практическая энергия, присущая обществу, естественно сообщается и правительству, побуждая его быстро и решительно принимать нужные меры. Напротив, там, где в обществе есть недостаток самодеятельности, там возбудить его крайне трудно. И чем более правительство расширяет свою деятельность, тем менее оно достигает своей цели. Тут следует поступать с величайшею осмотрительностью, чтоб излишнею опекой и регламентацией не заглушить тех скудных зачатков энергии, которые зарождаются в обществе, не привыкшем стоять на своих ногах. Люди, именующие себя либералами, которые при таких условиях постоянно взывают к вмешательству государства, не ведают, что творят. Вся цель здравой политики как со стороны правительства, так и со стороны представителей общества должна быть направлена в противоположную сторону. Только развивая в себе мужественную самодеятельность, народ может сохранить свое место в ряду других.

Глава IV. Духовные интересы

Еще более важный предмет заботы государства, нежели материальное благосостояние народа, составляют духовные его интересы. Две области в особенности, по своему высокому значению для государственной жизни, требуют его внимания и содействия: религия и просвещение.

Мы видели огромную важность религии для государства (II, кн. 4, гл. 1). Давая непоколебимую опору нравственным требованиям, направляя человеческую совесть, она для громадного большинства людей составляет верховное руководящее начало их деятельности, от которого зависит исполнение обязанностей, как частных, так и общественных. Для масс, которым недоступно философское образование, она представляет источник всей их духовной жизни, единственную нравственную точку опоры; ею они возводятся в чистую область духа, возвышающую человека над животными. Для государства нет поэтому более драгоценного союзника; его политика должна быть постоянно направлена к тому, чтобы приобрести его содействие. Когда, под влиянием фанатических страстей, государственная власть вооружается против религии, она совершает величайшую ошибку и подрывает собственное существование. Против нее возмущается общественная совесть, и когда, после временного торжества фанатиков, является человек, который водворяет религиозный мир, он приветствуется всеми как избавитель, хотя бы он был величайший деспот. Таково было положение Франции после революции. Восстанавление религии было одним из первых действий Наполеона.

Редко, впрочем, государственная власть обращается против самой религии. Обыкновенно враждебная политика относится лишь к той или другой ее форме или к деятельности ее представителей в области гражданской. Дело в том, что религия не остается чисто вопросом человеческой совести. Верующие соединяются в постоянные союзы; они образуют церкви, которые, как все постоянные союзы, занимают известное место в гражданской области. Какое им здесь предоставляется положение, какими они облекаются правами, какой простор дается их деятельности - все это зависит от государства. Оно не судья в догматах веры; оно не властно направлять человеческую совесть; но определение гражданских и политических прав церквей, как постоянных союзов, принадлежит собственно ему и никому другому. Здесь оно находится в собственной своей сфере; здесь возникают вопросы церковной политики.

В Общем Государственном Праве мы видели различные положения, которые церковь может занимать в государстве: теократия, господствующая церковь, признанные церкви, наконец терпимые.

Система ГАРАНТ767

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

неравенство становится невыносимым в тех местностях, где большинство народонаселения принадлежит к другому исповеданию. Распространение привилегий господствующей церкви на покоренные области, населенные чуждым народом и имевшие совершенно другую историю, составляет крупную политическую ошибку. Так, в Ирландии англиканская церковь до недавнего времени пользовалась привилегированным положением, тогда как громадное большинство населения состояло из католиков. Отмена этих привилегий министерством Гладстона была поэтому актом и политической мудрости, и высшей справедливости. Столь же мало может оправдываться у нас господствующее положение православной церкви в Остзейском крае.

Но если неравенство, проистекающее от религиозных различий, само по себе составляет великое зло для государства, то это зло увеличивается еще в тысячу раз, когда господствующая церковь является нетерпимою и притеснительною. А такого рода поползновения естественно рождаются вследствие самого ее положения. Сохранить свои привилегии можно, только не допуская других пользоваться такими же правами и мешая распространению других вероисповеданий. К умалению гражданских прав присоединяются обыкновенно притеснения совести. На отщепенцев воздвигаются гонения; воспрещается свободный переход из одного вероисповедания в другое; при смешанных браках требуется, чтобы дети принадлежали к господствующей вере. Виновные в нарушении притеснительных правил подвергаются преследованию и каре. Самые сходбища верующих для принесения молитв Верховному существу и для чтения священных книг считаются преступлением. История человечества полна картинами тех ужасов, которые производит религиозный фанатизм, когда им воодушевляется государственная власть. Но история же показывает и все то бесконечное зло, которое проистекает отсюда и для государства и для церкви. Религиозные гонениянетольковозбуждаютненавистьивраждувсердцахпритесняемых,ноониобращаютпротив церкви самых благородных ее сынов, тех, которых нравственное чувство возмущается насилием совести и оскорблением того, что для человека наиболее свято. Утверждая внешнее свое владычество, угнетающая церковь разрушает свое высокое духовное значение и тем подрывает истинные свои основы, а государство плодит себе врагов, вооруженных теми началами, которые составляют лучший завет человечества и несокрушимое орудие борьбы с царством насилия и мрака. В этом отношении назидательный пример представляет отмена Нантского эдикта Людовиком XIV. Не только Франция лишилась целой массы мирного, трудолюбивого и образованного населения, которое свои полезные силы перенесло в другие страны, но государство и церковь, вместо тогочтобы упрочить свое владычество, нажили себе внутренних врагов, которые, действуя неустанно во имя высших человеческих начал, привели наконец оба союза к падению. Общественная совесть была возмущена ничем не оправдывающимся насилием; лучшие умы обратились против гонителей. Все литературное движение XVIII века было реакцией против этого притеснительного союза господствующей церкви с всемогущим государством. Оно и привело наконец к революции. В большей или меньшей степени к тем же результатам приводит всякое гонение, когда оно происходит в обществе, способном к умственному движению и развитию. Там же, где оно не встречает ничего, кроме мертвой апатии или даже тупой поддержки со стороны распространенного в массах религиозного и национального фанатизма, победа его ведет к тому, что в обществе глохнут всякие живые силы и всякое нравственное чувство. Народ превращается в коснеющую массу, а государство представляет разлагающийся организм. В такое положение повергнута была Испания под влиянием системы, опиравшейся на инквизицию.

Такой тесный союз между государством и церковью грозит опасностью и светскому просвещению. Последнее представляет элемент, независимый от обоих, самостоятельно развивающийся. Между тем в господствующей церкви, особенно одушевленной властолюбивыми притязаниями, является стремление подчинить себе все светское образование. Наука, по средневековым понятиям, должна быть служанкою богословия. Обучение юношества составляет одно из высоких призваний духовенства, и оно стремится всецело захватить его в свои руки. В католических странах эти стремления проявляются с особенною силой и находят поддержку в правительствах, которые в тесном союзе с церковью видят спасение против революционных идей.

Система ГАРАНТ769

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Успех подобной политики ведет к подавлению всякой самостоятельной мысли, а вместе к погружению народа в невежество и мрак, как и случилось в ХVII и ХVIII веке в Испании. Если же мысль в обществе не заглохнет, то она, в силу реакции против подавляющего ее гнета, кидается в крайности и обращается против угнетающих ее сил. Мысль менее всего поддается принуждению; она тысячами изворотов ускользает от преследования. Если ей запирается выход внутри, она ищет опоры и пищи во внешних сношениях. Чем живее международные связи, чем менее государство может обособиться от других и оградить себя китайскими стенами, тем менее подобная политика имеет надежды на успех. Народы, обладающие свободою мысли, являются вожатыми других на историческом поприще. Рано или поздно за ними следуют и отсталые. Свободное движение мысли все уносит перед собою; клерикальная реакция против него совершенно бессильна. Она возбуждает только против церкви несметное количество врагов, вооруженных всеми средствами просвещения.

Привилегированное положение церкви ведет к тому, что и собственные ее внутренние силы слабеют. Привилегии устраняют соревнование; обеспеченность избавляет от необходимости труда. Привилегированная корпорация не имеет нужды собственною деятельностью поддерживать свое положение. Она погружается в покойную рутину, предоставляя государству охранять ее от внешних врагов и взывая к нему всякий раз, как грозит действительная или мнимая опасность. При таком оскудении духа многие, естественно, от нее отпадают, не находя в ней той духовной пищи, которой алчат их души. Но у нее уже нет сил бороться с этим собственными средствами, проповедью и убеждением. В жадном искании истины она видит не глубочайшую потребность человеческой души, а посягательство на ее официальное положение, преступление против религии и государства. Оскудение духа сопровождается узкостью и нетерпимостью. Политика, поддерживающая подобные стремления, жертвует внутреннею сущностью внешнему величию. Желая покровительствовать союзнику, государство отнимает у него именно те побуждения, которые дают ему внутреннюю крепость. Только полная свобода вероисповеданий может возвратить господствующую церковь к настоящему ее призванию, возбудить в ней дремлющие силы и сделать ее живым и крепким оплотом государственного строя. Без этого есть только блестящее официальное положение, прикрывающее бедность внутреннего содержания.

Мало того: ища внешней опоры, церковь рискует потерять свою собственную самостоятельность; она становится орудием государства. Эта опасность грозит в особенности церквам, которые не имеют внешнего, независимого главы, а сохраняют чисто национальный характер. Казалось бы, такое подчиненное положение, если оно может быть вредно для церкви, то во всяком случае должно быть полезно для государства, которое не только избавляется от соперника, но и приобретает всегда послушное орудие. Однако и для самого государства такая политика ведет к вовсе не желательным результатам. Конечно, для него весьма выгодно не встречать в своей внутренней деятельности оппозиции честолюбивого союза, стремящегося распространить свое владычество на не принадлежащую ему гражданскую область. Средневековое положение церкви и вытекавшие из него притязания именно и были причиною, что новое государство стремилось отобрать у нее через меру расширенное ведомство и даже подчинить ее себе, обставляя ее привилегиями и ставя ее под свою защиту. Там, где эта политика не встречала препятствия в независимом положении главы церкви, она в значительной степени возымела успех. Но лишение церкви подобающей ей самостоятельности как союза, по существу своему независимого от государства, не может обойтись без вредных для нее последствий. Именно от этого происходит в ней внутреннее оскудение, а это отзывается крайне неблагоприятно на самом государстве: приобретая орудие,онолишаетсяопоры.Вобластидуха,болеенежелигделибо,тольконезависимыесилыимеют внутреннюю крепость и могут служить надежною поддержкою власти. Весь смысл союза государствасцерковьюзаключаетсявтом,чтовнешняясилануждаетсявдуховнойопоре.Превращая последнюю в орудие, государство подрывает собственные свои требования. Оно временным целям жертвует отдаленными, практическому удобству - высшими интересами народа. Вместо того чтобы найти в церкви поддержку, оно само принуждено ее поддерживать. Ненормальные отношения неизбежно ведут к ненормальным явлениям, тяжело отзывающимся на государственной жизни.

Система ГАРАНТ770

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Независимое положение церкви связано и с материальным ее обеспечением. Владение собственными имуществами дает ей самостоятельную материальную опору; напротив, получение пособий от государства ставит ее в более или менее зависимые отношения к последнему. Вследствие этого Токвиль осуждал отобрание церковных имений, которое последовало во Франции во времена революции, а также и в других европейских государствах. Он доказывал, что через это духовенство лишилось связи с страною, а вместе и с гражданским порядком, в который вплетаются его материальныеинтересы;оторванноеотпочвы,онодолжноилитеснеепримкнутьк внешнемуцентру, или сделаться покорным орудием государственной власти. Этим он объяснял развитие ультрамонтанского направления у французского духовенства в нынешнем столетии. В итальянском парламенте Кавур, возражая против предложения отобрать церковные имения, привел эту цитату из Токвиля. Такие крупные авторитеты свидетельствуют о том, что в этом взгляде есть значительная доляистины.Однаконеполная,иботутупускаетсяизвидуисторическаясторонавопроса.Наделение церкви имениями, как со стороны князей, так и частными лицами, было естественным продуктом средневекового порядка, когда церковь не только образовала независимый религиозно-нравственный союз, но в значительной степени господствовала и в гражданской области, составляя высшую общественную связь и заменяя собою разложившееся государство. С развитием нового государственного строя это положение существенно изменилось; гражданское призвание церкви отпало, а между тем те материальные средства, которые даны были для исполнения этого призвания, сохранялись неподвижными и неизменными в руках духовенства. Церковные имения на веки изъяты были из гражданского оборота. Самое распределение их было чисто случайное и вовсе не соответствовало общественной цели. Громадные имения принадлежали монастырям, которых существенное назначение состоит в том, чтобы служить убежищем скорбных душ. Их богатства только привлекали и плодили несметные толпы нищих. Значительными доходами пользовалось и высшее духовенство, епископы и каноники, что давало им средства жить в роскоши, а нередко и в праздности, тогда как обделенное низшее духовенство, на котором лежало ближайшее исполнение обязанностей относительно духовной паствы, находилось почти в нищете. Такое положение, очевидно, не соответствовало изменившимся требованиям. Поэтому не только революционеры, но и самодержавные государи постоянно стремились к упорядочению этих отношений. Тот же вопрос возникал и в католических странах, и в протестантских и в православных, совершенно независимо друг от друга. Церковные имения были отобраны в казну в России прежде, нежели это совершилось во Франции. Этим обозначается переход от средневекового порядка к новому, от первенства церкви к первенству государства в гражданской области. Вопрос состоял лишь в том: следовало ли только урегулировать существующее положение, установив лучшее распределение церковного достояния и отобравизлишки,илижеразомпокончитьсстарымпорядкомипоставитьдуховенствонажалованье? Этот вопрос поныне еще возникает в тех странах, где означенный переворот доселе не совершился. Он может решаться различно, в зависимости от политических и экономических соображений, от положения церкви в государстве, от возможности соглашения. Вступаясь в эту область, государство, очевидно, нарушает существующие интересы; оно возбуждает противсебя самую влиятельную часть духовенства, а через него и остальных. Соглашение в особенности трудно там, где церковь имеет независимого внешнего главу. Тут могут произойти столкновения, мучительные для совести граждан и опасные для внутреннего мира. Поэтому здесь всегда следует поступать с большою осторожностью. Государство может решиться на самовластное действие только там, где требование настоятельно, а соглашение невозможно. В таком случае это акт войны с духовною властью, что всегда составляет великое зло и далеко не всегда сопровождается успехом.

Что касается до самого результата этих мер, то выбор того или другого способа обеспечения духовенства представляет, как и все учреждения, выгодные и невыгодные стороны. Без сомнения, обеспечение духовенства землями связывает его с гражданскою жизнью, дает ему независимое положение, а вместе и возможность исполнять свое благотворительное и учебное призвание. Но, с другой стороны, оно вовлекает его в материальные заботы и развивает в нем частные интересы, которые могут идти вразрез с его духовным призванием. Едва ли такое положение, независимое от

Система ГАРАНТ771

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

светской власти, может служить противодействием влиянию внешнего главы. Напротив, чем тверже духовенство стоит на своих ногах, тем более оно готово сплотиться около общего вождя, ибо это дает ему высшую силу в борьбе с законными требованиями светской власти. Состоя на жалованье у правительства, духовенство находится от него в большей или меньшей зависимости, а это служит некоторым противовесом подчинению внешнему главе. Независимость церкви через это умаляется, но влияние государства увеличивается. Который из этих двух элементов требует усиления - это зависит от временных и местных условий. Общего правила тут нельзя положить. Нельзя при этом упускать из виду и то, что притесняемая церковь всегда имеет обильные источники дохода в добровольных подаяниях верующих. Только при оскудении религиозного духа материальные средства понуждения, употребляемые государством, достигают цели. Но при таком условии они вовсе даже и не нужны.

Все это относится преимущественно к церкви господствующей, которая обыкновенно пользуется особенными имущественными льготами и пособиями. Но это равно прилагается и к церквам признанным. Не обладая привилегированным положением, они могут иметь собственные имущества или получать большие и меньшие пособия от государства. Устройство их может быть разное, и так же разнообразны могут их отношения к государству. Они зависят как от самого характера и внутреннего устройства церкви, так и от местных и временных условий,отисторических причин, от возможности соглашения. Общее правило политики относительно всех их состоит в том, чтогосударство,повозможности,должножитьснимивмире,оказываяимзащитуипокровительство и признавая в них высокую нравственную силу, которая руководит совестью более или менее значительной части граждан. Менее всего государство должно вступаться во внутреннее их управление. Система признанных церквей установляет далеко не такую тесную связь между государством и церковью, как система господствующей церкви. Поэтому государство должно вступаться только там, где это право дано ему законом,утвержденным обоюдным согласием. Правительство, выходящее из этих пределов, рискует возмутить совесть верующих и подорвать свой собственный авторитет. Мы видели, к чему привела попытка Карла I ввести в Шотландию англиканскую литургию. Точно так же стремление французского Учредительного собрания 1789 года регулировать церковное управление вызвало всеобщее сопротивление и повело к падению религии; только Конкордат Наполеона I восстановил правильные отношения. На наших глазах поход непреклонного князя Бисмарка против католической церкви кончился тем, что он принужден был идти в Каноссу и сложить оружие перед папскою властью.

Не всегда, однако, миролюбивая политика возможна. Если существенный интерес государства состоит в том, чтобы жить в мире с церковью, то, с другой стороны, оно обязано охранять независимостьсветскойобластипротивпритязанийдуховенства.Ноименнонаэтойпочвевозникают столкновения. И католическое властолюбие, и протестантский пиэтизм стремятся подчинить себе светскую область, взять в свои руки в особенности воспитание юношества, употреблять орудия духовной власти для деятельности на политическом поприще. Нередко само государство способствует этим стремлениям, надеясь найти в церкви союзника против революционных идей. Но этим оно вооружает против себя независимые светские элементы, которые тем более дорожат своею свободою, чем большая им грозит опасность со стороны союза двух могучих властей. Они обращаютсяпротивгосударства,забывающего истинноесвоепризвание,аэтоведетнекослаблению, а к усилению революционных идей. В недавнее время проект прусского правительства подчинить школы надзору духовенства вызвал такую бурю в германских университетах и во всех представителях светского образования, что министерство принуждено было взять свое предложение назад. Если же, наоборот, государство дает отпор притязаниям церкви, последняя поднимает вопль о нарушении ее свободы и жалуется на гонения. При таких условиях сохранить должную меру не всегда легко. Здесь твердость должна соединяться с миролюбием. В этом проявляется практический смысл государственных людей. В общественном же мнении умиротворению всего более способствует распространение здравых понятий об отношениях государства к церкви.

Система ГАРАНТ772

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Всего труднее достигнуть этого там, где духовенство имеет стремление вмешиваться в политические дела и играть политическую роль. В Бельгии, с самого отторжения ее от Голландии в 1831 году, клерикальная партия составляет один из самых могущественных факторов политической жизни. В Германии такая партия сплотилась и организовалась в видах отпора антицерковной политике князя Бисмарка. В особенности обострились отношения во Франции. Здесь духовенство выступило противником республиканских учреждений; оно служило связью различных монархических партий в их походе против республики. Такая политика, в свою очередь, вызвала вражду со стороны республиканцев. Они в клерикализме увидели главного своего врага. Изданы были законы, совершенно изгоняющие религиозное преподавание из школы, ибо невозможно было отдать воспитаниеюношества в руки людей, которыестремились к ниспровержению существующего порядка. Проведенная во всей строгости всеобщая воинская повинность была распространена и на учеников семинарий. Католическое духовенство сочло себя угнетенным; возгорелась борьба на почве отношений государства к церкви. Даже примирительная политика Льва XIII могла лишь несколько ее умерить, но не утишить. Миролюбивое направление явилось слишком поздно, когда страсти уже разыгрались и доверие было подорвано. Взаимная вражда поддерживается тем, что властолюбивое духовенство все-таки не хочет отказаться от своей политической роли. Общественная совесть не может не возмущаться, когда раскрывается, что верующие граждане лишаются причастия за то, что они на политических выборах подают голос за неугодных духовенству кандидатов. Положить конец этим злоупотреблениям может только воодушевленное искренним желанием мира руководство высших духовных властей. Те, которые всю вину в этих ненормальных отношениях возлагают на нетерпимость радикалов, смотрят на вещи с крайне односторонней точки зрения. Беспристрастный наблюдатель должен, напротив, сказать, что главная вина падает на властолюбие католического духовенства, которое вызывает и поддерживает нетерпимость его врагов. Радикалы были бы бессильны, если бы католики не давали им оружия в руки.

Многие видят исход из этого положения в совершенном отделении церкви от государства. Этим способом вопрос переносится на почву свободы, которая одна может разрешить затруднения. Католическое духовенство утверждает, что ему не может быть возбранено такое же участие в политических выборах, какое принадлежит всем гражданам. На это ему отвечают, что другие граждане не имеют в руках духовной власти, которую можно употреблять для насилования совести. Когда же эта власть признается и поддерживается государством, то последнее не только получает право, но и берет на себя обязанность положить пределы ее злоупотреблениям. Однакоисполнить это оно бессильно, ибо оно не может вмешиваться в сокровенные отношения между верующими и их духовными отцами. При таких условиях лозунгом либерализма естественно становится начало, провозглашенное Кавуром: "Свободная церковь в свободном государстве". Но осуществлению этой программы препятствуют, с одной стороны, интересы церкви, которая не хочет лишиться выгод, получаемых от государства, а с другой стороны, интересы государства, которое не хочет лишиться своего влияния на церковь. Пока оба союза живут в мире, такое отношение может сохраняться; но с обострением борьбы разрешение связи, при обоюдной свободе, становится неизбежным.

Неприязненное отношение к церкви делается особенно опасным для государства, когда церковь связана с покоренною и враждебною народностью. Таково, например, положение католической церкви в Ирландии и в Польше. Здесь вся политика государства должна быть направлена к тому, чтобы разъединить эти два интереса. Когда к подавлению народности присоединяется религиозное гонение, то вражда достигает крайней степени напряженности. Государство соединяет против себя две высшие нравственные силы, какие существуют в человечестве: любовь к отечеству и привязанность к своей вере. Этого можно избежать, только остерегаясь всякого посягательства на права совести и малейшего намека на религиозное притеснение. В свободных государствах возможное ослабление борьбы достигается уничтожением как религиозных, так и политических стеснений. В Англии эманципация католиков и уничтожение господствующего положения англиканской церкви в Ирландии были актами мудрой политики. Если борьба этим не прекратилась, то это зависело от других причин, главным образом от аграрного

Система ГАРАНТ773

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

вопроса, который составляет здесь камень преткновения. В государствах, где политическая свобода или вовсе не признается, или не имеет такого широкого развития, подобная система, конечно, не может быть принята. Но и тут надобно держаться основного правила: не толкать церковь в ряды врагов гонением и притеснением, а стараться, напротив, приобрести на нее влияние дарованием ей тех или других льгот. Тут всего более требуется политический такт, соединение твердости с мягкостью. Твердость нужна не только для пресечения враждебных действий, но и для вынуждения уступчивости спротивной стороны.При всякихпереговорахполезнодать почувствовать,чтоимеешь силу в руках. Но неумеренное или неуместное употребление силы может породить только большее зло, возбуждая страсти и подавая справедливые поводы к нареканиям. Целью все-таки должна быть не вражда, а умиротворение. На религиозной почве оно всего более необходимо и всего скорее достижимо. Подавленная народность, пока в ней есть жизнь, никогда не примирится с своим угнетенным положением; но церковь имеет свою сферу деятельности, которая неотъемлемо ей принадлежит и в которую государство не имеет права вступаться. Самые властолюбивые церкви, стремящиеся к захватам в гражданской области и проявляющие узкую нетерпимость, когда государство ищет их содействия, весьма хорошо уживаются со всякого рода правительствами. В Соединенных Штатах католицизм не требует себе никаких привилегий, а довольствуется полною свободой.

Эта последняя система основана на совершенном отделении церкви от государства. Там, где среди народонаселения господствуют разнообразные вероисповедания и нет исторической связи между известною религиозною формой и развитием народности, она представляет самое рациональное разрешение религиозного вопроса. Но там, где значительное большинство народонаселения принадлежит к известной церкви и эта церковь обладает крепкою организацией, которая делает ее могущественною политическою силой, государству трудно оставаться к ней вполне безучастным. Отсюда стремлениесохранить политическую связь, оставаясь при системепризнанных церквей. Только обострение борьбы, как замечено выше, может привести к совершенному отделению церкви от государства. Но и при полной свободе отношения тем затруднительнее, чем могущественнее сама церковь и ее нравственный авторитет в народе. Только обоюдная умеренность и долговременная привычка к свободе могут смягчать столкновения.Наоборот, величайшею помехой мирному сожительству является фанатизм, как религиозный, так и антирелигиозный. Тут вопрос разрешается не столько государственною политикой, сколько развитием нравов и понятий. Только распространение истинного просвещения может привести к утверждению правильных отношений.

Эти затруднения неимеют места в отношении квероисповеданиям, не имеющим ни широкого распространения, ни крепкой организации. Сюда принадлежат многочисленные христианские и нехристианские секты. К ним вполне приложима система терпимых церквей, даже совместно с господствующею церковью или с признанными вероисповеданиями. Тут основным началом должна быть самая широкая терпимость. Этого требуют не только неискоренимые права совести, не только справедливость и человеколюбие, составляющие высшие руководящие начала государственной деятельности, но и здравая политика, не ослепленная узким фанатизмом или ложным пониманием отношений государства к церкви. Истинное зло для государства составляет не распространение сект, а их подавление. Распространение сект свидетельствует о подъеме религиозного чувства в народе. Оно является результатом высоконравственных, а не каких-либо низких, корыстных или безнравственных стремлений. Переходят в секты те люди, которых душа не находит удовлетворения в официальном формализме, а ищет живого духовного единения с Верховным источником всякой жизни.Какими путямипроисходит этоприближение души к Богу, совершающееся в глубинесовести, это скрыто от человеческих взоров и менее всего подлежит ведению государственной власти. Государство обязано только не касаться этих святых отношений, в которых человек обретает высший подъем духа и в которых поэтому и оно само обретает высшие нравственные силы, ибо от нравственных сил общества зависит и нравственная сила государства. Напротив, посягательство на святыню совести понижает нравственный уровень государства, которое делается орудием узкого фанатизма.Нарушаятребованиясправедливостиичеловеколюбия,оно,какужебылозамеченовыше,

Система ГАРАНТ774

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

не только сеет озлобление и ненависть в угнетенных, но возбуждает против себя благороднейшие сердца среди граждан, которые возмущаются произволом и насилием, учиняемым над совестью.

Поэтому даже там, где религиозные секты носят более или менее враждебный государству характер, к ним следует относиться не иначе как с величайшею осмотрительностью. Обыкновенно враждебное государству настроение вызывается именно угнетением. Когда людей оставляют в покое и оказывают им покровительство, они не чувствуют никакой злобы. Есть секты, которые признают долгом совести не исполнять известных государственных требований, которые отказываются, например, от принесения присяги или от военной службы. В государствах, где господствуют правильные взгляды на права совести и человеколюбивые отношения к подданным, эти требования заменяются другими, не нарушающими религиозных понятий секты. Квакерам разрешается вместо присяги простое утверждение своим словом; с меннонитов вместо военной службы взимается особенная подать. Есть и такие секты, которые отказываются от исполнения каких бы то ни было государственных обязанностей. Но и тут, пока они оказывают только страдательное сопротивление, нет никакой необходимости прибегать к строгим карам; достаточно тех принудительных мер, какие принимаются, например, против неисправных плательщиков. Во всяком случае, государство должно избегать всякой жестокости. Это составляет безусловное требование не только человеколюбия, но и политики. Дать возможность всем частям подвластного населения жить в мире и пользоваться беспрепятственно плодами своего труда - таково высшее призвание его на земле. Насилие оправдывается только там, где без него нельзя обойтись, а жестокость не оправдывается никогда. Она только возмущает совесть и остается пятном на государственной и народной жизни.

С этой точки зрения следует смотреть и на те вопросы, в которых к религиозным мотивам присоединяются и другиесоображения; таков вопросеврейский. Он имеет свою долгую и печальную повесть. На поприще всемирной истории были два народа, которым человечество обязано высшими своими духовными благами: эллины и евреи. От первых оно получило те высшие начала светской культуры, которые легли в основание всей новой цивилизации; вторым оно обязано всем своим нравственным достоянием. Но первые, как весенний цвет, исчезли, совершив свое дело; вторые же, униженные, угнетенные, рассеянные по всей земле, сохранили в течение тысячелетий непоколебимую веру в завет своих предков, авместе стем крепкую внутреннюю связь ирезкиечерты национального характера. Мало того; это удивительное племя, щедро одаренное самыми разнообразными талантами, сумело среди самого унижения сделаться общественною силой. С непреоборимою крепостью духовного строя у него соединяется изумительная изворотливость в денежных делах и ничем не смущающаяся настойчивость в преследовании своих целей. Вследствие этого уже в средние века евреи сделались главными капиталистами среди европейских народов. К ним самые их притеснители должны были постоянно обращаться за помощью. Когда же, с устранением религиозного гнета и с водворением общей свободы, перед ними открылось широкое поле для деятельности, они сделались царями финансового мира. И на всех других поприщах - в науке, в искусстве, в литературе, особенно в журналистике, в самых разнообразных общественных сферах - они заняли выдающееся, а иногда господствующее положение.

Но именно эти успехи презираемого племени возбудили против него усиленную неприязнь, которая в значительной степени продолжается и доселе.Между тем как законодательства установили всеобщую свободу и гражданское равенство, между тем как в нравах и понятиях образованных обществ водворялись начала терпимости и человеколюбия, в массах, направляемых слепыми инстинктами и пошлыми побуждениями, продолжала держаться упорная вражда к чуждому элементу. С религиозною нетерпимостью соединяются самые низменные человеческие чувства: ненависть к богатству, зависть к успеху, желание устранить деятельную конкуренцию, наконец какоето чисто животное озлобление, подобное тому, которое возбуждает собаку против кошки. Жид представляется синонимом чего-то грязного и презренного. Христианин видит в нем не брата, а существо низшей породы. Забывают, что именно от этого существа мы получили высшее, что есть в человеке,- закон милосердия и любви, что из этого племени вышли и пророки и апостолы, что от него родился сам Христос. Все эти священные заветы заглушаются и попираются ногами под влиянием

Система ГАРАНТ775

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

экономическое положение России было бы иное, если бы с евреев сняты были все стеснения и им дозволено было, как и всем людям, беспрепятственно расширять свою деятельность, селиться где угодно и заниматься чем угодно. Надобно надеяться что это совершится в недалеком будущем. Начало гражданской свободы, водворенное у нас великими преобразованиями Александра II, слишком громко вопиет против этих остатков средневековых воззрений.

Такой же осторожности, как и религиозные верования, требуют от государственной власти ее отношения к светскому просвещению. И тут она ложною политикой может обратить против себя силы, которые ей выгодно иметь своими союзниками и которые менее всего поддаются принуждению.

Пользасветскогообразованиядлягосударстватаквеликаиочевидна,чтообэтомнечегомного распространяться. Все государственное развитие нового времени шло рука об руку с успехами просвещения. Освободившись от пут средневековой теократии, государство стало на чисто светскую почву, и в этом движении оно нашло союзника и опору в светской науке, которая стоит на той же почве и следовала тому же процессу. Государственный быт покоится не на одних темных инстинктах народных масс, но прежде всего и более всего на сознательном к нему отношении высших слоев общества, которые одни дают правительству образованные силы, необходимые для управления государством. Толькоприясномпониманиисвоихзадачиусловий своегосуществованиягосударство приобретает возможность исполнять свое призвание, а это понимание дается наукой и образованием. Государства управляются мыслью, а не слепыми инстинктами. Просвещение дает им и орудия действия. Только призывая на помощь просвещенную наукой человеческую изобретательность, государство может успешно бороться с своими соперниками и удержать свое место в ряду других. Отставая в просвещении, оно неизбежно нисходит на низшую ступень.

Но если государство нуждается в просвещении, то оно должно принимать во внимание и необходимые его условия. Первое заключается в умственной свободе, которая составляет движущую пружину всякой умственной деятельности; это - самый воздух, которым она дышит. Церковь государство может привязать к себе или даже обратить в свое орудие дарованием ей всякого рода льгот и привилегированного положения; с светским просвещением такая политика немыслима, ибо оно не оставляет организованной силы и не заковано в неизменные догматы. Сущность его состоит в неустанном, свободном движении человеческой мысли, ищущей истины и открывающей в этом искании все новые и новые орудия и пути. Просвещение, по самой своей природе, есть независимая сила, свободное веяние духа, ускользающее от всяких определений и разрушающее всякие преграды.

Именно эти свойства светского просвещения заставляют некоторых писателей враждебно относиться ко всякому вмешательству государства в эту область. В покровительстве, которое государство оказывает наукам и искусствам, они видят положительный вред. На такую точку зрения становился Бокль в своем знаменитом сочинении о Цивилизации в Англии. Подтверждением этого взгляда может до некоторой степени служить английская история, которая действительно представляет самобытное развитие просвещения помимо всякой правительственной деятельности, что не мешало англичанам сделаться одним из образованнейших народов мира. Однако такое воззрение страдает значительною односторонностью. Там, где, как в Англии, в общественной жизни господствует начало самодеятельности, на котором зиждется не только светское просвещение, но и самый государственный быт, там между обоими элементами само собой установляется необходимое согласие. Но при других условиях отношения могут быть совершенно иные: иногда государство отстает от требований просвещения, а иногда, наоборот, оно, с своими практическими требованиями, стоит впереди. В первом случае происходит разлад, который в конце концов может привести даже к переворотам; во втором случае государственная власть стремится насаждать просвещение и таким образом поднять общество к уровню своих требований.

Лучшим примером политики последнего рода может служить Россия, где все развитие просвещения происходило по инициативе правительства. Толчок был дан могучим гением Петра, который выдвинул Россию в ряды европейских народов. Его царствование составляет величайшую эпоху не только государственного, но и общественного развития русского народа. Его преемники

Система ГАРАНТ777

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

продолжали его дело. Устроены были университеты, гимназии и разные другие высшие и средние учебныезаведения; молодых людей посылали учиться заграницу; требованиеобразования сделалось условием для достижения высших чинов на службе. Монархи, проникнутые уважением к просвещению, как Екатерина II и Александр ?, требовали образования и от окружающих. Идущее сверху направление постепенно распространялось и в средних слоях, всюду пробуждая мысль и потребность учения. Восприимчивая русская натура легко поддавалась этим требованиям и быстро усвоивала плоды просвещения, сперва, как водится, с внешней их стороны, а затем, мало-помалу, с большею основательноетью и глубиной. Возникла русская литература, свидетельствующая о самостоятельном творчестве народного духа. Русская мысль стала проникать во все области знания, всюду проявляя свои силы.

Но чем самостоятельнее становится мысль, тем более она ускользает от внешнего руководства. Правительство может насаждать просвещение, но оно не в силах его направлять. Скоро оказывается, что взлелеянный ребенок хочет мыслить сам и не поддается указке. Чем настойчивее стремятся наложить на него руку, тем более он возмущается против опеки. Тогда правительство объявляет направление просвещения вредным и хочет ставить ему преграды. Оно установляет строгую цензуру; нередко оно вступает в союз с церковью и старается светскую науку подчинить религиознымначалам. Такоереакционноедвижениепроявлялось во многихгосударствахЕвропы; но всюду оно имело результатом только полный неуспех.

Назидательный пример в этом отношении представляет Германия в первой половине нынешнего столетия. Там великие войны освобождения произвели необыкновенное возбуждение умов; и консерваторы и либералы с одинаким воодушевлением шли на защиту отечества. Но после мира надежды либералов были обмануты; охранительная политика Австрии получила полный перевес. При таких условиях брожение, очевидно, не могло скоро улечься. Начались волнения в университетах; газеты сделались органами демократической пропаганды. Наконец, убийство Коцебу обнаружило всю крайность обострившихся отношений. Тогда, по настоянию Австрии, приняты были общие меры против печати и университетов. Но они возбудили только общее негодование всех мыслящих людей в Германии. Не только либеральные профессора, как Дальман, но и строгие консерваторы, как Нибур, который был прусским посланником в Риме, были возмущены. "Я не поклонник германских университетов, - писал последний Штейну в 1822 году; - я считаю их даже извращенными учреждениями; но такого рода меры внушены скотскою ненавистью (von einem bestialen Hass) к науке и просвещению и обращеныстолько же против В. Превосходительства и меня, сколькопротивбедныхстудентов.Впрочем, я боюсь, чтонаше юношество находится наплохом пути; но кто в этом виноват перед Богом? Каково это юношество было в 1814 году, его можно было вести вперед к энтузиазму во имя всего истинного и ко всякому славному подвигу. Теперь невежество есть рекомендация, а наука повод к проскрипции"*(94). Результатом того, что Нибур называл скотскою ненавистью к науке и просвещению, было то, что эти силы обратились против угнетающих их правительств. Революционное движение 1848 года показало, насколько демократическая пропаганда, которую думали подавить внешними мерами, успела укорениться в умах. Она на первых порах все унесла перед собою и пала только вследствие полной неприготовленности общества к действию.

Для нас, русских, еще назидательнее результаты стеснительных мер, принятых в ту же эпоху

ипо тем же побуждениям русским правительством. У нас реакция, наступившая после великих войн

иособенно после несчастного возмущения 1825 года, приняла еще несравненно большие размеры, нежели в Западной Европе. Уровень образования русского общества был гораздо ниже, а потому

отпор был меньше и меры можно было принимать еще более строгие. Тогда как в Германии книг и были избавлены от цензуры, что давало возможность свободного обсуждения научных вопросов, а в мелких государствах существовало даже конституционное правление с свободою печати, у нас правительственная цензура простиралась на все произведения человеческого ума и достигала размеров, которые были бы невероятны, если бы они не были точно удостоверены. Записки и воспоминания современников, даже самых умеренных, свидетельствуют о том неслыханном гнете, который тяготел над русскою мыслью. Печатание даже чисто ученых книг встречало почти

Система ГАРАНТ778

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

непреодолимые затруднения; мысль подвергалась самому безобразному и невежественному искажению. Всякое свободное слово, все, что хотя отдаленными намеками отзывалось либерализмом или вольнодумством, беспощадно вычеркивалось. Несчастных цензоров сажали на гауптвахту за совершенно невинные статьи, которые кому-либо из влиятельных лиц почему-либо не понравились. С 1848 года поход против просвещения сделался еще более грозным и настойчивым. Вследствие революционных движенийв ЗападнойЕвропе все русское юношество и вся мыслящая часть русского общества подверглись подозрению. Умный и образованный министр, который дотоле хотя скольконибудь ограждал русские университеты от натиска реакции, вышел в отставку. Еще прежде него вышел просвещенный попечитель Московского учебного округа. На место его был назначен старый генерал, вовсе не причастный образованию. Число студентов в каждом университете, кроме медицинского факультета, было ограничено тремястами. Во время Крымской войны в университеты введено было военное обучение. На кафедры философии были посажены священники. Цензурные строгости достигли таких размеров, что печатать что-либо, отзывающееся мыслью, сделалось почти невозможным. Те, которым довелось жить в те времена, помнят ту невыносимо удушливую атмосферу, в которую погружено было зреющее русское просвещение. И казалось, что из этого положения нет исхода. Всемогущее правительство, не знавшее границ своей воле, тяготело над умственною жизнью общества так, что не давало ему дохнуть.

К чему же окончательно привела эта политика? Непосредственным результатом было то, что все способное мыслить и чувствовать, без различия направлений, умеренные и крайние, славянофилыизападники,обратилисьпротивправительства.Трудноизмеритьтуглубинуненависти, которая накипела в эти печальные годы в сердцах русских образованных людей. Записки Герцена могут дать об этом некоторое понятие. И, как естественно в таком положении, крайние направления получали все больший и больший перевес. К ним переходили даже люди склонные к консервативному образу мыслей. Разумеется, явно высказываться они не могли; но на частных сходбищах, в литературных кружках велись горячие прения; на кафедре раздавалось более свободное слово. С помощью всяких изворотов и умолчаний мысль пробивалась и в журнальных статьях, которые, падая на восприимчивую почву, получали самое широкое распространение. Русское общество приучилось читать между строками, угадывать то, что не досказывалось. Всякий, даже отдаленный намек встречал восторженное сочувствие и переходил из уст в уста. Под всеподавляющим гнетом происходила тайная работа, но вместе накоплялись и семена ненависти и озлобления. И когда, наконец, спеременой царствования и под влиянием внешних событий, этот гнет был снят и долго подавленная мысль ринулась на открытое ей поприще со всем упоением новоприобретенной свободы, умеренное направление скоро было перегнано крайним. Привыкшее к оппозиции, общество смотрело с оппозиционной точки зрения даже на самые благие начинания правительства. Под официальными заявлениями преданности скрывалось неисцелимое недоверие. Всякое слово в пользу власти разом лишало писателя популярности; напротив, крайние направления приобретали все больше и больше влияния. Скоро они от слова перешли к делу и проявились в социалистической пропаганде, которая поставила себе целью разрушение всего существующего общественного строя. Когда же злодеяния этой партии вызвали, наконец, реакцию и в правительстве и в самом обществе, умеренное направление опять осталось внакладе. При разгаре страстей голос благоразумия менее всего может рассчитывать на успех. Борьба умеренных людей с крайними партиями становится тем затруднительнее, чем менее она находит поддержки в правительстве. Последнее, становясь на сторону односторонней реакции, тем самым способствует развитию другой крайности. Здоровая середина исчезает под напором противоположных течений.

Между тем правительство должно дорожить именно этими средними, здоровыми элементами, которые представляют истинное зерно просвещения. Движение человеческой мысли состоит не только в открытии новых путей, но прежде всего в сохранении и упрочении приобретенного. В этом заключается истинное существо развития. Только при этом условии прошедшая работа не пропадает даром; только этим установляется живая связь поколений, составляющая сущность исторического процесса. Мысль, оторванная от своих корней, теряет почву. В общественной жизни, в особенности,

Система ГАРАНТ779

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

прочно только то, что имеет корни в прошедшем. Не отрицание, а постижение исторического содержания составляет задачу науки. Истинное просвещение старается связать противоположные элементы, становясь посредине между узким и упорным отстаиванием прошлого и легкомысленным скаканием к неизвестному будущему. Поэтому оно представляет самую надежную опору государственного порядка, имеющего ввиду исполнить настоящую задачу государства - сохранять, улучшая. Поэтому и государство должно им дорожить. Отталкивая от себя просвещенных людей, оно подрывает собственные свои основы. Правительство, которое хочет подавить просвещение, может временно удержать свое положение, но оно имеет против себя будущее. Ибо просвещение есть, по существусвоему,прогрессирующий элемент,которыйили явнымнатиском,или тайными изворотами разрушает все преграды и тысячью путями завоевывает себе большее и большее место в человеческой жизни. Вступать в борьбу с элементом, одаренным такою энергией и такою эластичностью, есть совершенно безумное предприятие, не имеющее ни малейшего шанса на успех.

Но если государство должно искать союза с просвещением, то оно прежде всего должно признать в нем независимую силу. С ним можно обращаться, как с ребенком, пока оно само еще ребенок. Но как скоро оно пришло к самосознанию и почувствовало свою самостоятельность, к нему следует относиться суважением, признать внемсоюзника,скоторымнадобносчитаться,ане орудие, которым можно действовать по произволу. Поэтому нет более превратной политики, как та, которая всякую самостоятельную мысль считает явлением революционным и осуждает независимость наравне с возмущением. А именно к этому склонна власть, не знающая границ своей воли. Она привыклавидеть,чтовюридическойобластивсепереднеюсклоняется;атутонавстречаетдуховную силу, которая не поддается никаким внешним требованиям и следует только собственному убеждению. В обществе, для которого безусловное повиновение есть закон, это представляется каким-то ненормальным, даже чудовищным явлением. Но если умеренность вообще составляет первое требование здравой политики, если самоограничение есть высшее нравственное свойство власти, то здесь эти требования выдвигаются с особенною настойчивостью, ибо здесь власть имеет дело с силою, которую никакими средствами нельзя удержать в повиновении. Управлять с независимыми силами, без сомнения, гораздо труднее, нежели обращаться с слепыми орудиями; но зато результат несравненно плодотворнее. Надобно только ясно сознавать свою задачу, знать, что государство может делать и чего оно должно искать.

Меры, которые могут быть приняты в этой области, двоякого рода: отрицательные и положительные. Одни имеют ввиду предупреждение или пресечение вредных и опасных явлений, вторые - содействие просвещению.

Меры первого рода требуют особенной осторожности, ибо они часто могут приносить более вреда, нежели пользы. Безусловно отвергать их нельзя, и тут, как во всей области политической деятельности, все зависит от временных и местных условий, от состояния общества, от его умственного уровня, наконец от образа правления. В свободных государствах естественно допускается полная свобода теоретических изысканий, составляющая главное условие умственного развития. Свобода духа находит здесь высшую свою гарантию. При неограниченном правлении полная свобода идет вразрез с существующими учреждениями. Здесь по необходимости пытливому разуму полагаются границы, сообразно с требованиями общественной жизни. Они тем теснее, чем ниже умственный уровень общества, чем менее оно заключает в себе самостоятельных сил и способности судить о теоретических вопросах. Но именно тут всего легче вместе с вредными или опасными проявлениями мысли подавить и самостоятельные зародыши ее развития или толкнуть ее на неправильные пути. Мы видели, к каким печальным последствиям приводит в этом отношении ложная политика. Можно положить общим правилом, что предупредительные меры против чисто теоретических изысканий всегда составляют зло. Они приложимы к летучей литературе, но никак не к книгам, которые во всяком случае должны быть изъяты от предварительной цензуры. Без этого немыслимо здоровое и правильное умственное развитие. Самые меры пресечения в отношении к книгам должны руководиться законом, а не произволом. Административные кары опятьтаки приложимы к ежедневной летучей литературе, а не к сочинениям, на которые положены нередко

Система ГАРАНТ780

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

целые годы кропотливых изысканий. Изъятие их от произвола требуется уважением к мысли и труду. Конечно, и в объемистом сочинении можно проводить всякого рода разрушительные учения; но против этого должен действовать закон, а не произвол. Закон должен определить, что разрешено и что дозволено. При этом следует иметь ввиду и состояние умов, и образ правления, и религиозные страсти, наконец даже предрассудки общества; но когда законом установлены известные пределы, писатель знает, что можно говорить и чего нельзя. Он не принимается за долголетнюю работу, рискуя тем, что плод ее будет уничтожен случайною прихотью узкого администратора. Конечно, в области мысли определить границы дозволенного и недозволенного весьма мудрено; тут всегда остается широкое поле для оценки. Но именно для этого и существует независимый и беспристрастный суд, которому эта оценка должна быть поручена. Равноудаленный и от односторонности бюрократических взглядов, и от общественных увлечений, соединяя в себе сознание требований порядка и внимание к существенным желаниям общества, он один может дать надлежащие гарантии как власти, взывающей к каре, так и мысли, ищущей свободы. Этим путем всего легче и правильнее установляется и постепенное расширение умственной свободы, составляющее высшую цель самых карательных мер. Чемболеезреет общественная мысль, обставленная надлежащими гарантиями, тем более эти меры становятся бесполезными. Высшее развитие просвещения вовсе их не допускает; с водворением духовной свободы они отпадают сами собой.

Совершенно иное значение имеют меры, содействующие просвещению. И тут, как сказано, государство должно отказаться от мысли, что оно может давать направление науке и литературе. Но на высших ступенях, так же как и на низших, оно может и должно иметь попечение о рассадниках просвещения, в которых воспитывается юношество. В Общем Государственном Праве были рассмотрены как учреждения, которые устраиваются государством, так и вопросы, при этом возникающие. Эти вопросы прежде всего технического свойства, касающиеся педагогии; их здесь не местообсуждать.Нок нимпримешиваютсяивопросыполитические.Внизшихшколахоникасаются отношения к церкви, в высших - свободы преподавания.

Об отношениях к церкви и духовенству мы уже говорили. Мы видели, что при всей громадной пользе, которую доставляет союз с церковью, государство не может отказаться от собственного заведования народною школой, а этим установляется светский характер последней, ибо государство само есть светское учреждение. Здесь, как и везде, первое правило здравой политики состоит в соображении существующих условий. Там, где церковь издавна заведовала народною школой и показала в этом деле свою силу и свое умение, изъятие школы из ее ведомства должно совершаться не иначе как с величайшею осмотрительностью, только тогда, когда этого настойчиво требуют интересы светского образования или когда это вынуждается властолюбивыми притязаниями духовенства. Напротив, там, где школы возникли и устроились деятельностью светских лиц, подчинение их церковной власти составляет ничем не оправданное посягательство на их самостоятельность. Если оба элемента, светский и церковный, оказывают одинаковое рвение к этому делу, то предоставление им свободы под надзором государства составляет наилучшее решение вопроса. Но всего хуже искусственное возбуждение соперничества там, где оно в действительности не существует. Вместо желанного согласия водворяется взаимная вражда, здоровые светские элементы отвращаются от властолюбивой церкви, а вместе и от государства, которое поддерживает ее притязания. Такой порядок вещей идет наперекор тем целям, которые государство должно поставить себе в народном образовании. И чем более развивается светское просвещение, чем более оно заключает в себе сил, тем менее оно поддается церковному влиянию. В недавнее время проект прусского правительства, подчиняющий в некоторой степени народные школы духовенству, встретил такой единодушный отпор во всех просвещенных слоях общества, что министерство принуждено было взять его назад. А так как светское просвещение, по существу своему, есть развивающееся начало, то ему и в этом отношении принадлежит будущее.

Еще в гораздо большей степени свободное развитие светского просвещения требуется в высших школах. Относительно университетов задача политики, имеющей ввиду истинные интересы просвещения, заключается в том, чтобы образовать из них самостоятельные корпорации, одаренные

Система ГАРАНТ781

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

внутренними силами и способные иметь нравственный авторитет над обучающимся юношеством. В первой части курса мы видели, что в этом состоит истинное существо университетов. Они призваны быть не только учебными заведениями, но и рассадниками науки, центрами умственной деятельности. От них зависит в значительной степени настоящее и, еще более, будущее умственное развитие общества. Но именно это развитие требует прежде всего свободы, а свобода возможна только при независимом положении учащей корпорации. Без этого не могут создаться ни крепкие умственные силы, ни нравственный авторитет. Поэтому всякие стеснительные меры, всякие стремления к подавлению самостоятельности университетов и к введению в них бюрократического элемента могут принести только вред народному просвещению. Чем последовательнее проводятся такие меры, тем значительнее проистекающее от них зло. Мы уже указывали на печальные плоды такой политики. Она понижает умственный и нравственный уровень общества и возбуждает против государства силы, которые ему полезно иметь за себя.

Без сомнения, о безусловной свободе университетского преподавания не может быть речи. Университет не есть открытое для всех поприще, на котором каждому предоставляется возвышать свой голос. Он имеет свое призвание, которое налагает на него известные обязанности, а с тем вместе установляет для мысли известные границы. Эти границы полагаются требованиями науки и преподавания. Государство не может допустить, чтоб университетские кафедры делались центрами иорудиямиразрушительнойпропаганды.Ножелательно,чтобывсякиеуклоненияотистинныхцелей преподавания пресекались собственною внутреннею деятельностью и нравственным авторитетам корпорации. Только в крайних случаях может быть допущено внешнее вмешательство власти. Условием для этого служит хороший состав самой корпорации. В этом деле государство не может оставаться безучастным. Если выбор профессоров полезно предоставить самим университетам, которые могут быть лучшими судьями ученых достоинств, то государственной власти во всяком случае принадлежит право утверждения. Самовосполняющиеся корпорации, особенно при невысоком уровне образования и при отсутствии конкуренции, легко могут обратиться в замкнутые кружки, покоящиеся на своих привилегиях и перестающиезаботитьсяоб истинном своем призвании. Контроль государственной власти полагает этому преграды. Но контроль, в свою очередь, не должен превращаться в опеку. Государству в деле высшего просвещения принадлежит содействие, а не руководство, к которому оно неспособно. Оно никогда не должно упускать из виду, что оно имеет дело с независимыми силами, с которыми надобно обращаться с уважением и осторожностью. Просвещение, более нежели какая либо другая область, требует бережного и внимательного к нему отношения. Только многолетнее и неуклонное шествие по намеченному правильному пути обеспечивает надлежащий успех. Всякие же реакционные меры, в особенности всякие колебания между послаблениями и произволом, здесь вреднее, нежели где-либо. Они вносят смуту в умы, возмущают нравственное чувство и подрывают необходимый авторитет. Здесь всего более необходимы ясность взгляда и твердость направления.

Для того чтоб исполнить эту задачу, необходимо, чтобы лица, которым вверяется управление народным просвещением, сами стояли на высоте этого просвещения. По-видимому, это - самоочевидное, даже элементарное требование; а между тем, на практике, оно с разных сторон встречает препятствия. В конституционных государствах существенною помехой служит парламентское правление, в котором министерские места замещаются далеко не всегда в видах общественной пользы, а обыкновенно в интересах господствующей партии. Вследствие этого управлять народным просвещением часто призываются лица, вовсе к тому не приготовленные. Поправкою этому злу может служить только учреждение постоянного совета, независимого от смены партий и составленного из людей, обладающих бесспорным знанием и авторитетом. Если он не заменяет инициативы министерства, то этим способом, по крайней мере, существующий порядок ограждается от произвола. В неограниченных правлениях является помеха другого рода. Она заключается в свойствах владычествующей бюрократии, которой обыкновенно вверяется управление. Бюрократия всегда склонна к рутине и формализму; всякое свободное движение ей неприятно. Но именно это есть смерть для тех независимых сил, с которыми ей приходится иметь

Система ГАРАНТ782

/

828