Поведенческая экономика

Как у научной дисциплины, у экономики большие проблемы, потому что экономисты вообразили идеальную, гладкую рыночную систему. Если мы хотим вернуть былую репутацию, то экономике придется переориентироваться на куда менее заманчивый образ. Образ рыночной экономики, у которой есть ряд преимуществ, но которой приходится прорываться сквозь ряд проблем и шероховатостей. Хорошая новость: нам не придется начинать с нуля. Даже в лучшие времена экономики «идеального рынка» было проделано очень много исследований о том, как именно реальная экономика отличается от теоретического идеала. Вероятно, сейчас должно произойти (и уже происходит) перемещение экономики «проблем и шероховатостей» с периферии экономической науки в ее центр. Одна из хорошо развитых школ, вполне отражающая тот образ мысли, о котором я говорю, – поведенческая теория финансов. Практики этого подхода делают акцент на двух вещах. Во-первых, многие реальные инвесторы не слишком похожи на бездушные ЭВМ теории эффективных рынков: они подвержены стадному поведению, припадкам иррационального расточительства и неоправданной паники. Во-вторых, даже те из них, которые пытаются основывать свои решения на холодном расчете, зачастую обнаруживают, что у них это не получается: проблемы доверия и нехватки возможностей, чтобы предоставить залог, заставляют их двигаться вместе с «толпой». По первому пункту: даже в лучшие времена гипотезы эффективного рынка было очевидно, что многие живые инвесторы совсем не действуют так рационально, как это предполагают теоретические модели. Ларри Саммерс однажды начал статью по финансам с фразы: «ИДИОТЫ ЕСТЬ. Посмотрите вокруг». Но о каких именно идиотах мы сейчас говорим? (Впрочем, в академической литературе предпочитают термин «noise traders», то есть игроки, не смотрящие на фундаментальные факторы, а руководствующиеся только стадным чувством и теханализом). Поведенческая теория финансов, основанная на более широкой теории поведенческой экономики, пытается ответить на этот вопрос, сопоставляя очевидную иррациональность поведения инвесторов и хорошо известные погрешности работы человеческого сознания. К таковым относится, например, тенденция больше обращать внимание на небольшие убытки, чем на небольшие прибыли, или же готовность экстраполировать локальное явление на общую картину (к примеру, из того факта, что цены на недвижимость в последние несколько лет росли, делать вывод, что они продолжат расти и дальше). До кризиса защитники теории «эффективного рынка», такие, как Юджин Фама, отвергали доводы поведенческой теории как набор «забавных фактов», не имеющих прикладного значения. Этого подхода все труднее придерживаться теперь, когда лопнул – и взрыв этот сотряс всю мировую экономику – огромный пузырь, который экономисты поведенческой школы своевременно выявили. К примеру, Роберт Шиллер из Йельского университета ставил его в ряд имевших и ранее место явлений «иррационального расточительства». Давайте предположим, что идиоты, и правда, существуют. Насколько значимо для экономики их наличие? Милтон Фридман в очень известной работе 1953 года заявлял, что не слишком: умные инвесторы зарабатывают деньги, покупая, когда идиоты продают, и продавая, когда идиоты покупают. Таким образом рынки стабилизируются. Но поведенческая теория финансов утверждает, что Фридман ошибался, что финансовые рынки зачастую оказываются глубоко нестабильными, и прямо сейчас этот взгляд довольно сложно опровергнуть. Может быть, самой важной работой по этому поводу была статья Андрея Шлейфера из Гарварда и Роберта Вишни из Чикаго, напечатанная в 1997 году, которая пыталась формализовать старый афоризм «рынок может остаться иррациональным дольше, чем вы сможете оставаться платежеспособным». Как они указали, арбитражерам – людям, которые должны покупать дешево и продавать дорого, – нужен для этого капитал. А сильное падение цен на активы, которое, возможно, никак не скажется на глобальных показателях, может просто разорить их. Как результат, «умные инвесторы» вытеснены с рынка, и цены уходят в штопор. Нынешний финансовой кризис кажется лучшим наглядным пособием по опасностям финансовой нестабильности. И ключевые идеи, лежащие в основе моделей по финансовой нестабильности, доказали свою актуальность для экономической политики. Концентрация на остаточном капитале финансовых учреждений помогла принять меры после краха Lehman. И есть ощущение (скрестите пальцы!), что эти действия успешно предотвратили новый, еще более страшный финансовый кризис. Тем временем посмотрим, что же у нас с макроэкономикой? Недавние события достаточно однозначно опровергли идею, что рецессии – оптимальный ответ на колебания темпа технического прогресса. Даже стандартные неокейнсианские модели не предполагают возможности кризиса, похожего на текущий, потому что все эти модели в большей или меньшей степени основывались на предпосылке «эффективного рынка» при суждении о финансовом секторе. Хотя были и исключения. Одна линия экономической теории, которую основал не кто иной, как Бен Бернанке, работая совместно с Марком Гертлером из Нью-Йоркского университета, делала упор на то, что отсутствие достаточного обеспечения может негативно влиять на способность компаний мобилизовать средства и находить инвестиции. Связанное с этим направление теории, над которой, в основном, работает мой коллега из Принстонского университета Нобухиро Киётаки, а также Джон Мур из Лондонской школы экономики, утверждает, что цены на такие активы, как недвижимость, могут испытывать самоподдерживающиеся спады, которые, в свою очередь, подставляют под удар всю экономику в целом. Но до сих пор влияние неправильно функционирующей финансовой системы не было в центре внимания даже кейнсианской экономической теории. Очевидно, теперь все изменится. В любом случае, похоже, кейнсианские воззрения остались единственными достойными внимания. ЗАНОВО ОТКРЫВАЯ КЕЙНСА 

Вот что, я думаю, нужно делать экономистам. Во-первых, им следует признать тот неприятный факт, что финансовые рынки очень далеки от совершенства, что они подвержены исключительного масштаба заблуждениям и безумству толпы. Во-вторых, им требуется признать – и это будет очень сложно тем, кто хихикал над теориями Кейнса, – что кейнсианство остаётся лучшей из имеющихся теорий о природе рецессий и депрессий. В-третьих, им придется приложить все возможные усилия, чтобы включить финансовый сектор в макроэкономическую картину. Многим экономистам эти изменения покажутся очень неприятными. Пройдет много времени, пока новые, более реалистичные подходы к финансам и макроэкономике смогут предложить ту ясность, полноту понимания и интеллектуальную красоту, которой отличается неоклассическая теория. Некоторым экономистам будет сложно отвергнуть неоклассицизм, несмотря на его полный провал в объяснении крупнейшего экономического кризиса за три четверти века. Нынешний период заставляет вспомнить высказывание Генри Л. Менкена: «Для любой человеческой проблемы всегда можно найти легкое решение – изящное, правдоподобное и ошибочное». Если говорить о «слишком человеческой» проблеме рецессий и депрессий, экономистам придется проститься с изящным, но ошибочным ее решением, предполагающим, что люди всегда рациональны, и рынки работают идеально. Взгляд на проблему, который сейчас рождается, по мере того, как наша наука переосмысливает свои основы, может быть, не слишком сфокусирован; картина точно будет не слишком изящной; но нам остается надежда, что, может быть, в этот раз оно будет хотя бы немножечко верным.

Оригинал статьи

Пол Кругман, лауреат Нобелевской премии